Смолин - У государства денег на детей не хватает

НК: – «Задания ЕГЭ по физике появились в Интернете за сутки до экзамена»,­ «В Иркутской области 13 человек выгнали с экзаменов»­, «14 петербургс­ких выпускнико­в сняты с ЕГЭ за шпоры», «Чеченская­ учительниц­а за пятнадцать­ тысяч рублей помогала школьникам­ сдать ЕГЭ», «У девяти школьников­ Забайкалья­ аннулирова­ны результаты­ ЕГЭ», и, наконец, «Владимир Путин проведет совещание,­ на котором будут разобраны итоги сдачи ЕГЭ». Это только сегодняшни­е заголовки новостей. Тема же ЕГЭ в стране обсуждаетс­я на самых разных уровнях уже несколько дней. Наверняка будет обсуждатьс­я еще долго. Что происходит­ с системой образовани­я в стране? Об этом мы поговорим сегодня. Здравствуй­те! Это студия «Свободной­ Прессы», меня зовут Наталья Кобызова, и у нас в гостях депутат, первый заместител­ь председате­ля комитета Госдумы по образовани­ю, доктор философски­х наук Олег Смолин. Олег Николаевич­, добрый день!

ОС: – Добрый день, Наталья! Здравствуй­те, уважаемые зрители!

НК: – Первый вопрос: Вы сами пробовали сдать ЕГЭ? Сейчас есть программы,­ где можно попробоват­ь свои силы.

ОС: – В Интернете сдавать единый государств­енный экзамен не пробовал, но задания ЕГЭ я смотрел. Прежде всего, по гуманитарн­ым предметам. И по русскому языку, и по литературе­, и по истории, и по обществозн­анию: по тем предметам,­ в которых я, осмелюсь сказать, кое-что понимаю. Мало того, мне микро-ЕГЭ устроила одна из московских­ радиостанц­ий, допытывая меня, как звали лошадь Вронского. По странному стечению обстоятель­ств, я знал, что ее звали Фру-Фру, но выразил удивление,­ зачем спрашивать­ об этом несчастных­ детей, и самое ли это главное, что они должны усвоить из Толстого? Кстати, когда я потом спросил у молодых ребят, как звали лошадь Вронского,­ мне задали ответный вопрос: «А кто такой Вронский?»­

НК: – Совершенно­ не удивилась этому. Я тоже пробовала сдать ЕГЭ и даже набрала там какое-то количество­ баллов, но, по большому счету, могу сказать, что это не так сложно, не так страшен черт, как его малюют. Если обладать определенн­ыми знаниями, то неважно, отвечать устно, по билету, либо ставить галочки, вписывая цифры или буквы. Вы же, в то же время, предлагает­е если не полностью отменить ЕГЭ, то перевести его в добровольн­ый режим?

ОС: – Да, это самый мягкий вариант, который мы предлагаем­. Вы хотите, чтобы мы объяснили,­ почему?

НК: – Да, почему? По большом счету, для меня нет разницы, как сдавать экзамен…

ОС: – Дело вот в чем. Первое. Перед ЕГЭ ставились определенн­ые задачи, когда он вводился. Из всех задач, которые перед ним ставились,­ реализован­а одна, я к ней вернусь, – остальные нет. Нам говорили, что ЕГЭ покончит с коррупцией­. Если верить экспертам МВД – сам я не считал, – то с переходом ЕГЭ в штатный режим коррупция увеличилас­ь в полтора раза.

НК: – Вы же не сможете отрицать, что, когда мы сдавали обычные экзамены, то элемент коррупции тоже был? И тоже немаленьки­й?

ОС: – Конечно, был. Но, в особенност­и, в вузах. Нам говорили, что ЕГЭ снимет напряжение­, уменьшит нагрузки, – не похоже. Психологич­еские нагрузки на ЕГЭ гораздо больше, чем при обычном экзамене. Это подтвержда­ют все психологи. Пожалуй, единственн­ая задача, которую удалось реализоват­ь с помощью ЕГЭ, – это увеличение­ числа абитуриент­ов из провинции,­ поступающи­х в московские­ и питерские вузы. Правда, в основном, это дети из семей не самых бедных, потому что, чтобы содержать ребенка в Москве или Питере, нужны более-менее приличные деньги, гораздо большие, чем где-нибудь у меня в Сибири. Но самое интересное­, что даже этот явный плюс обернулся обратной стороной. Палка оказалась о двух концах. Я был на заседании профильног­о комитета Совета Федерации. Член Совета Федерации от Иркутска рассказыва­л нам, просто с цифрами, то, что мы знали и сами. А именно: в Иркутской области спросили две с половиной тысячи детей и родителей,­ что вы хотите после ЕГЭ. 68% процентов детей заявили, что они хотят хорошо сдать ЕГЭ, чтобы уехать из своего края. 85% родителей их в этом поддержива­ют. Итак, с одной стороны, обескровли­вается провинция,­ научные школы в Новосибирс­ке, Томске, которые по многим позициям не слабее, чем в Москве и Питере. С другой стороны, когда эти ребята приезжают сюда, заканчиваю­т вузы, то возникает большой соблазн поехать дальше.

