«Товарищ Берия и командующий фронтом приказали…»

Участие наркома внутренних дел, члена ГКО Л. П. Берии в руководстве обороной Кавказа в августе-сентябре 1942 г.

В настоящее время широкой общественности хорошо известны подробности репрессивных акций против северокавказских народов, проводившихся в 1943 – 1944 гг. органами НКВД во главе с Л. Берией с одобрения Сталина. В то же время очень мало известно, что Берия выезжал на Кавказ и ранее, в 1942 г. для выполнения совсем иных задач (лично я впервые прочитал об этой поездке Берии в мемуарах маршала Гречко). Рабочая поездка Берии на Закавказский фронт в августе-сентябре 1942 года в качестве полномочного представителя ГКО оставила серьезный след в руководстве обороной Кавказа, но на сей день она остается одной из малоизвестных страниц героической обороны Кавказа.

Кавказский регион с его неисчерпаемыми источниками минерального сырья, продовольствия являлся одной из главных стратегических целей гитлеровского руководства. По мере крушения стратегии «молниеносной войны» проблема снабжения германской моторизованной армии горючим принимала все более острые формы, а уже весной 1942 года, по признанию Гитлера, стала угрожать катастрофой. Весной 1942 года Гитлер заявил, что ресурсы, предназначавшиеся для ведения блицкрига исчерпаны и если в ходе летней кампании не удастся овладеть кавказской нефтью, то он будет вынужден прекратить войну. Велико было и геополитическое значение Кавказа, который нацистское руководство рассчитывало использовать как плацдарм для вторжения на Ближний Восток и разрушения Британской империи. В свою очередь, захват Кавказа немецко-фашистскими войсками поставил бы СССР в исключительно сложное положение, лишив страну в самое сложное время основной массы стратегического сырья – нефти, газа, марганцевой руды, молибдена, вольфрама, а также крупнейшей продовольственной и курортной базы.

Наиболее серьезная угроза над советским Кавказом нависла летом 1942 года. Гитлер поставил своим войскам задачу в ходе летнее-осенней кампании 1942 года лишить СССР основных экономических баз на юге страны и овладеть кавказской нефтью. С этой целью основные силы врага сосредоточивались на южном участке советско-германского фронта. Советское руководство не сумело правильно оценить силы и намерения противника, вследствие чего весной и летом 1942 года наши войска потерпели на юге ряд тяжелых поражений и вынуждены были оставить восточные области Украины, отступая в направлении Дона. В плену оказались сотни тысяч людей.

Войска Северокавказского (командующий маршал Буденный, начальник штаба генерал-лейтенант Антонов, член Военного совета Селезнев) и Южного фронтов, оборонявшие донские рубежи были немногочисленны и истощены предыдущими боями. В начале августа 1942 года маршал Буденный докладывал в Ставку, что в армиях Северокавказского фронта (28 июля в него были влиты остатки Южного фронта) имелось лишь 24 тысячи активных штыков, 94 самолета и ни одного танка. Боезапасы, продфураж, медикаменты также были на исходе; их доставка осуществлялась через Закавказье и была очень ограничена. После ударов врага войска фронта были прижаты к черноморскому побережью, и оголили всю центральную и восточную часть Предкавказья. Сил для обороны всех подступов к Закавказью с севера фронт не имел. На ставропольско-грозненском направлении в начале августа действовала Донская группа Северо-Кавказского фронта, состоявшая из войск лишь одной малочисленной 37-й армии.

Угроза Кавказу с севера осложнялась тревожной ситуацией на южных границах Советского Союза, где вполне вероятной считалась агрессия Турции, подстрекаемой фашистской Германией. Южные доставки союзнических грузов прикрывали войска Закавказского фронта (командующий Субботин).

По мере того, как Ставка убеждалась в неустойчивости Северо-Кавказского фронта, задачи Закавказского фронта расширялись и усложнялись. Уже 29 июля в телеграфных переговорах А. Василевского с И. Тюленевым начальник Генерального штаба указал: «Обстановка на Дону осложняется… Войскам Закавказского фронта необходимо немедленно подготовиться к прочной обороне всех подступов к Закавказью с севера. Наиболее легким… для противника является направление Кизляр, Махачкала, Дербент». На следующий день директивой Ставки Закавказскому фронту предписывалось взять на себя оборону всего центрального и юго-восточного Предкавказья, включая стратегически важное направление Грозный, Баку.

Между тем, состояние его войск находилось далеко не на лучшем уровне. Вследствие того, что в 1941 – 1942 годах из Закавказья в Действующую армию, в том числе в состав разбитого Крымского фронта, были отправлены десятки готовых частей и соединений и сотни маршевых подразделений, к лету 1942 года Закавказский фронт располагал лишь незначительным количеством готовых соединений (20 стрелковых дивизий и бригад, 3 кавалерийские дивизии, 3 танковые бригады), прикрывавших по периметру все Закавказье. Войска были объединены в три армии: 45-я и 46-я прикрывали границы с Турцией и Ираном, а также охраняли черноморское побережье, а 44-я готовила оборону на дальних подступах к Баку. Войска фронта в основном не имели боевого опыта, были укомплектованы устаревшей материальной частью и в недостаточном количестве. Бронетанковые силы насчитывали 202 танка, в большинстве своем – архаичные модели типа Т-26, Т-60 и даже французские легкие танки ХТ-133. Фронт располагал 164 исправными самолетами, а также около 250 самолетами разных типов в запасных авиаполках и авиашколах. Артиллерия насчитывала 922 орудия и 746 минометов (калибром свыше 50 мм). Ощущалась большая нехватка батальонных минометов и противотанковой артиллерии. Войска фронта стихийно пополнялись за счет отступавших в предгорья разбитых частей Северо-Кавказского и Южного фронтов.

