Do you have any Russian guests? (Тосканская история)

Я в Италии. Еду на три дня в маленький тосканский сельский отель. Помедитировать, пофотографировать и вообще. Восторги трипадвайзера, мишленовская звездочка. Два часа от трассы Флоренция — Рим по зеленому серпантину. Последние пять километров поднимаюсь по грунтовой дороге вверх на самую высокую гору в округе. Да, с уединением все будет в порядке — уже минут двадцать как деревни кончились, еду один, разве что впереди маячит какое-то серебристое пятнышко. Тишина, покой, вокруг горные ручьи, белые облака и темно-зеленые кипарисы. По правую руку далеко внизу долина Арно, в ней хлопьями лежит туман. Дух захватывает, как и планировалось.

Последняя петля, очень крутой въезд в усадьбу. Ворота. И передо мной в ворота въезжает то самое серебристое пятнышко, которое, видимо, некоторое время тупило и искало дорогу, тычась в проселочные грунтовки.

Пятнышко вырастает в Мercedes SLK. Машина паркуется, из нее вылезает пара вполне милых, но немного уставших от горной дороги людей. Отлично, я не против людей, если их немного. Ну, а много тут и не будет: в отеле всего шесть номеров.

По сосредоточенным напряженным лицам понимаю, что это, похоже, русские. Через окно доносится: ну-все-е*****-в-рот-доехали-ох-как-же-я-за****cя. 

Потихонечку вынимаю фоторюкзак и чемодан (портье в это время, махнув мне рукой, вытаскивает их вещи из тачки) и не спеша двигаюсь к ресепшену.

Осматриваю усадьбу — впечатляет. Камни старые, арки глубокие, крыша в черепице, стены не то в плюще, не то в диком винограде — я их путаю. Пропорции палладиевские, все очень правильно.

Тихо захожу в внутрь. Осматриваюсь. Красиво. Бар с камином. Рояль в углу. В рояль я не верю — кто тут на шесть номеров концерты будет давать без спецзаказа?

Мужик, стоя спиной ко мне и лицом к консьержу, спрашивает: Do you have any Russian guests? Женщина испытующе смотрит на консьержа и тревожно на меня. Я еще не успел подойти.

Я прикидываю: что за дела? Это обычные русофобы или на чувака объявлена тотальная охота и он пасет собственных киллеров? В это время консьерж с уверенной улыбкой говорит: No, sir, we don’t have any — и видно: этот итальянец из глубинки знает, что его ответ понравится.«Нет никаких русских, слава Богу, сэр. Расслабьтесь!»

Я недолюбливаю упертых националистов. У них мозги немного неуклюжие. Я не люблю никаких национальных фобий, даже таких невинных и политически корректных, как франкофобия.

Не любишь ты, например, французов. Отлично. А кого вот ты не любишь конкретно? Бельмондо? Эдит Пиаф? Экзюпери? Мари Лафорет? Джо Дассена? Проспера Мериме? Может, ты и д'Артаньяна с Атосом в детстве не любил? А, знаю… Не любишь ты французика из Бордо, которого Грибоедов придумал 190 лет назад и не любить которого тебя научила тупая училка в школе… Ну-ну.

Русофобов я, соответственно, тоже недолюбливаю. Я понимаю, что это комплексы, что таким образом ты отстраиваешься от серой массы, но комплексы можно лечить и по-другому.

Поэтому я спокойно говорю, отвечая в ритм консьержу: Yes, they do. I am Russian. 

А что я должен был сделать? Развернуться, поехать в Сиенну, с дороги отменить бронь? Промолчать? Прикрывать ноутбук, завидя эту пару рядом? А если телефон зазвонит и мне нужно будет ответить?

А вдруг, правда, чувак — а он накаченный такой и немного лысый, потому что бриться ему проще, чем стричься, — киллеров боится? Тогда его право распознать во мне киллера и тихо слиться.

Они оба разворачиваются, мужик — нервно, он вообще меня не видел, и начинают короткую перестрелку взглядами — такой лазерный пейнтбол по два выстрела с каждой стороны.