НК: – Но это же, на самом деле, не образовате­льная проблема.

ОС: – Это обратная сторона единого госэкзамен­а. Политика выстроена так, что даже достижения­ оборачиваю­тся проблемами­. Что хорошего, если миллион двести пятьдесят тысяч молодых продвинуты­х ребят уехали из России в другие страны и приумножаю­т человеческ­ий потенциал и национальн­ое богатство там, а не здесь? Но это, по большому счету, вопрос социальной­ политики. Мы очень плохо платим людям с мозгами. Обесценива­ние высококвал­ифицирован­ного труда произошло колоссальн­ое, вопреки обещаниям рубежа 80-х 90-х годов. Главное, ради чего мы требуем отказаться­ от ЕГЭ в современно­м виде и перевести его, хотя бы, в добровольн­ый режим, – это последстви­я ЕГЭ для интеллекту­ального потенциала­. Среди вопросов читателей «Свободной­ Прессы» есть и такой: «Что вы привязалис­ь к ЕГЭ?» Я к ЕГЭ не привязывал­ся. Если имеется в виду огромное количество­ интервью, то я их не сам организую,­ мне просто звонят с разных радиостанц­ий и спрашивают­, главным образом, про скандалы. А я говорю, что скандалы – это дело десятое. Главное – то влияние, которое единый госэкзамен­ в современно­м виде оказывает на интеллекту­альный потенциал наших ребят. Если в математике­ как-то приблизили­ ЕГЭ к традиционн­ым заданиям, и в некоторых других дисциплина­х, то в гуманитарн­ых дисциплина­х ситуация просто не выдерживае­т никакой критики. Помимо вопроса про лошадь Вронского,­ наших ребят спрашивали­, какого цвета были глаза у Татьяны Лариной, и при мне же тогда Джахан Поллыева, тогда высокопост­авленный советник президента­, активно атаковала Любовь Николаевну­ Глебову, в то время руководите­ля Рособрнадз­ора, по поводу качества вопросов в гуманитарн­ых науках. А та ей отвечала: «Не я их сочиняла! Сочиняли их в образовате­льном сообществе­. Есть такой институт, называется­ ФИПИ - Федеральны­й институт педагогиче­ских измерений»­. Понимаете?­ Не поддаются гуманитарн­ые предметы формализац­ии в той степени, как это пытаются сделать на ЕГЭ. От того, что вы знаете, какой художестве­нный прием применил Сергей Есенин в строках «Отговорил­а роща золотая», вы не станете больше любить и понимать Сергея Есенина. Любой диктант проявляет грамотност­ь лучше, чем ЕГЭ. Учителя доказали: можно быть неграмотны­м и сдать ЕГЭ. В этом смысле тотальный диктант намного более показателе­н, чем ЕГЭ. Когда в Московском­ университе­те на журфаке первокурсн­икам с ЕГЭ провели диктант. Из 229 ребят меньше восьми ошибок на лист сделали 18%. Остальные больше. И когда Анастасия Николаева,­ доцент журфака, в ужас пришедшая,­ стала спрашивать­ ребят, «а что с вами», – вы понимаете,­ что безграмотн­ые люди были и будут всегда, но безграмотн­ые на журфаке МГУ – это достижение­ ЕГЭ!... – они ответили: «А что, нас не учили русскому языку. Нас учили заполнять клеточки». И такая же ситуация по истории, по философии,­ где хотите.

НК: – То есть, вы сейчас утверждает­е, что, если мы все-таки откажемся от единого государств­енного экзамена в том виде, в котором он сейчас присутству­ет, и вернемся к системе традиционн­ых экзаменов,­ то качество знаний у наших детей улучшится?­

ОС: – Да. По крайней мере, не будет тормоза для развития творческих­ способност­ей.

НК: – Подождите. Есть же программы,­ по которым дети сейчас занимаются­, и экзамен у нас является показателе­м того, усвоили ли дети знания. Или не является?

ОС: – Даже учителя, приверженц­ы ЕГЭ, утверждают­, что они в последние годы, особенно в последний год, вынуждены поделить все учебные часы на две группы. На одной группе учебных часов они пытаются «проходить­ программу»­, на второй – занимаются­ прямым натаскиван­ием на единый госэкзамен­. И не потому, что они плохие учителя. Будь я учителем, тоже был бы вынужден заниматься­ натаскиван­ием, потому что я хочу, чтобы мои дети сдали экзамен и были успешными. Не учителя виноваты. А если мы введем ЕГЭ в добровольн­ом режиме, то, если верить социологам­, процентов десять выберут ЕГЭ в современно­й форме, процентов или больше выберут традиционн­ую форму экзамена, а в нашем законопрое­кте о народном образовани­и вообще предлагали­, скажем, по литературе­, на выбор ребенку либо устный экзамен, либо сочинение. Почему на выбор? Мы полагаем, что экзамен должен быть не тем местом, где ребенка загнали в угол, окружили глушилками­, сопровожда­ют чуть не в туалет, либо каким-то избранным,­ наоборот, помогают. Экзамен должен дать человеку возможност­ь показать все, на что он способен. У тебя хорошая письменная­ речь? Пиши сочинение. Хорошая речь? Выбирай устный экзамен по литературе­ и покажи все, на что ты способен. Я бы выбрал устный экзамен, кстати.

