«Качественники» против «количественников»

Среди «охранительской» публики бытует мнение, что русский национализм, основанный на лозунге «Хватит кормить Кавказ!» неизбежно превратит русское национальное государство в некий «бантустан». При более чем отрицательном отношении к «охранителям», всё-таки трудно не согласиться с подобной аналогией в отношении «национального государства» Холмогоровых, Крыловых и Просвирниных. Тем не менее, «охранители», употребляя понятие «бантустан», хотят подчеркнуть неминуемую потерю ряда территорий, от которых придётся отказаться, следуя логике признания права народов на самоопределение. Нам же, «идентитистам»(от слова идентичность - Н.Ш.), для которых исходной точкой является отсутствие русской нации в РФ и крайняя малочисленность аутентичных русских после коммунистического геноцида и советского исторического мародёрства («внуки Суворова, дети Чапаева…»), слово «бантустан» нравится тем, что оно подчёркивает уровень развития «большого русского народа» (т.е. основного адресата националистов), находящийся где-то между банту и бушменами. Потеря же русским государством территории в нашем случае, – это то, чего не надо бояться, и чему в некоторой степени можно радоваться.

Факт остаётся фактом: националистическая идеология не прижилась среди пресловутых «80 процентов» в эпоху расцвета РНЕ, не приживается в течение долгого периода ежегодных «Русских маршей», не приживётся и сейчас, даже с учётом громадного потенциала социальных сетей. Невозможно привить национализм против воли. «Антисистема» (националисты, не считая либералов и леваков, которыми мы не интересуемся) копирует «систему» (охранителей) в одном, самом главном – риторика и тех, и других вертится вокруг «количества». Адепты Путина и адепты Навального, адепты Холмогорова и адепты Просвирнина видят в количестве лишь благо, будь то количество социальных выплат, количество «провинций» в «империи», или количество людей, записавших себя «русскими» в ходе переписи населения. Вдохнуть в угасающую грудь национализма второе дыхание можно лишь после окончательного размежевания между русскими «количественниками» и русскими «качественниками», когда националисты перестанут растрачивать драгоценные силы в поисках расположения дерусифицированных (в т.ч. путём «обманной русификации» с помощью национал-большевизма) ещё при Ленине-Сталине масс и обратятся к своей целевой аудитории, иначе говоря, возьмутся за то, что большинство их европейских коллег завершило ещё в XIXв. – за возведение нации.

К нашему великому сожалению, национальное чувство русского человека чаще всего покоилось, говоря терминами Питирима Сорокина, на безусловных рефлексах. Эти же рефлексы, в ущерб здоровому национал-идеализму, и по сей день всячески поощряются «профессиональными русскими». Какие рефлексы относятся к «безусловным»? В лучшем случае страх за свою жизнь, боязнь голода и нищеты, в худшем – хамские претензии на удовлетворение плоти и всё, что сопровождало революции 1789 и 1917: убийства, насилия, кражи.

Среднестатистический безусловный рефлекс по Сорокину – это стадность; её-то мы и видим у той серой безыдейной массы, собирающейся каждый год бить баклуши на «Русских маршах». Куда более приличный безусловный рефлекс – это страх перед утратой собственности. К нему любят обращаться националисты, подчёркивающие свою «буржуазность» (Широпаев, Просвирнин), что уже само по себе прогресс. Но и на голом скопидомстве нельзя выстроить полноценную нацию. Даже трепетно чтимые нами, белыми русскими, восстания на Тамбовщине и в Западной Сибири, хоть и несли на знамёнах ксенофобские по тем временам лозунги борьбы с «жидо-мадьярскими комиссарами», первопричиной имели не реакцию на громогласную «отмену» большевиками России как таковой и не желание отомстить красным оккупантам за унижение русского достоинства, а возмущение сбором продразвёрстки. Причина уважаемая, но далековатая от национализма. Если бы в русских крестьянах теплился хотя бы один из условных рефлексов (например, патриотизм), то власть большевиков пала бы уже в 1918 г., и не из-за несправедливостей «военного коммунизма», а из-за беспрецедентного погрома национальной чести: кабального Брест-Литовского мира, охаивания древней русской славы, гонений на веру. Тем не менее, русское «зелёное» повстанчество, как бы то ни было, породило свою традицию (давшую о себе знать в 1941 г., когда эсер Воскобойник подхватил эстафету «кулацкого фашизма» на Брянской земле), а возникший несколько десятилетий спустя, в конце 1980-ых гг. «русский национализм» кроме компиляторства так ничего и не дал миру. В нём безусловные рефлексы одержали полный триумф над любым «идеализмом».

Мы, конечно, не хотим сказать, что в основе «русского национализма» лежит старый большевистский лозунг «грабь награбленное», но мы не уйдём далеко от истины, если скажем, что место национальной мифологии в «русском национализме» заняли примитивные инстинкты, умело эксплуатируемые ловкими гешефтмахерами, чаще всего из ФСБ и Администрации Президента. А тем временем, ни один национализм невозможен без «Святого Грааля», без пантеона, без апелляции к борьбе прошлого. И как ни странно, именно у «русского национализма», у амбициозного с виду движения «большого народа», нет ничего подобного и, судя по всему, никогда не будет, хотя бы в силу «далекоидущих» планов его вождей, не желающих тратить время на подобные «мелочи». Фигуры Суворова и Кутузова, поставленные рядом с Жуковым и Сталиным, – не в счёт, ибо мешанина русских и советских ценностей обесценивает русские и усиливает советские. Знаково, что уже ставшая притчей во языцех «нескладуха» сумасбродного «примирения» белых с красными, пропагандируется не только «профрусскими», но и официальными лицами РФ. А т.к. национальная мифология и есть «ядро» национализма, то, можно смело констатировать, что в главном «антисистема» полностью дублирует «систему». Всё остальное (иммиграция, визы и отделение Кавказа) – всего лишь частности.