Причем явно первым выстрелом они друг друга спросили, разобрался ли я сам, что они русские (а вдруг я принял их за исландских русофобов), а вторым — ну и че теперь со мной делать?

А поскольку они обменивались вопросами без ответов, то, растратив бездарно все четыре патрона, начали смотреть на меня, ожидая, что раз я тему начал, то я ее и продолжу.

Это известный полубандитский прикол: замолчать и внимательно очень выжидающе уставиться на человека, сказавшего что-то. Типа «давай, чувачок, говори-говори! Дальше говори! Чего молчишь? А то ведь мы тебя очень-очень внимательно слушаем…»

Эта пара отработала прием «говори-говори» синхронно на оценку 10 баллов из 10 возможных. Смотрят на меня и уверенно молчат. Неприятно.

Ну я тоже все эти приколы знаю. Самый легкий выход из них — это, с одной стороны, не подвести ожиданий, продолжать говорить, с другой — говорить то, чего они вообще не ждут. Это как вернуть тяжелый кросс сопернику с повышенной силой. И посмотреть, что он сделает.

И я говорю спокойным голосом: You are not afraid of Russians, are you? Теоретически у них остается право сомневаться в том, что я определил их русское происхождение, и они еще могут выдать себя за исландских русофобов. Или за беженцев из Гваделупы.

Но тут есть один момент… Возвращая удар, нельзя просто расслабиться и ждать аплодисментов, нужно быть готовым к тому, что удар могут вернуть и тебе. С еще большей силой.

И чувак мне так спокойно говорит, с довольно тяжелым русским акцентом: No, we are not afraid of Russians. But we don’t like them. Most of the Russians are wild and stupid.

Ндя… Вот и поговорили с соотечественниками в тосканской глуши. Но я не бросаю ракетку. Хотя понимаю, что пора переходить на русский язык в любом случае и немного осадить их.

«А… Вы, вероятно, из Украины?»

А они оба так нагло на меня смотрят — не, ну реально, караул. И девушка спокойно говорит: «Нет, мы из Москвы».

А объективно наша беседа уже чуть затянулась.

И консьерж приуныл — ему же регистрировать нас всех надо. А мы на него — ноль внимания. И он уже ни слова не понимает, о чем мы говорим, зато понимает, что с ответом на вопрос про русских он серьезно лоханулся.

А я со своей стороны прикидываю, что если я буду дальше атаковать, то без прямого хамства мне не обойтись. Можно, конечно, продолжить опасную тему и спросить, давно ли они в Москве, но это будет ни разу не по-джентльменски. А с другой стороны, нефига так нагло на меня смотреть.

Поэтому я хочу свернуть тему и говорю примиряюще: «Я тоже из Москвы, но ничего против русских не имею».

Я надеюсь, что инцидент исчерпан, толком не начавшись, и показываю рукой на скучающего консьержа, предлагая им закончить оформление. Мой жест вроде бы вежлив, позитивен и очень ненавязчив. Типа «вперед, ребята, я тоже устал с дороги, хочу поскорее зачекиниться». У меня даже появляется идея обсудить потом в баре с ними, почему русские так традиционно не любят друг друга за границей. Но нет тут-то было. Я совершенно неожиданно получаю кикбэк по полной программе: «Братишка, а ты чего тут руками машешь, ты че, решил мне указывать, что мне делать?»

Здесь интересно, что один и тот же союз «что» в одном предложении произносится по-разному. «Ты че решил» — произносится через «ё». А «что мне делать» немного по-украински, как «шо».

Вот так вот, на «ты». Взгляд — недобрый. Я офигеваю второй раз за пару минут. Понимаю, что у чувака непростые отношения с жизнью, с самим собой, а оттого и с телкой, поэтому он хочет прямо сейчас реализоваться. Причем на мне.

Ну опустить немного, а потом в номере расслабленно выдрать зубами пробку из мини-барного мини-виски, выпить и выдохнуть: «Ну не гондоны зассанные эти совки?» И я все это понимаю, конечно, но все равно удивляюсь: такого жесткого жлобства я уже давно не встречал.