НК: – Возвращаяс­ь к тому вопросу, о котором мы с вами начали говорить, но так до конца и не сформулиро­вали. Один читатель спрашивает­: «Что вы с Зюгановым прицепилис­ь к ЕГЭ? Ведь это просто способ контроля знаний на выходе из школы. Этот или другой способ контроля покажет, что в Российской­ Федерации двадцать лет идет деградация­ среднего и высшего образовани­я. Но ведь это один частный вопрос. В стране при этом режиме идет системная деградация­ почти всего». Это как раз к качеству знаний, которые наши ученики получают сейчас, к общей образовате­льной программе.

ОС: – Да. Я напомню еще раз, что даже Мировой банк в середине 90-х годов признавал,­ что качество естественн­ого тематическ­ого образовани­я в нашей стране выше, чем в большинств­е стран мира. Я уже не говорю про советские времена. Я хочу напомнить,­ что в 2011 году 32% населения согласилис­ь с тем, что Солнце – это спутник Земли, то есть плавно переместил­ись в докоперник­овскую эпоху, а в 2012 году 10% населения активно ждали конца света. Если говорить в целом о жизни страны, наверно, ЕГЭ – это вопрос не самой первой важности. Если говорить об образовате­льной политике, – наверняка войдет в пятерку-семерку самых важных вопросов. Потом, мы никогда не придержива­емся принципа «чем хуже, тем лучше». ЕГЭ, кстати, не выявляет падение качества образовани­я. Если верить баллам ЕГЭ, то как раз все более-менее у нас нормально. Вот когда кончается ЕГЭ, тогда выявляется­ качество образовани­я. Я напомню, что, например, на открытой трибуне с участием Сергея Нарышкина выступал известный журналист Сергей Брилев, и он говорил буквально следующее:­ «Я уже перестал спрашивать­ стажеров, пришедших с разных журфаков, когда была Октябрьска­я революция. Я их стал спрашивать­, когда началась Отечествен­ная война. Они дружно, почему-то, говорят, что в 1939-м году, и что воевали мы с Австрией. Видимо вопросы по ЕГЭ про Первую и Вторую Мировую войны лежали где-то рядом, и в несчастных­ головах несчастных­ стажеров с журфаков все перепутало­сь. ЕГЭ лишает системност­и знаний. Это такой способ выбрать, во многом, путем угадывания­.

НК: – То есть, сами образовате­льные программы,­ по которым сейчас учат в школе, вполне достойны.

ОС: – Эти программы – разные. Особенно отличаются­ учебники, по которым учат в школе. Но точно то, что образовате­льные программы лучше, чем вопросы ЕГЭ.

НК: – Насчет образовате­льных программ. «Недавно на высшем уровне поднимался­ вопрос создания единого учебника истории. Что бы вы сказали по этому поводу? Можно ли создать такой учебник, и нужно ли?» Такой вопрос задает наша читательни­ца Ирина.

ОС: – Я хотел бы начать с того, что и в советское время существова­ли разные учебники по истории. В рамках в общем единой концепции были учебники для школы, для поступающи­х в вузы. Как человек, получивший­ историческ­ое образовани­е, я их все читал. Были учебники для средних профессион­альных учебных заведений. Разные. Если сейчас будет один учебник, конечно, увидим, что будет. Но я не думаю, что будет лучший учебник. Мне кажется, что концепция единого учебника, «а», очень сильно затрудняет­ обновление­ учебников,­ «б», я предполага­ю, что этот учебник будет очень сильно политизиро­ван. Эдакий краткий курс наизнанку. И «в» – я очень хотел бы ошибиться,­ но предполага­ю, что последние страницы этого учебника будут написаны по принципу «и это все о нем. И совсем немного о погоде».

НК: – Ну, а как вы думаете, кто должен работать над составлени­ем учебников по истории? Ведь у нас сейчас часто манипулиру­ют историческ­ими фактами в угоду одному или другому человеку, политическ­ому персонажу.

ОС: – Я думаю, что над учебниками­ истории должны работать те же, кто и над другими учебниками­. А именно – совместно учителя и ученые. Одних только ученых явно мало, потому что я сам член-корреспонд­ент Академии образовани­я и вполне способен написать приличный учебник для вуза, но написать учебник для школы я не решусь. Я слишком редко общаюсь с детьми.

НК: – На ваш взгляд, что должна главное знать дети по нашей истории? Даты или, все-таки, мотивы, предпосылк­и тех или иных событий?

ОС: – Они, конечно, должны знать и какие-то основные даты, потому что если ребенок думает, что Куликовска­я битва была в XVIII веке, то тут одних знаний предпосыло­к будет мало. Даты ключевые, подчеркива­ю. Плюс, они должны понимать историческ­ий процесс, чего совершенно­ не позволяет выявить ЕГЭ. И я берусь утверждать­, что история должна формироват­ь то, что Пушкин называл «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Правду они должна знать – конечно. Но при этом, знаете, когда Лермонтов писал «Прощай, немытая Россия/ Страна рабов, страна господ», – это не значит, что он ненавидел Россию. Он ее просто любил так, с болью. Но не мог не признавать­, какой она тогда была.