Выполняя указания Ставки, командование Закфронта вынуждено было идти на большой риск, и до предела ослабить группировку войск, прикрывавшую советско-турецкую границу. Этими мерами уже в начале второй декады августа удалось создать более чем 400 км фронт обороны от Орджоникидзе и Нальчика до побережья Каспийского моря. 8 августа войска, оборонявшие новый рубеж по р. Терек и Баксан (9, 37, 44-я и вновь формируемая 58-я армии), были объединены в Северную группу Закавказского фронта. «Теперь можно открыто заявить, - отмечалось в журнале боевых действий фронта 13 августа, - что задача, поставленная перед командованием, выполнена». Во второй декаде августа войска Северной группы войск отлично выдержали первое испытание на прочность. Несмотря на малочисленность, войска 37-й армии не позволили врагу с ходу захватить плацдармы на южных берегах р. Терек и Баксан, нанесли ему ощутимые потери и заставили 1-ю танковую армию врага остановиться для сосредоточения сил и приведения войск в порядок. Было выиграно более десяти дней, в ходе которых оборона Северной группы интенсивно усиливалась.

Большой вклад в подготовку обороны внесло население северокавказских республик, Краснодарского и Ставропольского краев, работавшее над возведением оборонительных сооружений. Образцовую слаженность в работе показали работники Закавказской и Орджоникидзевской железных дорог, обеспечившие досрочную переброску войск и материальных средств.

Несмотря на предельное напряжение сил и тыла, командованию не удалось до конца решить ряд серьезных вопросов.

Огромную озабоченность Верховного Главнокомандования вызывала ситуация с занятием войсками перевалов и переходов Главного Кавказского хребта. Из-за разбросанности и недостатка сил 46-й армии, которой была поручена оборона перевалов, а также неустойчивой связи, сложнейших условий местности и нераспорядительности командования и штабов армии и фронта к моменту выхода противника к предгорьям перевалы оказались фактически незанятыми войсками. Штаб фронта имел весьма смутное представление о ситуации к востоку от Военно-Грузинской и Военно-Осетинской дорог. Кроме того, ввиду незнания истинного положения войск Северо-Кавказского фронта, на Закавказском фронте в июле и даже начале августа считали, что войска маршала Буденного смогут, как и предусматривалось раньше, прочно прикрыть предгорья». Больше того, в штабах как Северо-Кавказского, так и Закавказского фронтов господствовало ошибочное мнение о непроходимости высокогорных перевалов. Но, как позже признавали в штабе фронта, даже на тех перевалах, «где считали возможным действия и проход целых частей и соединений, необязательно обладавших горной подготовкой». В результате, к середине августа войска 46-й армии заняли только некоторые перевалы силами не более чем взвод – рота, причем многие из этих подразделений не достигли перевальных точек и находились на южных скатах Главного Кавказского хребта. Недооценка этого направления оборачивалась халатным и формальным отношением к подготовке обороны на перевалах со стороны всех инстанций фронта. В Генштаб и Ставку направлялась противоречивая информация. Судя по документам, ситуация на перевалах вызывала сильное раздражение Центра. В переговорах со штабом фронта его неоднократно озвучивал зам. начальника Генштаба генерал-майор В. Иванов. Проникновение противника через перевалы в тыл Закавказского и Северо-Кавказского фронтов могло свести на нет всю систему обороны советских войск на Северном Кавказе.

Одной из серьезных проблем, порожденных стремительным отступлением советских войск на юге летом 1942 года, были постоянные перебои связи, вследствие чего в Москве не могли объективно оценивать обстановку и принимать своевременные решения. Нередки были случаи, когда Генштаб запрашивал штаб Закфронта о ходе выполнения той или иной директивы Ставки, когда там ее еще не получали. Сами кавказские фронты в конце июля и первой половине августа практически не имели друг о друге информации.

Накануне сражения советское руководство было обеспокоено также опасностью развертывания среди населения Кавказа широкого коллаборационистского движения в поддержку фашистов, активно пропагандировавших «дружбу» с народами Кавказа. Тревожные признаки этого во множестве появлялись уже в начале войны. Разрозненные банды чеченцев занимались грабежами и терроризировали представителей советской власти. Имелась тенденция к объединению повстанцев в крупные партизанские соединения, в которые вливались дезертиры и лица, уклонявшиеся от службы. Гитлеровцы всячески поддерживали это движение, забрасывая в горы подготовленных разведчиков. В некоторых горных районах Чечни в 1942 году советская власть фактически была свергнута. Все это угрожало серьезными осложнениями в осуществлении обороны северокавказского региона…

Понятным в этой ситуации было стремление руководства страны на месте разобраться в обстановке и повлиять на нее. Делегирование на сложные участки фронта ведущих военных и партийно-государственных деятелей было в годы войны обычной практикой. Содержание их работы диктовалось требованиями конкретной обстановки, в силу чего институт московских представителей имел весьма неопределенные организационные и правовые формы. Прежде всего это относилось к представителям на фронтах из среды наиболее доверенных Сталину партийно-государственных функционеров. Полномочия московских делегатов облекались в различную форму (член Военного совета фронта, представитель или уполномоченный Ставки, ГКО и т.д.). конкретное наполнение содержанием таких должностей нередко зависело от энергичности и амбициозности их носителей, степени приближенности к Сталину и его доверия к ним, а обязанности и мера ответственности уточнялись в течение командировки». В любом случае устанавливалась важная конфиденциальная вертикаль: Верховный Главнокомандующий – его представители на фронте.

