О дефиците рабочей силы

Каждый раз, когда правительственные и не очень экономисты объясняют нам, почему России нужны мигранты, они говорят, что у нас «дефицит рабочей силы на рынке труда».

Это такая же абсурдная с точки зрения экономики фраза, как, скажем, «на рынке дефицит туалетной бумаги». Или – «на рынке дефицит гречки». Если на венесуэльском рынке дефицит туалетной бумаги – значит, в Венесуэле нет рынка.

Дефицита на рынке не может быть, разве что кратковременного и в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств. Если на рынке дефицит гречки – значит, на гречку повышается цена и дефицит исчезает.

Если на рынке дефицит рабочей силы – на нее повышается цена и дефицит исчезает. На рабочем рынке Англии вXIVв. был дефицит рабочей силы в связи с эпидемией чумы. Цена на рабочую силу повысилась, и высокая плата работникам стала в конце концов одной из причин промышленной революции.

Рабочая сила – это одна из вещей, на которую по определению не может быть дефицита на рынке, потому что даже если у вас снижается численность населения, рабочие места не могут сокращаться опережающими темпами. Если у вас в городе в 100 тыс. человек было 100 портных, а потом население города сократилось до 90 тыс. человек, это не значит, что ему неоткуда взять еще 10 портных. Это значит, что ему при прочих равных нужно на 10 портных меньше.

Одной из основных характеристик постиндустриального общества является не дефицит, а наоборот, потенциальный избыток рабочей силы. Постиндустриальное общество потому и является постиндустриальным, что если раньше из 100 человек 90 были крестьяне, которые производили еду, то теперь еду, которая нужна 100 человекам, производят 3 человека, а остальные 97 теоретически могут удовлетворять иные, совершенно немыслимые в доиндустриальном обществе потребности.

Россия – не постиндустриальное общество, но эта лемма верна и для нее. Мы живем, экспортируя нефть и газ. В добыче нефти и газа задействована крошечная часть населения. Все остальное – это потенциальная избыточная рабочая сила.

Когда мне объясняют про старение населения и про то, что русский человек не работает на низкооплачиваемой работе, и поэтому приходится нанимать таджика, у меня возникает простой вопрос. Японское население – самое старое в мире. И одно из самых высокооплачиваемых. И у них никаких таджиков нет. Как они там, без таджиков-то или малайцев справляются?

Еще раз. Когда мне говорят: «на рынке дефицит рабочей силы» – это значит, что рынка рабочей силы нет. Рабочая сила есть, а рынка – нет.

Посмотрим, что происходит с этой потенциальной рабочей силой.

Первое. В России в три раза больше полицейских на душу населения, чем в США. Учитывая, что реальная раскрываемость преступлений в России составляет проценты от американской, это значит, что эти люди не занимаются раскрытием преступлений. В массе своей это люди, которые безнаказанно их совершают. Около миллиона здоровых молодых мужчин самого трудоспособного возраста изъяты с рынка труда и вместо того, чтобы зарабатывать 2-3-4 тыс. дол. реальным трудом, умножающим ВВП, занимаются тем, что зарабатывают кто тысячи, а кто и миллионы долларов, ВВП уменьшая.

Поведение этих мужчин очень логично. Зачем, допустим, работать программистом каждый день с утра до вечера за четыре тысячи долларов, если можно состоять в ОБЭП и к тридцати годам возить с собой в личном «гелендвагене» телефоны «верту» и сотни тысяч долларов наличными? Это так же выгодно, как в средневековой Англии выгодно было быть бароном-разбойником и невыгодно – крестьянином, которого барон грабил. Но вопрос: зачем государство деформирует рынок рабочей силы подобным образом? Зачем оно создает вакансии бандитов?