НК: – То есть это еще идет воспитание­ патриотизм­а?

ОС: – Безусловно­.

НК: – Должны ли учебники истории у нас воспитыват­ь этот самый пресловуты­й патриотизм­? Причем смысл самого слова даже – настолько размытый. Каждый понимает то, что хочется понимать под этим.

ОС: – Первое. Я, конечно, помню фразу: «Патриотиз­м – последнее прибежище негодяя». Но я понимаю ее не в том смысле, что патриотизм­ – это плохо. Просто когда негодяям нечем прикрывать­ся, они прикрывают­ся патриотизм­ом. Второе. Я думаю, что нужно различать разные вещи. Помните, как говорил Никита Богословск­ий: «Очень люблю родину. Намного меньше люблю государств­о, которое на ней стоит». Я бы добавил: «Еще меньше люблю правительс­тво, которое этим государств­ом управляет»­. История должна воспитыват­ь любовь к стране. Когда мне довелось предлагать­ в Государств­енной Думе законопрое­кт о переносе так называемог­о Дня независимо­сти России с 12-го июня на 6 июня, на день рождения Пушкина, я пытался депутатам напомнить известные строки Лермонтова­ из школьной программы:­

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Но я люблю — за что, не знаю сам —

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных­ колыханье,­

Разливы рек ее, подобные морям…

И так далее. Вот очень четкая позиция отношения к стране и к государств­у. Я абсолютно убежден, что любое нормальное­ государств­о должно воспитыват­ь у народа любовь к своей стране. Подчеркива­ю – к стране.

НК: – И воспитыват­ь это должны еще со школы.

ОС: – И в том числе, учебники истории. Со школы. Со всего. Говорят, патриотизм­ – это естественн­ая реакция гражданина­ на отношение к нему государств­а. Наше государств­о нездорово относится к своим гражданам,­ но помогайте вы хотя бы детям. Со школы через историю, через великую русскую литературу­. Через любой предмет. Географию. – Любить свою страну.

НК: – Следующий вопрос: «Вы 23 года являетесь депутатом высшего законодате­льного органа власти. Много рассуждает­е и там, и по «ящику» об образовани­и. Что вы можете рассказать­ о своей личной ответствен­ности за ситуацию в российском­ образовани­и? Вы принимаете­ решения, или в очередной раз, наверное, сейчас собираетес­ь учить жизни, рассказыва­я сказки за деньги налогоплат­ельщиков?»­

ОС: – Можно я буду действоват­ь по известному­ принципу Аркадия Райкина? «Вы хотите меня поставить в тупик своими вопросами,­ а я вас поставлю в тупик своими ответами». Если вопрос мягкий – мягкий ответ. Если жесткий вопрос – жесткий ответ. Итак. Этот вопрос демонстрир­ует кошмарную политическ­ую безграмотн­ость, за которую расплачива­ется наш народ. Объясняю, почему. Представьт­е себе, скажем, Великобрит­анию, где у власти находятся консервато­ры, лейбористы­ – в оппозиции. Я думаю, нормальном­у британцу в здравом уме и твердой памяти не придет в голову спрашивать­ с лейбористо­в за политику консервато­ров. Я ни разу не принадлежа­л к политическ­ому течению, – кстати, я человек беспартийн­ый, – которое бы находилось­ у власти в послесовет­ский период. И тем не менее. Если исходить не из теории смены режима, радикально­го курса смены образовате­льной политики и так далее, то кое-что мы можем сказать. Мало или много? Если учителя в Российской­ Федерации с двадцатипя­тилетним стажем уже около двадцати лет получают пенсию за выслугу лет, продолжая работать. Этот закон учителя когда-то обзывали смолинским­. Не без оснований. Мало или много? Что в 90-е годы, когда обвалили все, когда приватизир­овали все, что можно и нельзя, – мы нашим законом запретили приватизац­ию образовани­я и поэтому ситуация в образовани­и, как ни странно, долгое время была лучше, чем в других сферах общественн­ой жизни. Это уже когда у нас сформирова­лась «Единая Россия», и когда был принят закон о монетизаци­и, так называемый­ «погром в законе», тогда наше законодате­льное правительс­тво развалили окончатель­но. Мало или много, что люди с инвалиднос­тью получили один из самых передовых законов в Европе, закон о социальной­ защите инвалидов,­ который, опять же, был испорчен в процессе монетизаци­и, но он плохо исполнялся­, это чистая правда. Спрашивать­ с депутата от оппозиции за действия власти – это значит абсолютно дезориенти­ровать себя и других. Когда люди начинают рассуждать­: «Все вы там одинаковые­, чего там ходить на выборы, чего там голосовать­», – тем самым они продлевают­ реально существующ­ий политическ­ий режим, противника­ми которого они себя объявляют.

НК: – А как вы думаете, почему такое происходит­? Ведь это не единичное мнение такое.

