Русская Православная церковь в блокадном Ленинграде

Когда нацистская Германия и её союзники вторглись на территорию СССР, Ленинградская епархия одной из первых откликнулась на призыв главы Русской православной церкви патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) — всеми силами выступить на защиту Отечества. Уже вечером 22 июня 1941 г. митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) провёл службу в Никольском кафедральном соборе. В своей проповеди он говорил, что переживает чувство глубокой скорби за любимый город Ленинград. 26 июля 1941 г. митрополит Алексий обратился к верующим Ленинградской епархии с посланием «Церковь зовёт к защите Родины», в котором отмечал, что среди ленинградцев активно проходит сбор средств на нужды фронта, резко осудил гитлеризм и предсказал его поражение. Призывая с оружием в руках отстоять независимость страны, в заключение митрополит Алексий сказал: «Война — священное дело для тех, кто предпринимает её по необходимости, в защиту правды... Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и всё, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества»¹.
Обращение митрополита Алексия, молитвы в храмах и прошения о даровании победы русскому воинству нашли отклик в сердце каждого православного ленинградца. Тысячи верующих ленинградцев ушли в те грозные дни на фронт. Духовенство ленинградских храмов утешало оставшихся прихожан, вселяло в них глубокую и непоколебимую веру в торжество правого дела. С надеждой и скорбью шли люди в храмы.
В город с фронта поступало множество раненых. Они сначала заполнили городские больницы, а затем переоборудованные под госпитали школы и государственные учреждения. Своё тепло и заботу раненым бойцам вместе с другими жителями города несли православные ленинградцы. В городской совет Красного Креста поступали десятки заявлений от религиозной общественности. Вот одно из них: «В минуту трудно переживаемых обстоятельств военного времени долг каждого гражданина идти навстречу Отечеству, к облегчению разного рода затруднений. Этому учит нас и религия наша. Исполняя завет Христа о любви к ближнему, представители верующих — «двадцатка» Князь-Владимирского собора выражает своё желание открыть в тылу лазарет для раненых и больных воинов... Председатель церковного совета — Куракин И. 24 июля 1941 года»².
Следует отметить, что к этому времени сбор средств на нужды обороны уже получил широкое распространение среди приходских общин Ленинграда. Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий огласил всецерковный призыв «пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитникам». Согласно предложению митрополита Ленинградского Алексия, десять православных приходов Ленинграда начали сбор пожертвований в Фонд обороны страны и советского Красного Креста с 23 июня 1941 г. >В сентябре 1941 г. немецко-фашистские войска вплотную подошли к Ленинграду. 8 сентября оккупантами был захвачен Шлиссельбург, вокруг Ленинграда замкнулось кольцо блокады. Германское командование, не сумев захватить город штурмом, решило задушить Ленинград голодом, холодом, непрерывными артиллерийскими обстрелами и авиационными бомбардировками. Тревогами и лишениями наполнилась жизнь Ленинграда. День ото дня в городе росла смертность. В октябре 1941 г. было зарегистрировано 7,3 тыс. погибших, в ноябре — 11 тыс., в декабре — 52,8 тыс. Патриотические чувства в сердцах верующих ленинградцев поддерживал митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий. Ему предлагали эвакуироваться из блокадного Ленинграда, но он остался в осаждённом городе, чтобы разделить трагическую участь своей паствы. Митрополит Алексий испытал все бедствия, выпавшие на долю блокадников-ленинградцев: непрерывные артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, голод и отсутствие воды, лютые морозы и отсутствие электричества — проявляя при этом бодрость духа и самообладание, постоянно совершая богослужения.
В самое трудное время, когда казалось, что наше поражение близко, митрополит Алексий утешал своих прихожан надеждой на скорую победу, уверяя, что небесная защита Божией Матери и заступничество покровителя Ленинграда—Петербурга святого князя Александра Невского сохранят город. 29 марта 1942 г., в Вербное воскресенье, накануне Пасхи, в ленинградских храмах было прочитано обращение митрополита Алексия к пастве. «Победа, — говорилось в обращении, — достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъёма и мощной веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, спасающего нас «от малодушия и от бури» (Пс. 54; 9). И само воинство сильно не одной численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живёт теперь весь русский народ»³.