Второе. В России – 800 тыс. частных охранников. Это тоже молодые здоровые люди, которые могли бы проектировать станки, создавать бизнесы или подметать улицы. Конечно, частные охранники – это рыночная профессия. В любой стране, кроме «Города солнца» Кампанеллы, будет спрос на частных охранников, которые охраняют банки, перевозят наличку и пр. Но все-таки согласитесь: как минимум половина этих частных охранников, которые, кстати, все славянской внешности и зарабатывают не так много, существует потому что государство не обеспечивает жителям ту базовую безопасность, которое оно по идее должно обеспечивать с самым высоким количеством полицейских на душу населения в мире.

Чиновников в России – под миллион, а если считать со всякими ГУПам, МУПами, госкорпорациями и контролерами – то 6 млн. По идее, обязанность чиновника – улучшать жизнь гражданина и бизнесмена. Чиновник – это человек, который должен делать так, чтобы бизнес можно было открыть за пять минут, а украсть его было бы нельзя. В России ровно наоборот. Чиновник – это человек, который делает так, что если ты хочешь открыть бизнес, то ты должен получить бумажку у одного чиновника, принести ее другому, потом третьему, потом двадцать девятому, и каждого из этих чиновников нет на работе, и каждый говорит, что бумажка неправильно оформлена. То есть большая часть этих мест – это антирабочие места. На них заняты люди славянской внешности, которые могли бы увеличивать ВВП страны, но они заняты тем, что уменьшают ВВП и вымогают взятки, и на каждый доллар полученной взятки приходится 1000 долларов ущерба для ВВП. Взятки обладают своеобразным демультипликатором.

Ну и, наконец, четвертое, и, пожалуй, самое главное. Вы можете приехать в любой российский поселок или городок и с ужасом увидеть, что значительная часть населения просто не работает. Она спивается, подсаживается на наркотики, перебивается какими-то непонятными работами, картошкой в огороде, водкой за починенный забор… И вот это население нам приводят в пример того, что русские работать не хотят. Таджики работают, а вот русские почему-то не хотят. Отсюда и возникает пресловутый дефицит рабочей силы на рынке. Эксперты оценивают это люмпенизированное население в 8 млн человек, что по порядку цифр соответствует количеству импортируемых нами таджиков.

Но создается ощущение, что эта цифра занижена, просто потому что наркоманов в России, по тем же экспертным оценкам, 9 млн человек, и вряд ли лишний миллион – это высокоинтеллектуальные программисты, которые иногда балуются коксом.

Теперь зададим простой вопрос: а зачем нашему люмпену Васе работать? Он живет в городе Мухосранске в пятиэтажке. У него есть крыша над головой. Она протекает, но она есть. Ему не надо за нее платить. За газ-воду-электричество он тоже не платит. Существует он обыкновенно на какое-то пособие. Оно копеечное, 100-150 дол. в месяц, но в огороде картошка, в лесу можно изловить барсука и вытопить из него жир, летом дачник даст бутылку водку за вскопанный огород, а зимой можно залезть в его дачу и там украсть компот из холодильника – жить можно.

Если наш люмпен Вася поедет в Москву поработать грузчиком в универмаг, то за сопоставимое жилье он отдаст 300 долларов, еда встанет вдвое дороже, картошки и барсука не будет, а зарабатывать он будет 700 долларов. Зачем ему ехать? Незачем.

Ему так же мало экономического резона ехать в город, как фигуранту «списка Магнитского» становиться бизнесменом и зарабатывать десятки тысяч долларов вместо того, чтобы красть миллионы.

Теперь представим себе, что завтра мигрантов в России не станет. Все. Кончились. Запретили. Это запрет, который несложно реализовать, имея самое большое количество ментов на душу населения в мире, потому что мигрант, цинично говоря, хорошо заметен. Отлавливаешь и депортируешь. В лесах мигрант не водится. Ареал его обитания – стройки, подсобки и дворницкие.

Так вот – представим себе, что в Москве больше нет мигрантов. И представим себе последствия этого для рынка труда без изменения всех прочих условий.

К примеру, есть профессия – дворник. На уборку двора реально в Москве отпускают по 500 долларов, можно убирать хоть 6 дворов. Это 3 тыс. долларов в месяц; чиновник платит из них мигранту 300, а остальные ворует. Когда приходит гражданин России и просится в дворники, его выгоняют, потому что гражданин России не согласен выполнять работу за 10% ее стоимости. Представим себе, что мигранта нет. Естественно, в течение первого полугода двор зарастет грязью.