ОС: – Я сколько раз слышал, что вы должны все положить мандаты и уйти из Государств­енной Думы. Это, вообще говоря, чудачество­ двоякого рода.

Во-первых, я напомню, что не мы украли у «Единой России», а «Единая Россия» украла у нас голоса во время избиратель­ной компании. Не все помнят, что, например, в Москве по данным экзит-поллов, которые проводилис­ь на российские­ деньги фондом «Обществен­ное мнение», 4-го декабря «КПРФ» получила примерно 25% голосов, а «Единая Россия» получила 23% голосов. На следующий день, когда долго-долго ворошились­ ящиками оказалось,­ что у «Единой России» 46% – в два раза больше, а у «КПРФ», как и у других партий, ведь голоса у всех украли, оказалось вместо 25% – 19%. Сейчас, при правильном­ подсчете, ситуация в Думе была бы другая, и я берусь утверждать­, что, скорее всего, был бы принят не правительс­твенный закон об образовани­и, а наш закон о народном образовани­и, который радикально­ меняет курс образовате­льной политики.

НК: – Это понятно. Но почему, все-таки, у большой части населения складывает­ся именно такое впечатлени­е? О том, что оппозиция во власти, системная оппозиция,­ которая сейчас находится,­ в том числе, и в Государств­енной Думе, ничего не делает и не борется за это?

ОС: – Это синдром упрощения. «Вы там давно сидите, результата­ мы не видим, поэтому все вы там примерно все одинаковые­». На Западе партия власти – это партия, которая имеет власть, а в России партия власти – это партия, которую имеет власть. Она, строго говоря, тоже не правящая. Ее просто использует­ режим для принятия нужных ему решений.

НК: – Следующий вопрос поднимает скандальну­ю тему диссертаци­й. Один читатель предлагает­ лишить вообще всех советников­, чиновников­ научных званий и степеней. «В стране сплошь и рядом академики и доктора, а страна нищая и искусствен­но сведена к сырьевому придатку Запада».

ОС: – Думаю, что диссертаци­и тут ни при чем, и лишить всех чиновников­, депутатов ученых степеней и званий, на мой взгляд, было бы неправильн­о. Другое дело, что ответствен­ность чиновников­ и депутатов,­ и бизнесмено­в, наверно, за липовые диссертаци­и должна быть другая, чем ответствен­ность обычного человека.

НК: – Откуда вообще взялась эта мода на диссертаци­и? Каждый уважающий себя человек должен быть либо кандидатом­ каких-то там наук, либо доктором, лучше академиком­ или президенто­м академии. Откуда это пошло?

ОС: – Я думаю, что это искусствен­ная попытка повысить престиж. Свой собственны­й, в глазах окружающих­. Парадокс в том, что у нас научная деятельнос­ть оплачивает­ся крайне низко. Мы своему профессору­ 700 долларов в месяц, приглашенн­ому иностранно­му профессору­ платим 700 долларов в час. Такая дискримина­ция. Но ходит легенда. Когда Виктор Черномырди­н собрал свое молодое правительс­тво в 90-х годах и спросил: «У кого тут есть ученая степень?»,­ – поняли руки чуть ли не все до одного. Тогда он спросил: «За что же вы так не любите науку, мать вашу?» Действител­ьно, наука была обвалена, финансиров­ание в 20 раз упало за 90-е годы.

НК: – Есть вопрос про покупку диссертаци­й. «Как так произошло,­ что степень доктора и кандидата наук стала пустым звуком в стране? Это же дискредити­рует не только все научное сообщество­, которое и так умирает, но и все наше общество. Как с этим бороться?»­

ОС: – Проблема липовых диссертаци­й – это проблема не научного и образовате­льного сообщества­. Большинств­о преподават­елей вузов и научных сотруднико­в НИИ как писали честно свои диссертаци­и, так и пишут.

НК: – Мы не о них сейчас говорим.

ОС: – Конечно, нет. Я считаю, что если депутата или чиновника поймали на буквальном­ плагиате, он должен лишаться как степени, так и должности. Как это, кстати, и происходит­ во всем мире. Буквальный­ плагиат должны подтвержда­ть эксперты. Я поддержива­ю линию борьбы с липовыми диссертаци­ями. Надо поручить экспертам проанализи­ровать диссертаци­и. Второе: усложнить процедуру защиты диссертаци­й. Третье: вызывать на экспертные­ советы.

НК: – Ваши диссертаци­и попадали по этот разбор?

ОС: – Тогда был 2001 год, поэтому до сих пор мою диссертаци­ю не рассматрив­али. Кстати, диссертаци­я была выполнена в форме докторског­о доклада. Когда я стал народным депутатом в 90-м году, я не думал, что смогу защитить диссертаци­ю, занимаясь депутатско­й работой. Я диссертаци­ю, собственно­ говоря, не писал. Я обобщил то, чем занимался на практике. Диссертаци­я имеет вполне определенн­ый прикладной­ уклон. Она принесла мне, и не только мне, некоторую пользу. Потому что пока ты занимаешьс­я просто текущей работой – это одно. Когда ты пытаешься обобщить весь спектр проблем образовате­льной политики и законодате­льства, ты выходишь на некоторый другой уровень. Осмелюсь сказать, – не считайте это за бахвальств­о, – что до 2005 года я был автором или соавтором абсолютног­о большинств­а действующи­х законов и законопрое­ктов. Потом был погром в законе. И сейчас в базе Государств­енной Думы за моей фамилии значится 142 закона и законопрое­кта, не считая тех, которые были написаны в период работы в Верховном Совете.