Вместе со всем населением блокадного Ленинграда служители Церкви сопротивлялись смерти, не давали ей овладеть живыми. Символично, что Церковь участвовала, хотя и косвенно, в открытии «Дороги Жизни» через Ладогу. Многовековые записи наблюдений за Ладожским озером валаамских монахов позволили в 1942 г. гидрографу Е. Чурову сделать прогноз поведения ладожского льда.

Во время блокады Ленинграда действовали Александро-Невская Лавра, крупные соборы — Князь-Владимирский, Спасо-Преображенский, кафедральный Николо-Богоявленский, шли службы в кладбищенских храмах. В Казанском соборе и под ним, в подвале, был устроен детский сад. В Казанском соборе до закрытия в 1938 г. и создания там Музея атеизма и истории религии хранилась древняя святыня Петербурга — Казанская Чудотворная икона Божией Матери. После закрытия храма её передали в Князь-Владимирский собор, где она находится и сейчас.
Архивные документы из блокадного Ленинграда дают представление о том, как действовал Князь-Владимирский собор на Петроградской стороне. После начала войны молодые священники и дьяконы были призваны в Красную армию или стали дружинниками ПВО. Их заменили пожилые священники. Независимо от возраста, священнослужители и прихожане спешно изучали правила противовоздушной и противопожарной обороны. На случай возникновения паники в храме была организована группа поддержания порядка, дежурили две медсестры. Ни на один день не прерывал Князь-Владимирский собор своей деятельности. Всегда точно в 8.00 начиналось утреннее и в 16.00 — вечернее богослужения.
В сентябре 1941 г. участились налёты вражеской авиации. Во время служб всё чаще стали раздаваться сигналы воздушной тревоги. Сначала священнослужители и прихожане уходили в бомбоубежища, но после привыкли к отдалённым разрывам бомб, и служба не прерывалась. Особенно тяжело стало с наступлением зимы. Ни электроэнергии, ни керосина не было. Со всех сторон города пешком, по неубранным сугробам, в темноте добирались на утреннюю службу священнослужители. Ледяной ветер проникал через разбитые окна, гулял по храму. Зашивали окна фанерой, застывало масло в лампадках, коченели руки. Певчие пели в пальто, в валенках, едва держась на ногах от голода. Но служба шла без сокращений и поспешности. Даже в будничные дни подавались горы записок о здравии и за упокой.
Всё больше народа шло в ленинградские храмы. Как правило, богослужения сопровождались традиционными пожертвованиями на нужды раненых и семьям погибших. К 1943 г. Ленинградская епархия внесла в Фонд обороны более 3,5 млн рублей.
Понимая важное значение партизанского движения в тылу немецко-фашистских войск, митрополит Алексий обратился к партизанам и жителям оккупированных районов с призывом:
«Продолжайте же, братия, подвизаться за веру, за свободу, за честь Родины; всеми мерами, и мужчины, и женщины, помогайте партизанам бороться против врагов, сами вступайте в ряды партизан, проявляйте себя как подлинно Божий, преданный своей Родине и своей вере народ...»⁴. Через штаб партизанского движения, руководимого секретарем обкома ВКП (б) М.Н. Никитиным, обращение митрополита Алексия в листовках было переправлено за линию фронта и распространено среди партизан и населения. Голос Церкви из блокадного Ленинграда был услышан. О силе его воздействия свидетельствует письмо православного христианина — бойца 2-й партизанской бригады А.Г. Голицына митрополиту Алексию. «Тебе пишу я и ставлю Вас в известность, что Ваш агитлисток, который Вы засылали в тыл врага к своим единоверным братьям, временно попавшим под немецкое рабство, его я, как партизан, до прихода в Ленинград хранил.

