Письмо

ПИСЬМО

Опустевший ночной перрон…
На асфальте – гвардейские ленточки…
Я пишу на листочке в клеточку
Допотопным «вечным пером» –
Поршневой авторучкой «Parker»:
Разбирая скопившийся хлам,
Среди прочего барахла,
Я нашел её в старенькой папке. 
Ты, отец, меня извини:
Стал, с годами, не нужен просто
Привезенный тобою с фронта
От союзников сувенир.
Сколько ж лет она здесь хранилась?!..
Я и думать о ней забыл…
Но, зачем-то, почистил, промыл
И заправил, купив чернила.
Как лелеял её ты и холил!..
В детстве я от восторга дрожал,
Когда ты мне ее… подержать
Разрешал… за успехи в школе.
Ну, а позже – классе в восьмом –
Этой ручкой, уже без волнения,
Я писал свои сочинения…
А сейчас, вот… пишу письмо.

Почему?.. Возрастное, быть может:
В сантименты толкают года.
Я ж тебе не писал никогда,
Да и ты мне, помнится, тоже.
Так… По праздникам – телеграммы…
Иногда – телефонный звонок:
– Здравствуй!
– Здравствуй!
– Ну, как ты… «сынок»?
– Все нормально. А как там мама?..
– Ждет, когда соберешься в дорогу:
Жаждет «чадо» прижать к груди…
– Ну, а ты?
– Приезжай, погляди!..
– Жив, здоров?.. Ну, и, слава Богу!

Мы друг друга не понимали –
В этом наша была беда…
Я к тебе приезжал иногда,
И старался – именно в мае.
В мае – два твоих главных дня:
День рожденья и День Победы.
В эти дни, у тебя, за обедом,
Собирались друзья и родня.
И – «витающий в эмпиреях» –
Я от этих твоих гостей,
Прагматичных, до мозга костей,
Торопился уйти поскорее.
А когда оставались вдвоем –
Мы пытались общаться… без толку:
Принимали по первой стопке,
И над нами, пока не нальём,
Тишина повисала немая:
Мы не знали, о чем говорить,
И спешили скорей повторить,
Вновь, друг друга не понимая.

Помню встречу в аэропорту
И последнее наше «застолье» –
За буфетным столиком… стоя…
С горьким вкусом слюны во рту.
Домодедовская суетня…
«Причащаемся» – скрытно и ловко:
Под полой у тебя – поллитровка,
И складной стакан – у меня.

Мы тогда – четверть века назад –
Разлетались в разные стороны:
Я – с Поволжья в Сибирь – весь зашоренный,
Ты – домой, в родной Ленинград.
Ты сказал: «Я приехал прощаться».
Я ответил: «Ну, что за вздор!».
Не поверил… но нам, с тех пор,
Больше не довелось встречаться.
Это позже сказала мне мать,
Придавив меня этим морально,
Что ты ездил в Москву специально,
Чтоб меня еще раз повидать.
Не за нежностью, не за сочувствием,
(«Сопли» ты не терпел и сам) –
Просто рядом побыть полчаса…
Видно, что-то уже предчувствовал. 

Вот и я от предчувствия стыну.
Всё завязано в нашей судьбе:
Каждый год, как когда-то к тебе,
Я теперь приезжаю к сыну,
Он радушно меня принимает,
Я сыновнюю вижу любовь…
Но и с ним, как когда-то с тобой,
Мы друг друга не понимаем.
Нам неловко… мы, молча, сидим…
Как же это, до боли, знакомо!..
И девятого – я из дома
Выхожу рано утром. Один.

Я – с гвардейскою ленточкой шелковой,
Мой маршрут в этот день таков:
Место встречи фронтовиков…
Пискаревское кладбище… Волково,
Где покоитесь вы – ты и мать…
Я – по возрасту – твой ровесник.
И ко мне скоро явится «вестник»…
Я учусь и тебя понимать,
И публичное одиночество...
Посижу с вами – и на вокзал.
Ночью зябко, но в теплый зал
Мне идти, почему-то не хочется.
Поезд в пять, а сейчас – только третий…
Нынче праздник – сплошная печаль:
Из друзей твоих – однополчан –
Я уже никого не встретил.
Встреча с ними – мой долг вам, родители.
Значит, больше не быть и ей:
Растворяется в небытие
Поколение победителей,
И от этого очень больно…

Хорошо, что я не спешу.
Я сейчас письмо допишу
И сложу его в треугольник,
Непременно вложу в него,
Сняв с себя, гвардейскую ленточку,
Аккуратно выведу в клеточках
Неизвестный мне адрес твой:
«Мироздание. Вечность. Отцу», –
И пошлю. Как в войну. Без конверта…

Если есть временной конвертер,
Прикоснись к моему лицу!