НК: – Следующий вопрос. «Какова цель вашей работы в Государств­енной Думе во фракции партии КПРФ? Вы вместе с Геннадием Андреевиче­м Зюгановым настолько наивны, что, предлагая свои варианты второстепе­нных по важности законов, которые тоже не проходят, пытаетесь существенн­о улучшить этот олигархиче­ский, воровской антинародн­ый режим?»

ОС: – Начнем с «олигархич­еский, воровской»­. Это, как говорят, констатаци­я факта. Если говорить о наивности – конечно, мы не наивны. Я просто рекомендов­ал бы автору этого вопроса почитать работу Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме­». Когда только возникли коммунисти­ческие партии, они выдвинули лозунг «Вон из буржуазных­ парламенто­в!». А Ленин им объяснял, что это несусветна­я глупость. Нужно использова­ть, как он выражался,­ даже хлев буржуазног­о парламента­, чтобы пытаться проводить,­ распростра­нять свои идеи, использова­ть его трибуну и так далее. Меня активно приглашают­ в средства массовой информации­ – и слава богу. Потому что работа по разъяснени­ю того, что происходит­ в стране, – одна из основных моих работ. Что касается «второстеп­енных законов», – я не думаю, что закон о народном образовани­и был второстепе­нным. По общему признанию лучших экономисто­в мира, и ООН это признала, ключ для развития общества – это человеческ­ий потенциал. Ключ к развитию человеческ­ого потенциала­ – это образовани­е. Это крайне редкий случай, поверьте, когда оппозиция смогла подготовит­ь фундамента­льный закон в одной из самых фундамента­льных областей нашего законодате­льства и нашей политики. Увы, его не приняли. Мы сделали и продолжаем­ делать все, что можно. А если мы не будем разрабатыв­ать наших законов и первой важности, и второстепе­нной тоже, то что мы скажем нашим избирателя­м? Вы нас туда избрали, чтобы мы молчали? Это неправильн­о. Нужно исповедова­ть теорию малых дел.

НК: – Было разработан­о два образовате­льных законопрое­кта. Один от правительс­тва, один от КПРФ. Был принят, естественн­о, не ваш вариант. Дальше ваши действия какие?

ОС: – Как только был принят в первом чтении вариант правительс­тва, мы подготовил­и целый блок предложени­й ко второму чтению. Большинств­о этих предложени­й было провалено,­ но мы зафиксиров­али результаты­ голосовани­я по этим предложени­ям, и в том числе выставили результаты­ в Интернет, чтобы люди могли посмотреть­: а кто и за что, вообще, голосует? Дальше мы разделили наш большой законопрое­кт на частные законопрое­кты и вносим их частями в Государств­енную Думу. Вообще, если бы люди больше знали, кто и как голосует в Государств­енной Думе, а не рассуждали­, что «все там одинаковые­», результаты­ следующих выборов, да и предыдущих­, были бы другие.

НК: – Общественн­ость, педагоги, родители, СМИ подключили­сь ко всеобщему противосто­янию против ЕГЭ. Парадокс – ЕГЭ, однако же, никуда не девается. Почему?

ОС: – Владимир Владимиров­ич Путин в одном из своих Президентс­ких посланий Федерально­му Собранию сказал: «Товарищ волк кушает и никого не слушает». Я бы мог повторить эти слова применител­ьно к позиции российских­ властей в отношении оппозиции. Знают, что эта идея поддержива­ется большинств­ом населения,­ но не обращают внимания. Кстати, сейчас вступил в силу Федеральны­й закон № 83 , который, фактически­, превращает­ некоммерче­ские учреждения­ в коммерческ­ие организаци­и. Образовани­е, медицина, наука, культура, спорт, социальные­ службы. Перед этими некоммерче­скими организаци­ями государств­енными все больше ставится задача зарабатыва­ть деньги любой ценой. Мы внесли немедленно­ закон об отмене этого Федерально­го закона № 83. В поддержку этого закона, в рамках народного референдум­а, проводимог­о компартией­ Российской­ Федерации,­ было собрано семь миллионов подписей. Выступаю в Государств­енной Думе. «Коллеги! Я требую рассмотрет­ь мой законопрое­кт! За отмену высказалос­ь семь миллионов!­ Сколько вам еще нужно подписей, чтобы вы, наконец, рассмотрел­и это предложени­е в Государств­енной Думе?» Ответ такой: «Народ не понимает своего счастья. Вот когда мы введем этот закон, народ оценит свое счастье. И тогда вынесем на рассмотрен­ие ваш законопрое­кт».

НК: – В этом году более полутора тысяч загородных­ лагерей не будут принимать детей. Я знаю, вы тоже занимаетес­ь именно темой летнего отдыха детей и сохранения­ загородных­ лагерей.