В период летних катастроф 1942 года московские эмиссары вновь были направлены на важнейшие участки фронта. 28 июля в состав Военного совета Северо-Кавказского фронта был введен Л. Каганович, а в середине августа на сталинградское направление выехал Г. Маленков. 21 августа на Кавказ прибыл Л. Берия. Последние двое имели мандаты представителей ГКО. Для Берии это была первая фронтовая командировка. Выбор именно его кандидатуры Сталиным не был случаен: Берия обладал большим опытом руководства партийно-государственным и полицейским аппаратами Закавказья; кроме того, на Кавказе имелось немало работы, входившей в его профессиональные обязанности, - борьба с антисоветскими выступлениями в северокавказских республиках.

По известным причинам имя Берии долгое время являлось фигурой умолчания в исторической литературе, что, несомненно, обедняло картину Великой Отечественной войны и тех исторических эпизодов, в которых он принимал участие. Мало что было известно и об участии Берии в обороне Кавказа в августе-сентябре 1942 года. После некоторого послабления в период «оттепели», когда И. Тюленеву, В. Гнеушеву и А. Попутько удалось посвятить разоблачению «гнусного врага народа Берии» небольшое внимание в своих работах, железный занавес окончательно опустился на эту проблему. Лишь в монографии маршала А. Гречко (1967 г.) ей уделено несколько строк.

В постсоветский период изучение этого вопроса продвинулось слабо. Это связано с тем, что многие архивные документы по данной проблеме до сих пор засекречены, доступ к ним исследователей чрезвычайно затруднен. Биографы Берии продолжают вести свои исследования на ограниченной базе открытых источников и личных свидетельствах».

Отсутствие по настоящий день достаточной научной разработки проблемы оставляет широкое поле деятельности для разного рода беллетристов, авторов, выражаясь словами аннотаций к их книгам «увлекательных исторических исследований», вроде Б. Соколова, В. Карпова или Н. Рубина, издающих под кричащими заголовками неумелые компиляции и без того невнятных изысканий на эту тему.

Определенный вклад в рассмотрение вопроса внес В. Сидоренко, защитивший в 2000 году докторскую диссертацию, посвященную использованию войск НКВД на Кавказе в годы войны. На широкой документальной основе Российского государственного военного архива и Центрального архива внутренних войск автором всесторонне показан вклад внутренних войск в дело обороны Кавказа и их роль в осуществлении репрессивных акций на Северном Кавказе в 1943 – 1944 годах. В тоже время рамки исследования В. Сидоренко и источниковая база, ограниченные сферой деятельности внутренних войск, оказались узкими для полного раскрытия масштабов работы Берии и сотрудников возглавлявшегося им наркомата. Сидоренко воспринимает Берию скорее в качестве ведомственного чиновника, чем полномочного представителя высшего чрезвычайного органа власти страны – ГКО. Поэтому работа по изучению участия Берии в руководстве боевой деятельностью войск Закавказского и Северо-Кавказского фронтов, его взаимодействия с командованием фронта, Ставкой, руководством Закавказских республик еще предстоит исследовать. Этим проблемам и посвящена данная статья…

Политический вес Берии в этот период войны был как никогда высок. В самом ее начале были воссоединены могущественные наркоматы внутренних дел и государственной безопасности. Под контролем наркома внутренних дел также находилась военная контрразведка «Смерш». Систематическое наблюдение за настроениями в армии осуществляли особые отделы НКВД. Как показывают недавно опубликованные документы Архива ФСБ, особые отделы имели широкую агентурную сеть и не упускали из виду даже оттенков инакомыслия в войсках. Берия бывал у Сталина почти каждый день, задерживался там на многие часы и нередко присутствовал при рассмотрении Сталиным и полководцами, работниками Генштаба оперативно-стратегических вопросов.

В поездке на Кавказ наркома сопровождал ряд высокопоставленных работников НКВД и НКО: его первый заместитель, начальник ГУГБ НКВД В. Меркулов, еще один заместитель И. Серов, генерал-майор внутренних войск И. Петров, большая группа старших командиров НКВД и группа офицеров Генштаба во главе с начальником Оперуправления Генштаба генерал-лейтенантом П. Болдиным. Еще один ближайший помощник Берии Б. Кобулов вылетел на Кавказ раньше и уже 16 августа докладывал в Москву о проводимых оборонительных мероприятиях. 6 августа командующим вновь образованной Северной группы Закфронта был назначен замнаркома внутренних дел по войскам, затем командующий 39-й армией Калининского фронта, практически уничтоженной, генерал-лейтенант И. Масленников, пользовавшийся покровительством Берии. По утверждению сына наркома, С. Берии, сопровождавшего отца в этой командировке, генерал Масленников получил свою должность по настоянию отца. Следует отметить, что еще ранее заняли руководители НКВД Грузии, люди, близкие Берии, - старший майор госбезопасности Н. Рухадзе (особый отдел фронта) и комиссар госбезопасности 3 ранга А. Саджая (член Военного совета фронта). Командующим одной из армий – 58-й – по рекомендации Берии и генерала Масленникова стал генерал В. Хоменко, до войны руководивший одним из пограничных округов на западе СССР.

