«Война окончена, настало время заботиться о людях»…

Великая Отечественная война — это не только миллионы погибших, это еще и миллионы раненых, сотни тысяч инвалидов. По-разному сложились их судьбы. Нередко установленные законодательно льготы оставались на бумаге, а на деле фронтовики не получали самого необходимого. Особенно тяжело физически и морально приходилось женщинам-инвалидам, прежде всего тем из них, кто пошел на фронт добровольно. О том, как сложилась судьба многих из них, рассказывается в публикуемом ниже письме на имя К.Е. Ворошилова. Автор этой публикации не смог выяснить, какие меры были приняты по этому письму и принимались ли они вообще, только можно сказать, что к нему, а оно представляет собой заверенную машинописную копию, была приложена сопроводительная записка за подписью К.Е. Ворошилова: «Товарищу Сталину И.В. Направляю Вам письмо инвалида Отечественной войны т. Анисимовой на мое имя. Очень прошу приказать доложить содержание этого письма, оно заслуживает Вашего внимания. 24 ноября 1945 г.»

Дорогой Климент Ефремович!

Я прошу Вас уделить немного времени мне и моим подругам — бывшим фронтовикам, а сейчас инвалидам Отечественной войны.

Большинство из нас пошло на фронт добровольно еще в начале войны. Трудно было в то время на фронте. Отступали очень быстро. Много было паники. Ползли настойчивые слухи о том, что конец уже наступил, что Красная армия разбита. Но наши девушки верили в то, что нас нельзя победить, а в то время это было самое главное. Ни на что не обращая внимания, они делали свое дело. Большинство работало тогда санитарками и сестрами. Они перевязывали раненых, отстреливались, снова перевязывали, бросали гранаты в наступающих немцев и почти всегда уходили последними, таща на себе тяжелораненых бойцов.

Замечательная девушка студентка ЛГУ Татьяна Раннефт, для того чтобы спасти оставшихся у немцев двух тяжелораненых бойцов, вернулась и, отбив у немцев ручной пулемет, вытащила своих боевых друзей. Спасая жизнь раненым бойцам, погибла в бою Валентина Бардина и Вера Кузьмина. Маленькую Веру Жаворонкову, которая пыталась вытащить тяжелораненого командира, окружили немцы. Она отстреливалась, но, не видя подкрепления, которое к ней спешило, выстрелила себе в висок.

Около деревни Порожки передовой хирургический отряд получил от комиссара записку: «Нас обошли, через 10 минут у вас будут немцы, уходите». Что было делать? У нас было около 30 человек тяжелораненых, которые не могли двигаться. Бросить их на истязание немцам мы не могли. Врач ушел, говоря, что он еще нужен в армии как специалист. Мы остались, отправив комиссару со связным объяснение обстановки, и просили выслать машины за ранеными. В нас стреляли из миномета, а потом показались немцы. М. Петрова встретила их пулеметной очередью. В. Дацкая и Н. Чистякова стреляли из винтовок. А потом пошли в ход гранаты. На наше счастье, комиссар вскоре прислал какие-то чужие машины. Отстреливаясь, мы грузили раненых.

Недавно в поезде подошел ко мне боец и спросил, служила ли я в 283-й стрелковой дивизии. Я ответила утвердительно. Тогда он говорит: «А помните, как у сарая в районе Порожек вы за нас с немцами воевали? Я тогда просил, чтобы меня застрелили, а сами вы чтобы уходили. Спасибо вам, девушки, большое спасибо!»

Это был первый период войны, когда нужно было поверить, что не все потеряно, что все зависит от нашей стойкости. Девушки этот экзамен выдержали. Осенью 1941 года нас отрезали и прижали к Финскому заливу. Мы оказались на пятачке и ждали, что нас отсюда вывезут. Вы снова приезжаете в нашу дивизию и предлагаете любой ценой удержать этот клочок земли. Нам говорили: «Если нас вывезти — падет Кронштадт, падет Кронштадт — падет Ленинград. Мы не должны этого допустить». Стало стыдно, что мы собирались бежать. В это время большинство девушек вступает в партию.

