СИРЕНЬ

                                                                     СИРЕНЬ.

   Под балконным окном квартиры, в которой я живу,  растет сирень. Сначала это был махонький кустик, но с каждым годом сирень всё более и более шла в рост, и сейчас уже достала до второго этажа.

   Соседи и жена говорят мне чуть ли не каждый день, чтобы я срубил её. Она, когда солнце уже «перекатывалось» за дом и «зависало» над церковью, которую выстроили на бугре возле речки Рожайка,  затемняла окно на балконе. Но не поднимается у меня рука, так как много в жизни моей  связано с ней.

   Весенним утром, когда выхожу на балкон, я слышу легкий шелест – «говорок» её листьев от набегающего на них ветерка, смотрю на переплетающиеся друг с другом ветки, и мне кажется, что они не переплетаются, а обнимаются.

   Глядя на сирень,  я думаю об одной  истории. Эта история  из жизни, а не  из сказки, и если бы кто-то мне её рассказал, я вряд ли бы поверил. Но дело в том, что я был её свидетелем.

   Любовь к сирени у меня с детства. В нашем палисаднике возле дома в посёлке так же росла сирень. Мать часто срывала ветки с распустившимися цветами, заносила их в дом и ставила в небольшой глиняный молочный кувшин на стол возле баяна отца в большой комнате.

   Однажды мать заболела. Поместили её  сначала в поселковую больницу. Потом с поселковой больницы, так как там её не смогли вылечить, перевезли в больницу  города Кадиевка. Через месяц мать вернули домой бледную, исхудавшую с глубоко запавшими глазами.

   Тётя Феня (монашка) пыталась излечить мать молитвами. Приходила с «Библией», небольшим молитвенником, святой водой,  читала ей  о жизни Евстафия Плакиды из книги «Киев и его святыни»… , но…

- Наверное, скоро я умру, - говорила она отцу. – Ты, Андрюш, брось пить, смотри за детьми. Не бросишь пить, не станешь за ними приглядывать, беда из них вырастит, а в беду вырастут, как же мы с тобой на том свете  чувствовать будем? Как смотреть оттуда на них станем? А когда они придут к нам, что  скажут?

   Отец крепко пил и почти всю зарплату оставлял в пивной. Видимо, переживания матери, где деньги доставать, чем кормить нас и подорвали её. А время - то только чуть-чуть отшагнуло от послевоенного. Я и сестра не отходили утром от стола, и если попадался хлеб, съедали весь. Мать, чтобы хоть немного оставалось хлеба на вечер, прятала его в  шкафчик на стене, который она называла намысник.

   Однажды отец зашел к матери и сказал..

- Вера, давай я каждый день буду играть тебе на баяне. Ты станешь вспоминать, как мы с тобой гуляли, веселились и, даст Бог,( мать в Бога верила, отец нет, говорил по привычке, чтобы поддержать её) идёт на выручку и выздоровеешь.

- Нет, Андрюш, - ответила мать. – Баян стал твоей бедой. От него никакого веселья не было.  Из-за него ты стал и пить, потому что тебя приглашали то на свадьбы, то на крестины, то просто на гулянки, а удержаться от водки ты не мог.

Да где ты только с ним не был…  И что не делал. Ночь, полночь – пьяный. По несколько дней дома не появлялся, а я одна с детьми ждала тебя и как не уговаривала, не  ругала, ты просил прощение, клялся, что бросишь пить,  а потом принимался за старое. Лучше бы ты забрал его с глаз моих. Когда я смотрю на него, то  у меня только одни плохие воспоминания.

   Отец хотел что-то возразить, но потом, махнув  рукой,  взял баян, вышел с ним на кухню, сунул в мешок,  подтолкнул ногой  под кровать, а после, выйдя на улицу, долго сидел на лавочке, о чём – то думая.

   На следующий день, утром, когда мать проснулась, она увидела на столе сирень в глиняном кувшине.

- Кто это принёс, - спросила она.

- Отец, - сказала сестра Людмила.

- Обманываете  вы меня, - вздохнула мать. -  Он только, когда мы встречались, приносил сирень. А когда поженились, позабросил,  забыл. Баян стал его потехой.

   В это время в комнату вошел отец с большим букетом сирени. Он немного потоптался, а потом решительно направился к матери.

- Это тебе, Вера, - сказал он.

   Мы не поверили, посмотрев на мать. Она улыбнулась впервые за несколько месяцев болезни.

- Для меня?

   Она даже сумела подняться  и присесть на постели.

   Отец положил сирень на колени матери. Она переводила взгляд то с сирени на отца, то с отца на сирень.

- Вспомнил, - промолвила она. – Сколько лет прошло, а вспомнил. Выйдете, - попросила нас мать, - мы с отцом поговорим.

   После этого дня отец каждый день приносил матери букеты из сирени. Ставил их в кувшины, пол литровые, литровые стеклянные банки, расставлял на столе, полу, подоконниках…

   Я и сестра заглядывали в палисадник. Сирень была не тронутая. Мы недоумевали, откуда же отец брал сирень? Мать была уверена, что в палисаднике, но мы придерживались слов отца.

-  Будет спрашивать, говорите, что в палисаднике, - наказывал он нам.

   Тётя Феня, когда видела отца с сиренью,  ругалась.

- Ты бы не цветы ей носил,  а икону комнатами бы обвешал. Бог в силе, Он вечен, а что цветы твои? Постоят, постоят и засохнут…

   Отец отмалчивался, обычно он никогда не упускал случая поспорить с тётей Феней о Боге, а тут стал отмахиваться рукой и уходить в комнату к матери.

    Они долго оставались вдвоём и о чём – то говорили. О чём я не знаю.  Через несколько недель мать стала  вставать на ноги. Сначала спускала ноги с кровати, ходила по комнатам, потом стала показываться на порожки, а как-то зашла в палисадник. Она думал, что отец «общипал» всю сирень, а она вся оказалось целой.

- Где же ты рвал сирень, - спросила мать отца, застав его, сидевшего на порожках.

- Где, где? – Он несколько  раз притопнул правой ногой, так притопывал он, играя на баяне. -  Воровал в поселковом парке и палисадниках.

- Пить перестал, - улыбнулась мать, - зато воровать научился.