В сопровождении командующего, работников штаба фронта, Генерального штаба и НКВД Берия посещал штабы и войска. По прибытии, 22-23 августа он знакомился с обстановкой в штабе фронта, 23-28 августа находился на перевалах и в штабе 46-й армии, 30 августа- 1 сентября – в штабе Северной группы Закавказского фронта, 5-7 сентября инспектировал преобразованную из Северо-Кавказского фронта Черноморскую группу войск Закфронта. Затем нарком вновь занимался проблемами Северной группы, сделав поздно вечером 9 сентября совместный с командованием фронта доклад об этом Сталину. В дальнейшем его работа была уже не столь интенсивна. Обнаружено только два документа, датированных 13 сентября, в разработке которых он принимал участие. В Москву Берия вернулся не позже 17 сентября, когда он побывал на приеме у Сталина.

В деятельности Берии на Кавказе можно выделить два аспекта: работа как наркома внутренних дел и работа как представителя высшего правительственного органа страны - ГКО.

Первый аспект был связан с организацией охраны тыла и главных коммуникаций, ведущих в Закавказье, борьбой с дезертирством, бандитизмом и националистическим повстанческим движением в тылу войск на территории северокавказских республик. Эта работа, по сложившемуся в годы войны порядку, велась совместно с органами тыла фронта и местными партийно-советскими органами. Современная напряженность на Кавказе обусловила большой интерес исследователей к этим проблемам и в настоящее время они рассмотрены едва ли не исчерпывающе. Созданному в конце августа Управлению по охране тыла Северной группы войск (позже такое же управление появилось и в тылу Черноморской группы) пришлось напряженно работать, задерживая уклонявшихся от воинской службы, дезертиров, часто вооруженных, ведя операции по ликвидации более или менее организованных банд и групп диверсантов, действовавших на территории Карачаево-Черкессии, Кабардино-Балкарии и Чечено-Ингушетии. Масштабы этой работы выявил Сидоренко: в годы войны внутренние войска, органы госбезопасности, милиция, истребительные отряды предотвратили деятельность 23 бандформирований, около 960 бандгрупп, задержали 17 648 бандитов, 7 488 ликвидировали. В период обороны Кавказа только в районах крупных городов – Грозного, Владикавказа, Махачкалы, Дербента – было задержано 12 000 нарушителей прифронтового режима и 9406 человек, бежавших с оборонных работ.

Меньше известно о работе Берии в качестве члена ГКО. Она охватывала широкий круг вопросов, связанный с мобилизацией и объединением всех материальных, административных и военных ресурсов в интересах удержания за Советским Союзом Закавказья и оставшейся части Северного Кавказа. Выполнение этой сверхзадачи потребовало многоплановой деятельности. Это оценка и развернутые донесения Сталину о ситуации на фронте, меры по доукомплектованию войск живой силой и материальной частью, организация сбора продовольствия и материальных средств для армии, устройство лагерей для фильтрации отходящих в тыл Закфронта военнослужащих, размещение и трудоустройство беженцев, забота о комплектации неисправной самолетной техники, строительство аэродромов и т.д. Работники НКВД готовили альпинистские отряды для обороны перевалов, курировали оборонительное строительство (Б. Кобулов). А. Саджая готовил партизанскую войну в Закавказье. В. Меркулову и заместителю наркома нефтяной промышленности Н. Байбакову было поручено организовать уничтожение нефтяных комплексов Грозного и Баку в случае угрозы их захвата врагом. Известный контрразведчик П. Судоплатов, также сопровождавший наркома, рассказал о бесстрашном дефилировании Меркулова по переднему краю обороны в районе Моздока, где он готовил к подрыву нефтяные скважины.

Все эти вопросы не выходили за рамки компетенции Военного совета фронта, опиравшегося на партийный и хозяйственный аппараты закавказских и северокавказских республик. Они более или менее успешно решались и до прибытия Берии. Но теперь коренным образом изменилась степень эффективности контактов Закфронта с Центром. С одной стороны, значительно ускорилось прохождение документов и рассмотрение возникавших вопросов. С другой, неизмеримо возрос уровень доверия к мерам, предлагавшимся фронтом. Абсолютно все ключевые мероприятия по укреплению обороны перевалов, Северной группы войск и Северо-Кавказского фронта (позже – Черноморской группы) были утверждены Сталиным. «…На Кавказе был Берия, - многозначительно замечает в своих мемуарах Н. Хрущев, - Сталин абсолютно доверял Берии, и Берия тоже мог влиять на Сталина». Так на деле реализовывалась неформальная доверительная вертикаль: Сталин – его близкий соратник на месте, которую вождь предпочитал традиционным отношениям между Верховным Главнокомандующим и командующими фронтами.

Помимо упрощенной процедуры решения проблем фронта в Ставке, Берия, пользуясь правами члена ГКО, непосредственно привлекал центральные ведомства к решению тех или иных вопросов. Так, в личном послании А. Микояну, курировавшему в ГКО продовольственное снабжение армии, Берия просил пересмотреть пайки войск, сражавшихся на перевалах в сторону их облегчения и повышения питательности и выделения с этой целью сгущенного молока и шоколада. По его распоряжению Главное управление связи РККА выделило на перевалы 110 дополнительных радиостанций, а Главное артиллерийское управление в целях своевременной транспортировки фронту боеприпасов и вооружения организовало сопровождение всех транспортов ответственными работниками НКВД.