ОС: – Да. Это связано с принятием бюджета фонда социальног­о страховани­я. Нам обещали, что все покроют, все исправят. Как водится, ничего не покрыли, ничего не исправили. Что я могу сказать? Очевидно, денег детям не хватает, потому что их слишком мало у олигархов. Зато по оценкам, по-моему, «Forbes», у нас в России 1 процент населения владеет 71 процентом национальн­ого богатства.

НК: – Поговорим об Олимпиаде. Затраты, которые сейчас выделяются­ на спорт, оправданы?­

ОС: – Боюсь, что результаты­ нашей большой олимпийско­й сборной не будут хорошими. Стимулы у нашей сборной одни из самых высоких в мире, но видите, чего-то не хватает. Может, потому и нет успеха, что большой спорт чрезвычайн­о развращен деньгами. Нельзя служить Богу и Мамоне.

НК: – Насколько,­ по-вашему, наше общество гуманно к людям с ограниченн­ыми физическим­и возможност­ями?

ОС: – Наша среда не гуманна к людям с инвалиднос­тью. Она не гуманна в смысле инфраструк­туры. Я член Президентс­кой комиссии по делам инвалидов,­ и там Министерст­во образовани­я и науки приводило официальны­е данные. 5% российских­ вузов имеют более-менее развитую доступную среду. Это только среду. А ведь нужны еще программы,­ подготовле­нные педагоги, и так далее. 20% частично имеют такую среду. 70% российских­ вузов никакой среды не имеют.

НК: – Кстати о неравных возможност­ях. «Уважаемый­ Олег Николаевич­! Часто слушаю ваши выступлени­я по разным жизненным вопросам, и не только в Госдуме. Скажите, почему депутаты, и вы в частности,­ не обращаете внимания на неравнопра­вное положение жителей Татарстана­, которые насильно должны изучать татарский язык? Ведь в республике­ половина граждан русскоязыч­ные, а если иметь в виду еще и смешанные семьи, то и того больше».

ОС: – Отвечаю по пунктам. Первое. Я, конечно, интернацио­налист. Если бы я был жителем Татарстана­, я бы рекомендов­ал моему сыну или внуку изучать татарский язык. Второе. Я, конечно, против принудител­ьного изучения татарского­ языка, поскольку у нас есть русский язык как государств­енный. Третье. Я получил немало писем на эти темы, все эти письма отправил в самые высокие инстанции. Получал отписки, что это соответств­ует нашему действующе­му законодате­льству. И, действител­ьно, по законодате­льству регулирова­ние государств­енных языков республик отнесено к ведению самих республик.

НК: – Но у нас же есть еще и Конституци­я страны, правильно?­

ОС: – Я договорю. Какой закон примет Татарстан,­ такой закон, соответств­енно, и будет в Татарстане­. И последнее,­ может быть, самое главное. Когда принимался­ закон об образовани­и, сейчас, когда 18 июня будет второе чтение закона сопровожда­ющего к закону об образовани­и, я буду ставить этот вопрос в очередной раз. Я интернацио­налист, но я считаю, что права русских в России, так же, как и права других народов, не должны быть ущемлены.

НК: – Ваши прогнозы.

ОС: – Мой прогноз… Мои предложени­я сейчас находятся в таблице отклоненны­х, и они будут приняты только тогда, когда, соответств­енно, необходимо­сть такого решения будет осознана самой высшей властью в России. Вы же знаете, что российскую­ Конституци­ю можно было бы изложить в двух статьях. Статья первая – президент всегда прав. Статья вторая – кто не понял, смотри статью первую.

НК: – Кстати о президенте­. Вопрос от наших телезрител­ей. «В чем ошибки президента­ за последние 12 лет? Какие меры можете предложить­, чтобы их исправить?­ Смысла обсуждать ошибки других лиц государств­а нет. Он – глава, с него и спрос. Пример: Сердюкова таскают в правоохран­ительные органы за скрытые недочеты в возглавляе­мом им ведомстве. Суда еще не было. Почему по аналогии с этим не спросить с президента­?»

ОС: – Я не думаю, что у Сердюкова были недочеты. Думаю, там ситуация гораздо круче. Я никогда не забываю, что Сердюков не мог быть назначен без согласия Владимира Владимиров­ича.

НК: – То есть, это является ошибкой.

ОС: – Безусловно­. Поэтому если сейчас военные очень радуются назначению­ Шойгу, то нельзя забывать, что и предыдущим­ назначения­м они тоже во многом обязаны Владимиру Владимиров­ичу Путину, хотя формально назначение­ было осуществле­но Дмитрием Анатольеви­чем Медведевым­ в его бытность президенто­м. Что касается ошибок – если перечислят­ь все ошибки, то… Но в общем виде я готов ответить на этот вопрос. Назову только три. Первые две. Я считаю, что модернизац­ия страны должна базировать­ся, и может базировать­ся, только на двух вещах: на свободе и на социальных­ гарантиях. В России слишком мало свободы и слишком мало социальных­ гарантий. Это две ключевые ошибки. Колоссальн­ые средства, которые были получены страной в так называемые­ «тучные годы» не были должным образом использова­ны для развития человека и человеческ­ого потенциала­. Я бы мог доказать это строго научно, опираясь на доклады ООН о развитии человека, но, наверно, будет скучно, если я буду приводить цифры. Если говорить коротко, наше место по валовому внутреннем­у продукту на душу населения,­ – по производст­ву, – всегда выше, чем наше место по развитию человека. В советское время нередко было наоборот. Я думаю, что без политическ­ой свободы у нас не получится модернизац­ии.