Дальше — голодный Ленинград, переход через Ладожское озеро. Бои за освобождение нашей земли. Погостье, Кондуя, Зенино, Малиновка, Липовик. Здесь героически погибли Татьяна Раннефт, Тамара Власова, Надежда Бархатова, К. Богданова. Другие девушки сразу же становятся на их места. Многие стали снайперами, связистами, пулеметчиками и даже артиллеристами.

В феврале месяце 1943 года в районе Добры Вы встретили наших девушек-связистов. Под сильным артиллерийским огнем они проверяли линию между опорным пунктом и наблюдательным пунктом. Так было и во всех боях.

В июле месяце 1943 года я уехала учиться в офицерский полк. Из дивизии мне продолжали писать. Писали, что Мария Шихова ходила в разведку и за удачно пойманного языка награждена орденом Красной Звезды. Мне писала Лариска Овечкина, девочка, которую мы подобрали в районе Слепино осенью 1941 года; Лариска писала, что она командир зенитного орудия и сбивает «летучих фрицев». Наши девушки продолжали идти по трудному боевому пути.

Когда я вернулась на фронт, обстановка изменилась. Шли большие наступательные бои. Теперь уже мы гнались по пятам отступающих немцев. Изменилось и то, что женщин стало на фронте больше. Меня неприятно поразило то, что среди них были и такие, которые «прилично устроились»: занимались нарядами, сплетнями, флиртом. А потом оказалось, что такой, как эти, сделаться гораздо проще, чем добиться того, чтобы тебя снова отправили выполнять боевую задачу. В штабе артиллерии армии не нашлось такого человека, который бы не удивлялся моему желанию пойти командовать огневым противотанковым взводом. Все меня уговаривали, убеждали: «Что Вам надо? Орденов? Вы их и здесь сможете получить за каждую операцию. Там Вы будете жить в окопах, здесь будете устроены с комфортом. Хорошо, если Вас убьют, а если искалечат? Кому Вы тогда будете нужны? И кому нужен Ваш патриотизм?» Все были еще больше того удивлены, когда я добилась этого назначения и пошла командовать в истребительный противотанковый дивизион. Так я прошла Польшу и вступила на немецкую землю. Потом меня перевели в артиллерийский полк, в гаубичную батарею. В боях под Альждамином я была тяжело контужена и потеряла зрение. Мои друзья постарались напомнить мне о совершенной мною «глупости», когда я отказалась воспользоваться удобным случаем и «устроиться». Торжествовали и те, чьему примеру я не последовала.

Но там, в армейском госпитале, я не чувствовала себя ни наказанной, ни обиженной. Генерал-майор Котиков вручил мне орден Красного Знамени за отражение танковых контратак у Нантикова. Потом мне вручили орден Отечественной войны за стрельбу прямой наводкой под Штадтгардом. Проявили ко мне заботу, окружили вниманием.

Но как только я выехала из пределов своей армии, на мою голову посыпались оскорбления за оскорблениями. Некоторые прямо спрашивали: «За что получили ордена?» И тут же добавляли грязные предположения. В госпитале это я выслушивала до тех пор, пока к нам не привезли командира огневого взвода, с которым мы вместе воевали. Надо сказать, что фронтовики умеют постоять друг за друга. Через некоторое время меня снова ожидали неприятности. Положили меня в мужскую палату. На санаторное лечение меня не отправили, т.к. не было женских мест. Выписали из госпиталя меня инвалидом II группы. Как же меня встретили в районе, в котором я работала до войны, считалась хорошей учительницей и хорошей общественницей? Положенного мне инвалидного пайка я добилась с большим трудом. Вернее, паек я не могу до сих пор получить, я добилась только разрешения, чтобы мне его выдали, но продуктов в магазине нет. Каждый раз, когда я обращаюсь по этому вопросу в райисполком или торговые организации, на моей справке прибавляется новая резолюция «Выдать», «Отоварить», но большего я добиться не смогла. С большим трудом я добилась получения паспорта, с большим трудом я выхлопотала направление к профессору-специалисту, но он посмотрел не меня, а мою справку о ранении и написал: «II гр. — на год», а как лечиться, что сделать, чтобы я скорее поправилась, я не смогла от него добиться, т.к. он очень спешил и пропускал в 30 минут 25 человек. Да разве обо всем напишешь? И везде, куда бы и по какому вопросу я ни обратилась, все приходится добиваться с боем. Всегда приходится требовать, чтобы о тебе заботились, чтобы тебе выдали необходимое и положенное по закону.