В тесном контакте с наркомом работала группа специалистов Генштаба, которые в конце августа провели комплексную проверку готовности обороны армий Закавказского и Северо-Кавказского фронтов, организовали прием, доукомплектование или переформирование отступающих частей, начали формирование новой 58-й армии и сводного кавалерийского корпуса, организовали мобилизацию населения на оборонительные работы. Талантливый оперативный работник, пользовавшийся доверием Ставки, генерал П. Бодин вскоре был назначен начальником штаба Закавказского фронта.

За множество мер, призванных укрепить обороноспособность войск, которые взял на себя нарком, выделяется вполне определенная кадровая политика и курс на частичную организационную перестройку фронта.

Каждый выезд Берии на места неизменно сопровождался серьезными кадровыми перестановками, часть которых была намечена заранее, а часть, судя по всему, являлась результатом импульсивных реакций члена ГКО на изменения боевой обстановки. По его ходатайству в Ставку (во фронтовом звене) или его и генерала Тюленева совместным распоряжением (в звене группа войск и ниже) со своих должностей были сняты начальник штаба фронта генерал-майор А. Субботин, начальник тыла фронта генерал-майор Ищенко и ряд других тыловых работников, начальник разведотдела фронта полковник Симаков, командующие 9-й, 46-й, 47-й армиями генералы В. Марцинкевич, В. Сергацков, Г. Котов.

Верховный полностью доверял своему представителю и в вопросе о командующем фронтом. 31 августа Ставка приняла назревшее решение об объединении Северокавказского и Закавказского фронтов. Целесообразность такого слияния в сложившейся ситуации, когда Северо-Кавказский фронт (после слияния с Закфронта) лишился всех своих баз и коммуникаций с центром страны, не вызывала сомнения. Оставалось назначить командующего объединенным фронтом и его заместителя. Сталин предложил кандидатуры С. Буденного и И. Тюленева соответственно. Специальным распоряжением Верховного мнение по этому поводу было запрошено у Берии. Тот немедленно ответил: «Командующим… считаю целесообразным назначить т. Тюленева, который отдает работе все и при всех его недостатках, по моему мнению, более отвечает этому назначению, чем т. Буденный», чей авторитет «значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности, он безусловно провалит дело». Это предложение было утверждено 1 сентября.

Как и маршалу Буденному, многим смещенным командирам давались эмоциональные, категорически отрицательные характеристики. Их тон иллюстрирует атмосферу, в которой нарком вел работу на местах. Так, о генерале Марцинкевиче в донесении Ставке говорилось, что «командир он весьма ограниченный, безынициативный… безусловно случайно оказавшийся командармом», что он выглядел рассеянным, «а при докладе явно врал». Генерал Субботин, под чьим руководством в начале августа строилась оборона на Тереке, охарактеризован как плохой организатор, рассеянный, имеющий слабую память». Сын наркома Берия, присутствовавший при докладе его отцу обстановки маршалом Буденным, вспоминает, что Берия вскоре «понял, что больше говорить не о чем», и «прервал разговор», взяв бразды управления войсками Северо-Кавказского фронта в свои руки И. Тюленев сохранил в памяти неприятные впечатления о площадной брани в свой адрес, угрозах «сломать хребет» в ответ на просьбу передать в свое распоряжение часть внутренних войск. По данным А. Антонова –Овсеенко, командующего 46-й армией В. Сергацкова Берия и вовсе избил.

Серго Берия в благоговейном тоне пишет об особом кадровом чутье своего отца, которым он руководствовался и на Кавказе: «Главным критерием для моего отца всегда было дело. Знает и любит человек свое дело – значит подходит. Болтун и бездарность – таких не надо». Но, например смещение генерала Марцинкевича 30 августа явно было вызвано некоторой нервозностью и растерянностью советского командования после первого проникновения противника на правый берег Терека и захвата им небольшого плацдарма у с. Мундар-Юрт, который, впрочем, вскоре был ликвидирован. Назначенный на место Марцинкевича командир 11-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор К. Коротеев за несколько дней до этого получил выговор за неудовлетворительную организацию обороны на своем участке.

Укреплению командования фронта, усилению спайки армии и тыла должно было способствовать и массовое введение в состав руководящих органов фронта ответственных партийных и советских работников союзных и автономных республик, а также руководителей местных наркоматов и управлений НКВД. В период работы Берии на Закфронте военные советы и тыловые органы, особые отделы фронта, оперативных групп и армий были пополнены многими кавказскими руководителями, а также ведущими работниками республиканских НКВД. В Военный совет Закфронта были введены первые секретари Грузинской и Азербайджанской компартий К. Чарквиани и М. Багиров. Председатель СНК Грузии В. Бакрадзе, нарком внутренних дел Абхазской АССР И. Гагуа стали членами Военного совета 46-й армии. В руководство 3-м стрелкового корпуса 46-й армии были введены сразу двое ответственных работников НКВД – член Военного совета фронта А. Саджая и заместитель Берии И. Серов. Заместителями начальника тыла фронта были назначены первые заместители председателей СНК всех трех закавказских республик. 19 августа председатели совнаркомов северокавказских республик были введены в военные советы Северной группы, 37-й, 9-й, 44-й и 58-й армий. В начале сентября новые назначения были упорядочены учреждением институтов уполномоченных (представителей) Военного совета фронта и уполномоченных (представителей) Военного совета по линии НКВД. В обязанность первым из них вменялись организация материального обеспечения обороны, мобилизация населения на оборонные работы, а вторым – организация пропуска отходящих войск, борьба с диверсантами и бандитами. В функции руководства войсками они вмешиваться не должны были.

