Российская Реконкиста

«Гренада» Михаила Светлова стала гимном поколений советских идеалистов

Михаил Светлов. Начало 1960-х гг.

Михаил Светлов уцелел чудом, ведь он поддерживал левую оппозицию, участвовал в издании нелегальной троцкистской газеты «Коммунист», а о Третьем московском процессе (антисоветского «правотроцкистского блока») высказался так: «Это не процесс, а организованные убийства».

В 1926 году была написана «Гренада», гимн вечной российской Реконкисты, начатой еще на баррикадах Парижа в 1848-м, где погиб тургеневский Рудин, которые воспел Герцен, и продолженной кличем польских повстанцев 1863 года: «За вашу и нашу свободу!» Реконкиста не завоевателей, а освободителей: «Красивое имя, высокая честь — гренадская волость в Испании есть! Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать. Прощайте, родные, прощайте, друзья — Гренада, Гренада, Гренада моя!»

Последними в эту цепочку встали семерка на Красной площади, защищавшая Чехословакию в 1968-м, и демократы, защищавшие в 1995-м Чечню, а в 2008-м — Грузию. Воспевшая Белую армию эмигрантка Марина Цветаева зачитывалась «Гренадой», старый матерый зэк Варлам Шаламов, утративший веру в социализм, пожал поэту руку, когда тот сказал: «Я, может быть, плохой поэт, но я никогда ни на кого не донес, ни на кого ничего не написал».

В 1943 году Светлов пишет «Итальянца», одно из лучших стихотворений о войне. «Разве среднего Дона излучина иностранным ученым изучена? Нашу землю — Россию, Расею — разве ты распахал и засеял? Я не дам свою Родину вывезти за простор иностранных морей, я стреляю — и нет справедливости справедливее пули моей».

О том, как его хоронили в 1964-м, написал Евгений Евтушенко: «Без нимба и денег вдоль шумных столов блуждал, словно дервиш, тишайший Светлов. Любая гримаса судьбы не страшна, когда есть Гренада, Гренада, Грена… Не плачась напрасно, жалея людей, он не был ни разу в Гренаде своей. Привез я Светлову на вечный постой гренадскую волость в тряпице простой. И почва, чуть вздрогнув, черна и тепла, гренадскую — добро в себя приняла».

Сталина Светлов просто не замечал ни в своем творчестве, ни в своих выступлениях. Сталин, к счастью, тоже его не заметил. Поэт никак не подходил к жестоким советским реалиям. Ни Павлики Морозовы, ни Тарасы Бульбы не были его героями. «Чубатый Тарас никого не щадил... Я слышу полуночным часом сквозь двери: «Андрий!.. Я тебя породил! — доносится голос Тараса. Прекрасная панна тиха и бледна, распущены косы густые, и падает наземь, как в бурю сосна, пробитое тело Андрия».

Кто смотрел черно-белый фильм 1965 года Аиды Манасаровой по пьесе Светлова «Двадцать лет спустя»? А посмотреть надо. Вы скажете, что таких комсомольцев не было? Но ведь взял откуда-то Павел Нилин своего Веньку Малышева из повести «Жестокость». Способно ли нынешнее поколение во имя свободы, собственности и законности попробовать на зуб формулу Светлова: «Нам гул наступлений не страшен. Пусть дымом закрыт горизонт. Мы скажем родителям нашим, что вот мы уходим на фронт. Нам в детях ходить надоело, и я обращаюсь к стране: «Выдай оружие смелым, и в первую очередь — мне».

Фронт — это не обязательно оружие. Но Шереметьево — это уж точно не фронт, а тыл.