О прыжках в пустой бассейн. Для чего ОНФ нужна угроза

Есть анекдот о том, как в психиатрической лечебнице построили бассейн для  пациентов. Те очень довольны: купаются, плавают, ныряют, прыгают с трамплина и с  вышки. Им пообещали: будете себя хорошо вести — и бассейн когда-нибудь в  неопределенном будущем наполнят водой.

Многое в нашей политике выглядит иллюстрацией к этому анекдоту. Да и не  только в политике. Что такое отечественные нанотехнологии, как не прыжки в  пустой бассейн? А наукоград «Сколково»? А «Общественное телевидение»? А закон об  облегченном партийном строительстве в отсутствие и намека на сколько-нибудь  серьезные партии? Хотя это вроде бы уже политика. А с другой стороны, какая же  это политика? Так, имитация… Ну а что у нас не имитация? Вопросы идут по кругу, как душевнобольные — по дну пустого бассейна. Когда-нибудь в неопределенном  будущем сюда пообещали провести воду.

Какое место занимает во всей этой антисистеме «Общероссийский народный  фронт», учредительный съезд которого прошел в Москве? Вопрос, на который нет  пока однозначного ответа. Вспомним предысторию. Само создание (повторное) «Фронта» в мае 2011 года стало отличным тактическим ходом в преддверии бурной  политической зимы-2012: у эвентуальной оппозиции (которая по идее могла бы  оказаться и куда более серьезной, чем случилось на деле) загодя отняли самую  удобную для объединения и консолидации словесную формулу.

Застолбив за собой «Народный фронт», Кремль принудил оппонентов  довольствоваться невнятными, а то и смехотворными паллиативами — «Маршем  миллионов», «Контрольными прогулками», Координационным советом оппозиции. Но это  была чистая тактика — выигрышная, даже избыточно выигрышная, — но только  тактика. А вот как быть со стратегией, пока не ясно. И нет ощущения, что  учредительный съезд ОНФ, на котором тот преобразован в общественное движение, дал внятный ответ на этот вопрос. Иначе говоря, нет ощущения, что в этот пустой  бассейн сегодня-завтра (или в обозримом будущем) пустят воду.

Народный фронт — словосочетание ответственное, даже грозное. От народного  фронта недалеко и до народного ополчения. И формируют народный фронт только в  годину опасности. В годину тяжкой опасности. В годину тяжкой и конкретной  опасности. В годину опасности, имеющей имя, а то и фамилию, или название. «Против кого дружим?» — говорили в советское время. Народный фронт — это всегда  дружба против кого-то или чего-то конкретного. Причем дружба, сплошь и рядом не  столько по выбору сердца, сколько под давлением внешних обстоятельств. «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке» — так и только  так.

То есть тяжкая конкретная опасность и могущественный конкретный враг — два  взаимосвязанных и совершенно необходимых условия для возникновения и успешного  функционирования народного фронта. И с обоими этими условиями нет ни малейшей  ясности.

Что касается ощущения опасности — тяжкой опасности, — то его в российском  обществе (и отдельно в элитах) нет. Есть смутное предощущение, есть  невербализованная тревога, прежде всего экономическая: то ли новый виток  всемирного кризиса, то ли падение цен на нефть, то ли рост цен на услуги ЖКХ, то  ли еще что или же всё сразу. Но невербализованной тревогой и отдельными  алармистскими выкриками пустой бассейн народного фронта не наполнишь — тут  нужен, сказал бы шекспировский Гамлет, «магнит попритягательнее».

В нехорошем  смысле попритягательнее, естественно.

Нет и конкретного противника, против которого сегодня стоило бы дружить — тем  более дружить «через не хочу». Против оппозиции? Смешно. Какая у нас оппозиция? Против Америки? Но чем грозит нам Америка? Может, против коррупции? Но тогда  народный фронт следовало бы сформировать не вокруг парламентской партии, а  вокруг Следственного комитета. Против кризиса? Да, конечно. Но ведь нет пока  никакого кризиса!

Обращаю ваше внимание еще на один факт, вытекающий из вышесказанного. Разумеется, конкретного противника можно обозначить, а вернее, назначить. Но в  каждом из гипотетических случаев подобного обозначения — назначения само по себе  выражение «народный фронт» оказалось бы пустой, как бассейн из анекдота, словоформой в отсутствие уточняющего определения. «Антиоппозиционный народный  фронт» — понятно. «Антиамериканский народный фронт» — понятно. «Антикоррупционный народный фронт» — понятно. «Антикризисный народный фронт» — понятно. А вот просто «Народный фронт» — непонятно. Водой этот бассейн не  наполнен.

Более того. Само по себе словосочетание «народный фронт» становится понятным  всем и каждому в отсутствие уточняющих определений, только когда возникает  конкретная и тяжкая опасность, имеющая вполне недвусмысленное название. Но  опасности такой на сегодня нет и противника такого нет (и слава богу, что ни  того ни другого нет), а «Народный фронт» есть — и вот он преобразован из  коалиции в общественное движение.

У него есть программа, но она более чем расплывчата; у него есть или вот-вот  появятся рабочие органы и структура, у него есть сопредседатели (имена которых, включая имя глубокоуважаемого кинорежиссера, говорят лишь о том, что не говорят  ровным счетом ничего), у него, наконец, есть лидер — и с именем этого лидера, да  и с ним самим как раз полная ясность. Нет, однако, ясности с самим «Фронтом».

За кого и за что выступает обзаведшийся новой аббревиатурой «Народный фронт», мы, допустим, поняли. За Россию. «Народный фронт за Россию» — НФЗР. За Путина. Да и кто бы спорил… Больше того, никто и не спорит… Но, как сказано выше, этого  мало. Не соблюдены оба обязательные условия формирования народного фронта: нам  так и не удосужились сообщить 1) против кого или против чего сформирован НФЗР; 2) перед лицом какой экстраординарной опасности произошло это эпохальное  событие.

Разумеется, сама по себе попытка положительной консолидации (не «против кого  дружим», а «за кого и за что») заслуживает как минимум уважения. Настораживает, однако, тот факт, что — в отсутствие обозначенной опасности и в открытую  названного противника, то есть, грубо говоря, на сплошном позитиве, — дело может  пойти по накатанным рельсам знаменитого черномырдинского изречения, и вместо  продекларированного обеспечения прямой связи между национальным лидером и  народом образуется еще одно лишнее промежуточное звено, еще один бюрократический  механизм, к постоянному разрастанию которого всё в конечном счете и сведется. А  оттуда уже будет рукой подать и до описанного в начале колонки перманентно  пустующего (хотя и не простаивающего) резервуара.