Самые важные участки фронта взяты под особую опеку органов НКВД и фактически изымались из ведения фронтового командования. 14 августа Военный совет фронта своей директивой оформил решение Берии о создании особых оборонительных районов в ключевых пунктах Восточного Предкавказья – Грозном, Махачкале, Орджоникидзе, Дербенте, а также в районе Сухуми. Они готовились к обороне силами внутренних войск, которым запрещалось отступать «без особого на то распоряжения наркома внутренних дел Союза ССР». Эти войска не могли быть использованы в боевых порядках армейских частей, а в случае вынужденного отступления последние занимали оборону за порядками внутренних войск. Для занятия оборонительных районов формировались несколько дивизий внутренних войск, контингенты для которых прибывали уже с 1 августа. Позже подобные структуры были созданы в Туапсе, Новороссийске и Баку. Планы обороны и порядок работ утверждались Берией. Прибывший с этой целью на Кавказ Б. Кобулов 16 августа совместно с генералом Тюленевым докладывал наркому: «Все мероприятия, принятые Вами по Дербентскому и Бакинскому оборонительным рубежам, проведены в жизнь: направляется рабочая сила в установленном количестве, стройки обеспечиваются автотранспортом и тракторами, руководители строек проинструктированы и выезжают на место. Две стрелковые бригады из Баку формируются для Махачкалинского оборонительного района. Минометы и ПТР выделены, а артполк ПВО № 1225… по прибытии будет направлен на место».

Усиление особых оборонительных районов происходило за счет ресурсов Закфронта. Еще 13 августа им были переданы 89-я стрелковая дивизия и 3-я стрелковая бригада. Особым районам передавались также спецчасти, которыми по штату не располагали дивизии НКВД. Одно из таких решений – о передаче особым районам 271-й стрелковой дивизии, двух формируемых стрелковых бригад и других частей было принято в начале сентября на заседании Военного совета фронта, где присутствовали пять человек: генерал Тюленев, Багиров, Берия, Меркулов и Кобулов. Трое последних не являлись членами Военного совета. В таком составе нетрудно было отклонить любые возражения командующего фронтом, если он их подавал.

Состав особых районов часто менялся – по мере необходимости красноармейские части передавались в распоряжение армейского командования, а им на смену поступали другие, как правило, из числа формируемых. На наш взгляд, нет оснований считать численность войск особых районов эквивалентной армейским группировкам, как это делают историки внутренних войск. В то же время справедливо отмечается тенденция к подчинению полевых войск командирам НКВД – явление, не получившее распространения на других фронтах Великой Отечественной войны, и связанное с личной позицией Берии.

В наиболее полной форме она выразилась в создании Оперативной группы по обороне перевалов при Закфронте. Вообще, по свидетельству С. Штеменко, оборона перевалов занимала основное внимание наркома во время его командировки. Оперативная группа была создана 26 августа одновременно со сменой руководства 46-й армии, не справившегося с задачами по обороне перевалов. В состав группы были включены главным образом войска этой армии, а также ряд других частей на ее стыке с Северной группой. Командующим стал генерал-майор НКВД И. Петров, прибывший из Москвы. Штаб группы также полностью комплектовался командирами НКВД. Таким образом, возникла промежуточная инстанция между штабами Закфронта и 46-й армии. Интересно, что новый штаб разместился не в горах, а там же, где и штаб фронта – в Тбилиси. Сложный механизм работы Оперативной группы разъяснял по просьбе штаба 46-й армии заместитель начальника штаба группы полковник М. Романов: «Генерал-майор Петров является заместителем командующего фронтом… Мы объединяем специально выделенных снабженцев и хозяйственников, войска и управления НКВД. Тесная связь и полное взаимодействие с ЦК КП(б) Грузии и Совнаркомом Грузии; все вопросы по снабжению и проведению решений командования как можно быстрее проходят через нас. Эта структура помогает нам объединять все силы и средства».

Оперативная группа была не единственным параллельным органом управления на перевалах. Большими полномочиями располагал Кобулов и его «штаб НКВД по обороне Кавказа», которым было поручено общее курирование обороны Кавказского хребта и деятельности особых оборонительных районов». Он подчинялся лично наркому внутренних дел. В распоряжении Кобулова прибыли из Москвы до тридцати старших офицеров НКВД в званиях подполковник и полковник. Они использовались на должностях командиров дивизий (276-й и временно 394-й и 351-й стрелковых дивизий), начальников оперативных направлений и оперативно-чекистских групп. Последние имели в своем составе по 10-15 работников и предназначались «для несения разведывательной службы и обороны перевалов», руководства истребительными отрядами. Таким образом, проводилась в жизнь центральная установка наркома о выделении «ответственных командиров» во всех звеньях командования от корпуса до взвода. Это создавало предпосылки для вмешательства начальников оперативно-чекистских групп в боевую работу войсковых командиров, о чем есть некоторые свидетельства.