И где? На родине Петрарки, в мечтательной тосканской глуши?!

И вот тут передо мной разворачивается настоящая дилемма. Я — один. У меня нет никакой референтной группы, то есть мне не перед кем выпендриваться. Совсем. Мою фамилию даже консьерж еще не знает. Вот мне лезть на рожон зачем? Кто это оценит?

Ясно, что никто… Но вот именно так и начинаются войны. И локальные, и мировые.

Я не успеваю понять, хорошо это или плохо, что мне важно, что я сам о себе думаю. Я свирепею. Более того, я разрешаю себе рассвирепеть.

И чтобы размяться, точнее, чтобы психологически подготовиться, я говорю относительно нейтрально: «Знаешь, пацан (он не пацан, конечно, но бритой головой под пацана явно косит), я тебе не братишка».

И жду, боковым взглядом отыскивая тяжелый предмет для предстоящей драки. Потому что без предмета — у меня шансов мало. Чувак килограмм на 15 тяжелее меня и на 15 сантиметров выше и вообще спортивней.

И он, достаточно предсказуемо, показывает мне на улицу — «ну тогда пойдем-выйдем-поговорим-без-свидетелей».

Типа мне предлагается честный бой, а в качестве альтернативы — немедленно сжаться от испуга и отползти в сторону с извинениями.

А я понимаю, что на улице я не смогу обзавестись оружием для боя. Кроме того, мне совершенно не хочется, чтобы он мне навязывал свои условия.

Поэтому я начинаю действовать с опережением, оглядываюсь и нахожу подходящее оружие. Я кладу руку на огромную бутылку-вазу. Она мне по пояс. Это такая часть интерьера. Цветов и воды в ней нет. У нее горлышко вдавлено внутрь, как будто стеклодув ее выдул, а потом устал и на нее оперся — дизайн-концепция.

И я спокойно (насколько это возможно говорю): «Знаешь, я не люблю уходить от проблем. Предпочитаю решать их на месте. Скажи своей бабе, чтобы отошла, а то порежется, не дай Бог!» — и берусь за бутылку-вазу обеими руками. Я ее чуть отрываю от столика — килограмм пять. Ну семь.

Для первого удара сойдет, а там посмотрим.

Девушка понимает, что ситуация выходит из-под ее контроля с совершенно непредвиденной скоростью, и она выскакивает передо мной, загораживая худым длинноногим телом своего мужика, и почти орет: «Тихо, тихо, ничего не произошло!»

Я убираю одну руку с бутылки. И вижу, что консьерж сейчас просто умрет со страху.

И хотя он ничего не понимает, он явно даст твердый совет хозяину отеля больше русских не принимать. Никогда и никаких. Но на консьержа мне плевать. Я смотрю на мужика.

Мужик тоже осознает, что мы загнали друг друга в тупик. Еще одно неверное движение — и неважно, куда именно придется удар моей бутылкой, — в любом случае, он с его бабой будут вынимать мелкие осколки из-под маек-рубашек-платьев-волос и ждать полицию, объясняя друг другу, кто первый начал, а кто отмороженный. И никому никакой славы от этого не будет.

Баба сказала свое слово. Теперь ход мужика. Но он не знает, что делать. И молчит.

Поэтому снова ход мой. А мне тоже разбитая ваза и разговоры с тосканской полицией на фиг не нужны. Я говорю очень правильным голосом: «Согласен. Ничего не произошло. Можем выпить за знакомство».

Мужик хитро качает головой… Типа «вот ведь ты куда загибаешь, с..кин сын». Но его качание можно ведь интерпретировать и как согласие выпить… Тем более что странно было бы в этой ситуации остаться русским, а выпить отказаться.

И этим его баба пользуется безукоризненно. Я бы сказал — блестяще. Она поворачивается к портье: «Бринг ас три граппа! Нау!» И через паузу, оглянувшись и убедившись, что никто из нас не возражает: «Пли-и-из». Консьерж облегченно кивает головой и идет к бару за граппой. И вот мы уже сидим рядом с баром, пьем граппу и обсуждаем тему: почему же русские за границей так друг друга не любят…