Но дальше чиновнику придется что-то делать. Над ним элементарно нависнет угроза увольнения. Из-за каких-то 3 тыс. дол. в месяц на чье-то дворницкое рыло он рискует потерять миллионы. Он начнет договариваться. Он даже по-прежнему будет воровать, но не 90%, а 20%. Для него выгодней отдать 70%, чем потерять 100%.

В свою очередь, это будет означать, что для нашего люмпена Васи будет иметь смысл выехать из родного Мухосранска и стать дворником в Москве. За 700 дол. в месяц смысла ехать нет. За 3 тыс. – есть. Разумеется, это не значит, что поедет всякий люмпен Вася, потому что люди не всегда делают то, что имеет смысл. Но когда то или иное экономическое поведение начинает иметь смысл, число людей, которые ему следуют, больше, чем число тех, кто этим занимается, когда оно смысла не имеет.

Вот и все. Для того чтобы в России исчез дефицит на рынке труда, надо переменить существующее государственное устройство и запретить мигрантов.

Мне скажут: это абстракция, это неосуществимо, давайте говорить о конкретных вещах.

Отнюдь. Представьте себе, что в стране – гиперинфляция. И правительство созывает экспертов, чтобы обсудить, как жить при гиперинфляции. Они рассказывают, как проводить платежи, как считать проценты, а потом встает человек и говорит: «А давайте не будем печатать денег». На него тут же накидываются, что это очень сложно, что в стране сложилась определенная социальная структура, что отмена гиперинфляции заденет множество интересов кормящихся с нее социальных групп. Ответ: гиперинфляции – не климат. Это социальный феномен. Его можно и нужно ликвидировать.

Или представьте себе, что в некоем городе есть завод, который отравляет город так, что половина города больна раком. И власти города созывают экспертов, чтобы понять, что же делать. Одни рассказывают, чем кормить детей, другие – как вставлять в нос фильтры, а потом поднимается человек и говорит: «Надо обязать владельцев завода поставить дымоулавливатель». Ему говорят: это очень сложно. Это потребует коренной перестройки всех социальных отношений. У нас в городе сложилась определенная структура занятости. У нас есть компании, которые торгуют фильтрами для носа, и в них занята тысяча человек. У нас есть компании, которые торгуют защитными очками, и в них занято еще пятьсот. Все эти люди потеряют работу. И все это правда, потому что любой социальный феномен, раз возникнув, порождает вокруг себя целый кокон паразитирующих на нем и приспособленных под него структур. Так вот, ответ: завод – это не климат. Это не природа, это социум. Хотите ходить здоровыми – запретите выбросы.

То же самое с миграцией и с люмпенизацией России. Это не просто проблема, которую надо обсуждать. Это проблема, которую надо обсуждать все время. В России нет более важных проблем для обсуждения.

Это правда, что правительство не хочет, чтобы мы обсуждали эту проблему. Ему приятней, чтобы все обсуждали проблему НКО или однополых браков.

В чем причина такого поведения властей, я не знаю. Возможно, полная импотенция. Возможно, они очень хорошо понимают, что люмпен Вася является идеальным избирателем Путина, а тот же Вася, который работает дворником за 3 тыс. долларов, будет голосовать за оппозицию. Потому что люмпен Вася, хотя получает и 100 долларов, он их получает на халяву и воспринимает их как личный подарок замечательного альфа-стерха, а Вася-дворник спросит: я зарабатываю не 3, а 3,5 тысячи. Почему я должен часть отдавать взяточнику? Мне нужна другая власть.

Еще раз: дефицита рабочей силы на рынке труда не бывает, так же как не бывает дефицита туалетной бумаги на рынке. Если дефицит есть, то рынка – нет. Задача государства – построить такой рынок. Задача журналиста – постоянно об этом напоминать.