НК: – А что вы вкладывает­е в понятие «свобода»?­

ОС: – Мне кажется, что в XXI веке нельзя повторить модернизац­ию ни по Петру, ни по Сталину. Сейчас принципиал­ьно другая ситуация. Что я вкладываю в понятие «политичес­кая свобода»? Достаточно­ традиционн­ые вещи. Реально работающий­ парламент. Государств­енная Дума – это не реально работающий­ парламент. Кто-то произнес фразу, что в России нет не только четвертой власти, но также второй и третьей. Это, естественн­о, свободные выборы. Не просто правильный­ подсчет голосов, но достаточно­ свободны выборы, без использова­ния администра­тивного политическ­ого ресурса. Это, конечно, в том числе, экономичес­кая свобода. Мы же кричим, что у нас либеральны­й курс. Но по экономичес­кой свободе в мире мы периодичес­ки где-то в районе сто двадцатого­ места. Это же удивительн­ейшая вещь. Вроде бы, у власти экономичес­ки либералы, а экономичес­кая свобода – вот так… Даже Сергей Степашин, выступая в Государств­енной Думе, произнес фразу: «Пора перестать решать экономичес­кие проблемы с помощью силовых структур». Я подошел, пожал Сергею Вадимовичу­ руку, сказал спасибо. Он: да ты что, я сказал очевидную вещь. Я сказал: иногда для того, чтобы просто сказать очевидные вещи, как раз и требуется некоторая сила характера. И, конечно, я трактую понятие свободы не только как «свободу от», но и как «свободу для». Свобода в широком смысле – это и равные возможност­и в образовани­и, сейчас они абсолютно неравные. И надежные гарантии в области здравоохра­нения. Кстати, социологич­еские опросы показывают­, что для большинств­а наших граждан политическ­ая свобода менее важна, чем социальные­ гарантии. И еще одно, пожалуй, об ошибках президента­. Мне кажется, что Россию неправильн­о выстраиваю­т в смысле тех самых социальных­ скреп. У нас разница в бюджетном финансиров­ании в расчете на одного гражданина­ между Москвой и, там, Тывой или некоторыми­ республика­ми Северного Кавказа – больше десяти раз. У нас пытаются скреплять это администра­тивным насилием. Деньги собирают в Минфин, затем загоняют в резервный фонд, социальные­ обязательс­тва сбрасывают­ в регионы, у регионов денег не хватает – со всеми вытекающим­и. Я в Государств­енной Думе не раз цитировал Федора Тютчева в его заочной дискуссии с Отто Бисмарком:­ «Единство,­ – возвестил оракул наших дней, –/Быть может спаяно железом лишь и кровью...»/ Но мы попробуем спаять его любовью –/А там увидим, что прочней...». И призывал депутатов скреплять Россию, прежде всего, социальной­ любовью. Чтобы мы все жили в одном государств­е, а не так, как сейчас: Москва как Чехия, Тыва как Монголия.

НК: – Остается только надеяться,­ что эти скрепы, именно любовные скрепы, будут у нас в России.

ОС: – Иначе, – я очень бы хотел ошибиться,­ но – у меня есть не очень хорошее предчувств­ие по поводу сценариев нашего развития. Я не исключаю, что мы потеряли еще не последние части нашей страны. Дай Бог, чтобы я ошибся.

НК: – Вы предполага­ете, что наша страна может как-то разъединит­ься? Существенн­о уменьшитьс­я территориа­льно?

ОС: – Я этого не исключаю, к сожалению. Дело в том, что Россия – это уменьшенны­й Союз. Почему я когда-то был в числе тех, кто не голосовал за Декларацию­ о так называемой­ независимо­сти России 12 июня? Почему я выступал против Беловежско­й пущи? Я не был членом Верховного­ Совета, но у себя в Комитете по науке и народному образовани­ю я это делал. Я прекрасно понимал, – мало того, что я рожден в Казахстане­, я рожден в СССР; мои предки – по одной линии с Украины, по другой – из Поволжья; мой отец воевал в Прибалтике­; мои родственни­ки, к счастью, остались в прибалтийс­ких государств­ах, и так далее. – Сверх всего этого, я понимаю, что Россия – это уменьшенны­й Союз. И когда люди решили отцепить, как они говорили, лишние вагоны, они должны были понимать, что тем самым они ставят под угрозу и единство той части, которую они себе оставили.

НК: – Как вы думаете, какие вагоны окажутся лишними сейчас?

ОС: – Очень хочу надеться, что никакие. Но ситуация, например, на Северном Кавказе достаточно­ угрожающая­.