Реинкарнация

Дело было в конце семидесятых прошлого века. Мы возвращались из стольного града Алжира в Аннабу. Я крутил баранку, а Костя, мой друг,   доцент Московского института стали, - сидел рядом.

Мы болтали о том о сем.

- Что ты думаешь о реинкарнации? – спросил Костя.

- Думаю, что Высоцкий прав, - хорошую религию придумали индусы.

- Ну, это само собой, - сказал Костя, - а вот ты, материалист закоренелый, -  допускаешь, что она существует?

- Ты знаешь, - скорее нет, чем да.Факты, которые приводятся  в подтверждение ее существования,  - слишком пахнут сенсацией, и потому в них не очень верится. Для журналистов – это лакомый кусок, который они подсовывают  европейскому обывателю, а он – проглатывает этот кусок, не пережевывая.

- Пожалуй, ты прав, - заметил Костя,  – а жаль. Если бы каждый думал, что он получит следующую жизнь по делам его  нынешней, - чаще задумывался бы, как поступить  на очередной развилке.

- Кстати, о развилках, - сказал я.  Взгляни-ка в карту. Тут где-то должен быть поворот к обезьяньему ущелью.

Посетить непременно обезьянье ущелье нам советовали друзья, которые в нем уже побывали.  Они рекомендовали нам  прихватить с собой что-нибудь вкусненькое, да побольше, - для угощения тамошнего «населения».

Мы еще при выезде из столицы, из города Алжира, купили в деревенском магазинчике пару килограммов печенья, посчитав, что для первого знакомства этого будет достаточно.

По карте получалось, что мы повернули  именно  там, где надо, и приближаемся к цели. На всякий случай мы договорились, что Костя будет внимательно смотреть по правую сторону, а я – по левую, чтобы не прозевать въезд в ущелье.

Впрочем, вскоре  выяснилось, что просмотреть въезд было невозможно при всем желании: впереди дорога врезалась в поросшую лесом  скалу,  на левой стороне которой при въезде красовалась табличка, сообщающая о том, что мы въезжаем туда, куда стремились.

Другое наше опасение - по поводу того, что обезьян мы можем не увидеть – оказалось столь же неосновательным: на парапете по левую сторону разместилась живописная группа , численностью  никак не менее двух десятков лохматых симпатичных обитателей здешних мест.

Мы остановились  и направились к ним знакомиться.  Костя приветствовал присутствующих словами:

- Бонжур, медам зэ месье!

Народ безмолвствовал.  Компания не проявила  ни беспокойства, ни особенного ажиотажа по поводу встречи с делегацией советских специалистов.

Мы поняли, что совершили ошибку, разглядев недовольную физиономию упитанного самца, сидевшего в центре,  окруженного кормящими матерями и смазливыми  девушками. Это, совершенно очевидно, был глава принимающей  стороны.

Я направился к нему с пакетом печенья. - Бонжур, месье, - сказал я, доставая из пакета и протягивая ему печенюшку. Не удостаивая меня ответом, он протянул руку и отправил подношение в рот. Я протянул сразу две печенюшки,  и они исчезли в его пасти  так же молниеносно.

Я понял, что так может продолжаться бесконечно, и решил опередить его, увеличив темп подачи продукта.  На десятой печенюшке его машина пережевывания забуксовала, однако он протянул  правую руку, переложил очередную порцию в левую и снова протянул правую мне.

Костя наблюдал за процессом с нескрываемым интересом, подавая мне время от времени советы.

- Слушай,  хватит с него, - сказал он, - дай вон матери с ребенком.

Я протянул парочку печений сидящей рядом с мужем самке. Однако она взять печенье не успела:  супруг ухватил печенье раньше, и вдобавок отвесил обезьяне с детенышем увесистую оплеуху. Мы с Костей оставили понятный для обезьян французский и высказали пахану все, что мы о нем думаем, по-русски.

Он внимательно выслушал и протянул руку за добавкой. Далее события развивались так: я начал подавать ему печенье в ускоренном темпе, и скоро рот и обе руки обжоры, диктатора и нахала были, наконец, переполнены.

Я сделал шаг к дамам, намереваясь приступить к их кормлению. И вдруг, продолжая краем глаза следить за главой семейства, увидел, что он быстро, буквально за пару секунд, четко отработанными движениями непринужденными переложил печенье из рук в ухватистые пальцы ног, а освободившиеся руки, - сразу две, - протянул мне.

Не буду пересказывать подробно содержание нашей с Костей речи, обращенной к гениальному фокуснику. Однако экспрессия, заключенная в наших выражениях и нашей недвусмысленной жестикуляции,  произвела, похоже, на хапугу должное воздействие, и он, скрепя сердце,  дозволил нам угостить  лучшую половину сообщества, а также малолетних детей.  

Мы сели в машину и продолжили путь к Аннабе.

- Ну, что, - сказал Костя, ты по прежнему не веришь в возможность реинкарнации?

- А почему я должен в нее поверить? – спросил я.

А ты знаешь, кто этот пахан? – спросил Костя.

- Хам, деспот, обжора и эгоист, - сказал я.

- Нет, - сказал Костя, - это Семеныч.

- ??

- Ты помнишь моего соседа, гаишника, который умер пять лет назад? Мы с ним как-то разговорились за бутылкой  о реинкарнации, и на мой вопрос, кем бы он хотел стать в будущей жизни, Семеныч сказал, что мечтает в следующей жизни  так же дежурить на дороге, только уже в зарубежной стране, жить безбедно, обирая проезжающих,  и иметь кучу любовниц.  Понял?  И еще: когда ты садился в машину, он мне подмигнул.