Вполне обособленно от командования фронтом руководил Северной группой войск креатура Берии генерал-лейтенант И. Масленников. В документах зафиксированы многочисленные факты сознательного игнорирования им командования фронта, неинформирования его о принимаемых решениях и ходе проводимых мероприятий. По этой причине отношения его с командующим фронтом, как и в целом штабов Северной группы и Закфронта, особенно в период Моздокской оборонительной операции, были напряженными и нередко – конфликтными. В специальном послании генералу Масленникову 24 сентября, уже после отъезда Берии в Москву, Тюленев указывал: «Как командование, так и штаб группы в силу каких-то причин считают совсем необязательным для себя докладывать Военному совету, штабу фронта о своих мероприятиях. Больше того, производя важнейшие перегруппировки войск, штаб группы, ссылаясь на прямые указания командующего группой, отказывается доносить в штаб фронта о передвижении и задачах дивизий..» Однако замечания командующего фронтом мало влияли на ситуацию. Генерал Масленников предпочитал напрямую сноситься с Москвой, минуя штаб фронта. При этом, в документах, направлявшихся в несколько адресов, например, Сталину, Берии, Тюленеву, имя последнего иногда просто вычеркивалось. Фронту приходилось требовать необходимую информацию непосредственно у армейских штабов, напрасно перегружая их работой».

«Какие-то причины» сложившейся вопиющей ситуации, о которых говорил генерал Тюленев, наверное, были для него очевидными, но в то время не подлежали обсуждению. В 1953 году, в подготовленной по просьбе следствия по делу Берии специальной записке Генштаба, говорилось, что генерал Масленников, «несомненно пользуясь покровительством Берии, нередко игнорировал указания командующего фронтом». Практика согласования оперативных вопросов с Берией отмечалась еще в бытность генерала Масленникова командующим 29-й и 39-й армиями в 1941- 1942 гг. Острые взаимоотношения Тюленева и Масленникова отмечались весь период обороны Кавказа, что дезорганизовывало совместную работу штабов фронта и группы, замедляло ее. 11 декабря 1942 года Сталин лично приказал генералу Масленникову «прекратить пререкания с Тюленевым и выполнять его директивы».

Пример генерала Масленникова показывает, как прочно сосредоточил нарком в своих руках нити руководства войсками. Тщательная проверка и частичная замена высшего командно-начальствующего состава фронта были призваны создать команду политически благонадежных руководителей, через которых нарком контролировал ход боевых действий.

Достаточно прозрачно эту тенденцию иллюстрирует и предложение Берии назначить на должность первого заместителя командующего фронтом генерала армии К. Мерецкова. Последний в то время был командующим Волховским фронтом и готовил важную операцию (Синявинскую) по деблокированию Ленинграда, о чем Берия не мог не знать, поскольку присутствовал на заседании Ставки 7 августа, когда генерал Мерецков докладывал план операции и, тем не менее, считал возможным в самый ответственный момент оторвать командующего от выполнения задачи. Возможно, генерал Мерецков представлялся Берии вполне проверенным военачальником, после того, как тот, в числе двух десятков других высших военачальников, осенью 1941 года прошел лубянское чистилище в качестве «виновника» летней катастрофы. Сам Берия свидетельствовал на следствии по его делу в 1953 году, что к Мерецкову, как к «опасному запирающемуся заговорщику» «применялись беспощадные избиения. Это была настоящая мясорубка». Следователь Шварцман резюмировал: «Его не щадили». В числе немногих Мерецков выжил и – надломленным и больным – вновь оказался на фронте, где за ним по пятам ходил особист – следил, чтобы тот не перебежал к противнику. Такого «разоблаченного» «участника военно-фашистского заговора» хотел получить в свои руки Берия, чтобы манипулировать им как угодно. На него же можно было бы свалить всю вину в случае неудачи.

Сам Берия активно участвовал в оперативном руководстве войсками (в связи с чем приказы формулировались весьма необычно: «Товарищ Берия и командующий фронтом приказали…»), хотя, очевидно, не вносил в него богатой творческой струи. Самостоятельные высказывания Берии об организации обороны и тактике боя банальны, но назидательны: «Еще раз обращаю ваше внимание на тщательное наблюдение перевалов, - учит он Военный совет фронта (Тюленев, Ефимов, Субботин). – Учтите, что это нужно сделать быстро, притом перекрыть перевалы надо не в одном, а в нескольких местах, обеспечив взаимную связь и взаимодействие между всеми звеньями обороны и также обеспечить хорошую разведку».

Насколько плодотворным оказался визит Берии на Кавказ?

Советские военачальники-участники битвы за Кавказ, высказавшиеся по этому поводу (Тюленев, Гречко, Штеменко), отмечали атмосферу нервозности, страха, воцарившуюся с приездом сталинского посланника, а также указывали на дезорганизацию руководства, непрерывную перетасовку кадров, надстраивание над армейскими штабами ненужных структур НКВД. Однако нужно иметь ввиду, что эти оценки, относящиеся к 60-м годам, не столько отражали объективную действительность, сколько закрепляли результаты борьбы между сталинскими соратниками после смерти вождя, правила которой предписывали победу одних из них (в данном случае Хрущева) закреплять безусловным заклеймением побежденных. Точно также не стоит слишком серьезно относиться к прижизненным панегирикам Берии генерала Масленникова (1952 г.), который взвалил на плечи своего шефа все бремя славы за «коренной перелом» в обороне Кавказа, и изменение «всей обстановки, несмотря на чрезвычайно трудное положение на кавказских фронтах к августу 1942 г.»