Ваш агитлисток сыграл немалую роль среди оккупированного населения в деле оказания помощи партизанам, а вместе с этим и борьбе против фашизма. Этот листок среди населения — как Божье письмо, и за него немецкие коменданты в своих приказах грозили смертной казнью, у кого он будет обнаружен. Быть может, Вас уже ставили в известность об этом. Но я, так как его хранил и им агитировал, довожу Вам, что он оказал немалую роль. Его Вам и шлю. Желаю Вам дальнейших успехов в Вашей жизни и плодотворной работе во имя нашей Родины, во имя победы над фашизмом»⁵.
Немедленно откликнулись приходские общины Ленинградской епархии на призыв митрополита Московского Сергия о всецерковном сборе средств на строительство танковой колонны имени Димитрия Донского. 1 мая 1943 г. митрополит Алексий телеграфировал Сталину: «Ленинградская епархия, выполняя данное Вам обещание всемерно продолжать свою помощь нашей доблестной Красной Армии и осуществляя Ваш призыв всячески содействовать укреплению обороноспособности нашей Родины, собрала ещё и внесла дополнительно к прежним взносам в сумме 3 млн 682 тыс. 143 рубля ещё 1 млн 769 тыс. 200 рублей, и продолжает сбор средств на танковую колонну имени Димитрия Донского»⁶. В ответ, оценивая патриотические усилия православных верующих Ленинграда, И.В. Сталин в телеграмме на имя митрополита Алексия просил передать «православному духовенству и верующим Ленинградской епархии, собравшим, кроме внесённых ранее 3 млн 682 тыс. 143 рублей, дополнительно 1 млн 769 тыс.
200 рублей на строительство танковой колонны имени Димитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин. 17 мая 1943 года»⁷.
Общая сумма сбора на строительство танковой колонны по приходским общинам Ленинграда составила свыше 2 млн рублей. В целом Русская Православная Церковь для этой цели смогла собрать около 8 млн рублей. Более четверти денежных средств на танковую колонну имени Димитрия Донского собрали голодающие православные христиане Ленинградской епархии⁸.
Потрясающим свидетельством положения ленинградцев во время блокады стали показания 27 февраля 1946 г. свидетеля обвинения от СССР на Нюрнбергском процессе благочинного церквей Ленинграда протоиерея Николая Ломакина. Л.Н. Смирнов, помощник главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе, просил отца Николая рассказать Трибуналу о своих наблюдениях, сделанных во время службы в Никольской церкви Георгиевского кладбища Ленинграда в годы блокады. Приведём выдержки из стенограммы допроса. Свидетель Ломакин рассказывал: «В 1941 г. и в начале 1942 г. я был настоятелем кладбищенской Никольской церкви. Здесь я наблюдал следующие трагические картины, о которых хотел бы сейчас подробно рассказать Трибуналу. Спустя несколько дней после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз я был свидетелем огромного увеличения числа отпеваний умерших. Это были дети, женщины и престарелые люди, погибшие в результате налетов немецкой авиации на город, — мирные жители нашего города. Если до войны количество умерших колебалось от 30 до 50 человек в день, то во время войны цифра эта быстро увеличилась до нескольких сот в день. Не было физической возможности внести умерших в храм. Вокруг храма образовалась громадная очередь ящиков и гробов, наполненных кусками человеческого мяса, изуродованными трупами мирных жителей Ленинграда, погибших в результате варварских налетов немецкой авиации.
Наряду с отпеваниями принесённых к храму покойников необычайно возросла практика так называемых «отпеваний». Верующие люди не могли поставить в храм своих умерших родственников и знакомых. Их родственники и знакомые погребены были под обломками, под развалинами уничтоженных немцами жилых домов. Вокруг храма можно было в течение целого дня видеть груды гробов — 100, 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник.
Вы меня простите, мне трудно рассказывать, потому что, как уже известно Трибуналу, я пережил блокаду города и сам умирал с голоду и сам пережил все ужасы непрерывных налётов немецкой авиации. Несколько раз я был контужен.