Я говорила со многими женщинами-инвалидами Отечественной войны. Положение их везде одинаково. Везде нужно потратить массу энергии и сил, для того чтобы какой-нибудь мелочи, тебе положенной, добиться. Старший лейтенант Галина Гололобова пошла в армию по призыву ЦК комсомола на комсомольскую работу. Она была комсоргом стрелкового батальона. В Восточной Пруссии она была тяжело ранена. Сейчас инвалид I группы. Гололобова прямо говорит, что она жалеет о том, что все силы и здоровье отдала в боях, т.к. сейчас она действительно стала никому не нужна. Никто о ней не заботится. Мать и младшие сестренки и братишки разутые, раздетые и голодают. Отец погиб на фронте, а она не может ничем помочь своей семье. «С орденами на улицу лучше не показывайся, а то не оберешься оскорблений», — говорит она. Теперь она завидует тем, кто сумел вовремя хорошо устроиться, хотя когда сама была в боях, с гордостью бы от такого предложения отказалась.

Татьяна Коженевская — командир пулеметного расчета, сейчас инвалид II группы. Награждена орденами и медалями. Не имеет семьи. Родители ее расстреляны в Воронеже немцами. Чувствует себя очень одинокой, угнетена тем, что ее каждый оскорбляет за полученные в боях ордена.

Я не помню фамилии девушки-инвалида, которой в боях под Ленинградом оторвало обе руки. Она живет в Сестрорецке, очень нуждается в уходе, просит, чтобы к ней вызвали старуху-мать, которая работает в Новосибирске в госпитале сторожем, но ничего ни мать, ни она сама не могли добиться.

Инвалид II группы Груня Солохова вернулась к себе домой в Смоленскую область. Работать она не может. Ее правая рука не действует. Чувствует она себя сейчас бременем на шее матери, которая кроме нее имеет шесть человек детей мал, мала меньше. Сама Груня имеет небольшое образование, поэтому, кроме физической работы, ни на что не годна.

Я думаю, что к женщинам-инвалидам Отечественной войны должен быть особый подход. Они все отдали, защищая Родину, здоровье, силы, большинство из нас по состоянию своего здоровья и мечтать не может о семейной жизни, о том, чтобы стать матерью, что основное в жизни женщины. Нехорошо, если девушки, которые героически боролись на протяжении всей войны на передовой наравне с мужчинами, раскаиваются в своих замечательных поступках, жалеют о своем чрезмерном патриотизме.

Нужно в первую очередь учесть персонально всех женщин-инвалидов Отечественной войны. А их не так много. Нужно посмотреть, что можно сделать, чтобы восстановить их здоровье. Может быть, некоторые из них и вернутся в строй.

Нужно обеспечить уважение к ним и заботу о них. Они этого заслуживают.

Нужно заставить даже самых черствых, самых обюрократившихся работников выполнять все, что положено по закону для инвалида Отечественной войны.

Нужно сделать так, чтобы каждая женщина-инвалид войны могла заполнить свою жизнь интересной работой, могла бы учиться, могла бы с прежней энергией отдавать себя служению Родине.

Этот вопрос я поднимаю сейчас потому, что война окончена, настало время заботиться о людях и в первую очередь о тех, кто больше всего пострадал. Пишу я лично Вам потому, что бесполезно сделать что-нибудь на местах, настолько все здесь очерствели, обюрократились. Ведь дело не в одной мне, а во всех женщинах, которые отдали все Родине. Мне одной ничего не нужно.

Товарищ Ворошилов, простите, если я что-нибудь не так написала, но бывает временами так тяжело, что не знаешь куда деться.

Я верю, что Вы откликнитесь на мое письмо, иначе, мне кажется, не может и быть.

Еще раз извините, что пришлось Вас беспокоить.

А. АНИСИМОВА

27.Х.45 г.

Минцы, Хвойнинского района, Новгородской области.

Верно: М. Петрова

Архив Президента РФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 468. Л. 179—183.

Публикация А.А. ЧЕРНОБАЕВА