С одной стороны, практика показала малоэффективность новых руководящих институтов, дублировавших армейские штабы. Особенно усложнилось руководство обороной перевалов. Создание Опергруппы и дополнительный контроль Кобулова мало оживили работу, но удлинили цепочку прохождения документов. Провозглашенные полковником Романовым «тесная связь и полное взаимодействие» во многом остались на бумаге. Сам штаб Опергруппы, находившийся совместно со штабом фронта в Тбилиси, не имел постоянной связи с войсками и плохо владел обстановкой. Генерал Петров не проявлял большой инициативы в руководстве обороной, так что штабу 46-й армии приходилось уговаривать его выехать в части, чтобы «дать первый толчок». Вред слаженности и оперативности руководства войсками нанесло келейное согласование важных решений между Берией и его ставленниками в обход командования фронтом. В отдельных случаях они угрожали весьма серьезными последствиями. Например, в середине сентября, пользуясь поддержкой Берии, Масленников самостоятельно приступил к реализации непродуманного плана контрнаступления войск Северной группы силами малочисленной 37-й армии, необстрелянной 44-й и только начинавшей формирование 58-й армий. Замысел контрнаступления основывался на ошибочном представлении о предельной измотанности сил врага. В последний момент операция была отменена Москвой.

С другой стороны, ко времени отъезда Берии в Москву обстановка на всех оперативных направлениях Закфронта несколько разрядилась, оборона советских войск приобрела устойчивые черты, хотя тяжелые бои на перевалах, под Моздоком и Новороссийском велись до конца сентября – начала октября, когда немецкие войска окончательно выдохлись и взяли оперативную паузу. Здесь следует отметить большую работу представителя ГКО по сплочению фронтового тыла и мобилизации ресурсов Закавказья на отпор врагу, быстрое прохождение вопросов Закфронта через Ставку.

Нельзя не признать важной мобилизующей роли, которую сыграло появление такого крупного государственного деятеля на фронте в самый острый момент сражения. В течение всего визита Берия был чрезвычайно деятелен, вникал во все вопросы фронта и, несомненно, побуждал к более активной работе все высшие военные, советские и партийные инстанции. В ходе подготовки контрудара войск 9-й армии на моздокском направлении, 5 сентября генерал Масленников по прямому проводу пояснил новому командарму-9 генералу Коротееву: «Сегодня мы с Вами держим экзамен перед государством…» И действительно, в ближайшие дни войска 9-й армии опрокинули глубоко вклинившегося врага и практически восстановили линию обороны по р. Терек.

Не отмечено и признаков массовых репрессий среди командного состава, с чем обычно связывают деятельность органов НКВД и его шефа. Работники фронта, по инициативе представителя ГКО снятые со своих должностей, как правило, продолжали работу на фронте на менее ответственных участках. Характеристики, которые давал им Берия, были жесткими, но не содержали политических обвинений. Материалы, которыми располагает автор, показывают, что даже очевидные провалы в работе, такие как, например, срыв тыловыми службами Закфронта и 46-й армии выполнения личного распоряжения Берии о завозе на перевалы запасов материальной части и продовольствия, карались весьма мягко: выговорами и понижениями в должностях.

Между тем Берии, обладавшему огромным количеством сфабрикованного «компромата» на советских командиров, очевидно, ничего не стоило на полные обороты запустить на Кавказе репрессивный молох. Например, маршал Буденный в годы Большого террора считался одним из лидеров «антисоветской организации правых» в армии. В этом же «заговоре» оказался замешанным и генерал Тюленев.

Буденный поддерживал дружеские контакты со своими сослуживцами по Конной армии времен Гражданской войны (Тюленев, Тимошенко, Городовиков и др.). Бдительные чекисты полагали, что в случае антисоветского переворота авторитетные ветераны Конармии смогли бы возглавить контрреволюционное казачество Дона и Кубани. Возможно, нарком внутренних дел имел какую-то особую установку Сталина, не желавшего в очередной раз повторить трагическую ошибку – обезглавить армию в самый важный момент.

Органы внутренних дел выполнили большую работу по борьбе с бандитизмом и диверсантами, не позволили развернуться пятой колонне в тылу действующих войск, а этому имелись реальные предпосылки.

Дивизии внутренних войск укрепленных районов сыграли свою роль в обороне Кавказа. Они продолжали оставаться ядром, способным быстро объединить обороняющиеся войска, как это было во время боев на подступах к Орджоникидзе в начале ноября 1942 года. Кроме того, войска особых районов постоянно отвлекались на борьбу с бандитизмом. Только в тылу Северной группы войск было сосредоточено пять дивизий внутренних войск – Грозненская, Орджоникидзевская, Махачкалинская, 11-я (Нальчик) и 19-я (Гудермес). Всего же в предгорных районах имелось до 80 000 человек войск НКВД.

Внутренние войска стали источником пополнения красноармейских частей обученными и высокоподготовленными в морально-политическом отношении кадрами. В начале января 1943 года Махачкалинская и 11-я дивизии, как выполнившие свои задачи, были переданы на доукомплектование частей Красной Армии. Еще раньше, после отражения немецкого наступления на Орджоникидзе личный состав пяти полков внутренних войск по просьбе командования был обращен Ставкой на доукомплектование лучших соединений Северной группы – 10-го и 11-го гвардейских стрелковых корпусов.

В заключении можно привести слова самого Берии. Спустя несколько дней после ареста в 1953 году, в расчете на милость, он посылал покаянные письма членам Политбюро, где признавал многие свои «ошибки» и «крепко ругал себя». Но в отношении командировки на Кавказ в 1942 году он высказался твердо: «Надо прямо сказать, - писал он Маленкову, выполнявшему летом 1942 года аналогичную миссию под Сталинградом, - что мы самым добросовестнейшим образом относились к успешному выполнению поручений партии, правительства и товарища Сталина, никогда не жалили сил и энергии и не знали страха».

БЕЗУГОЛЬНЫЙ А. Ю., аспирант Ставропольского госуниверситета.