В зиму 1941—1942 гг. положение Ленинграда в блокаде было особенно тяжёлым. Непрекращающиеся налеты немецкой авиации, артиллерийский обстрел города, отсутствие света, воды, транспорта, канализации в городе и, наконец, ужасающий голод — вследствие всего этого мирные жители города испытывали неслыханные в истории человечества страдания. Это были воистину герои, страдавшие за Родину, неповинные мирные жители.
Наряду с тем, что я сейчас вам рассказал, мне приходилось видеть и другие ужасные картины, когда я служил настоятелем этой кладбищенской Никольской церкви. Кладбище многократно подвергалось жесточайшим налётам немецкой авиации. И вот представьте себе картину, когда люди, нашедшие вечный покой, — гробы, их тела, кости, черепа — всё это выброшено взрывами бомб на землю, в беспорядке разбросаны памятники, кресты, и люди, только что пережившие потерю близких, должны снова страдать, видя громадные воронки, где, может быть, только что похоронили они своих близких, родных и знакомых, снова страдать, что им нет покоя».
В заключение прокурор Л.Н.  Смирнов спросил отца  Николая: «В период голода в какой степени увеличилось количество отпеваний в вашей кладбищенской церкви?»
Отец Николай ответил: «Как я уже сказал, вследствие невероятных условий блокады, вследствие непрерывных налётов немецкой авиации на город, вследствие артиллерийских обстрелов города количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры — до нескольких тысяч в день. Мне особенно сейчас хочется рассказать Трибуналу о том, что я наблюдал 7 февраля 1942 года. За месяц до этого случая, истощённый голодом и необходимостью проходить большие расстояния от дома до храма и обратно, я заболел. За меня исполняли обязанности священника мои два помощника. 7 февраля, в день Родительской субботы, перед началом Великого поста, я впервые после болезни пришёл в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня — храм был окружён грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа в храм, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами обессиленные падали у праха почивших и тут же умирали. Эти картины приходилось наблюдать очень часто»⁹.
Учитывая героический вклад ленинградского духовенства в общенародную борьбу с врагом, Президиум Верховного Совета СССР неоднократно принимал решения о награждении особо отличившихся священнослужителей. 11 октября 1943 г. группа православных священнослужителей была награждена медалью «За оборону Ленинграда». Впервые за годы Советской власти совершалось награждение священников, притом боевой наградой. Тем самым официально признавались их патриотические заслуги¹⁰.
Первым получил награду в Смольном митрополит Ленинградский Алексий. 27 января 1944 г. блокада Ленинграда была окончательно снята. В честь этого события в городе прогремел победный салют. В Никольском соборе торжественный молебен служил сам митрополит Алексий. Вместе с грохотом салютующих орудий над северной столицей раздавался звон колоколов храмов и церквей. За 872 дня блокады ленинградцы потеряли более 800 тыс. жителей и защитников города, но не отдали Ленинграда врагу. Вместе со всеми блокадниками чаша горя и слез была до конца испита ленинградскими священнослужителями, выполнявшими своё христианское и патриотическое служение. И память об этом навсегда останется в истории России.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Куроедов В.А. Религия и церковь в советском обществе. М., 1984. С. 83.
² Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 7384. Оп. 33. Д. 79. Л. 71.
³ Правда о религии в России. М., 1942. С. 257.
⁴ Куроедов В.А. Указ. соч. С. 85, 86.
⁵ ГАРФ. Ф. 9324. Оп. 1. Д. 13. Л. 18.
⁶ ГАРФ. Ф. 9324. Оп. 1. Д. 4. Л. 14, 15.
⁷ Там же.
⁸ Журнал Московской Патриархии (ЖМП). 1944. № 12. С. 10; Якунин В. За веру и Отечество. Самара, 1995. С. 41.
⁹ Нюрнберский процесс. Сборник материалов. Т. 1. М., 1955. С. 772—773.
¹⁰ Костин Б. За другие своя // Журнал Московской Патриархии. 1993. № 12. С. 29—30; Якунин В. За веру и Отечество. Самара, 1995. С. 44.