«Благодаря товарищу Мехлису справляемся…»

Однажды на Красной площади у Кремлевской стены под мемориальной доской с фамилией Л.З. Мехлис увидел бумажку, на которой было написано: «Не снимайте шапку, проходя мимо урны с прахом Мехлиса. Он уничтожал камандные кадры в 1937 – 1940 годах, лично расстреливал офицеров и генералов в годы войны».

Подошел милиционер и сорвал записку. На мое предложение послать ее в Институт военной истории лишь улыбнулся. А мне было не до улыбок.

С Мехлисом мне приходилось встречаться на Волховском фронте осенью 1942 года. Наш 849-й артиллерийский полк 294-й стрелковой дивизии занимал позиции в районе станции Назия. Мы вели активные боевые действия, сдерживая наступление противника к южному берегу Ладоги, и даже пытались выйти к Неве и прорвать блокаду Ленинграда. В то время мне шел двадцать первый год и был я в начальником артвооружения полка в звании старшего техника-лейтенанта. Одной из важнейших моих задач было обеспечение полка боеприпасами. Работать приходилось ночью, когда бездействовала немецкая авиация. В моем распоряжении было две полуторки, артиллерийские склады находились под Волховом. В ту ночь моросил дождь, было очень темно, и появление самолетов исключалось. Мы ехали с включенными фарами, хотя я знал, что это запрещалось.

На повороте из разрушенного села Путилово луч света упал на броневик и два легковых автомобиля, возле одного стояли пять-шесть человек в плащ-накидках. Кто-то из них поднял руку, требуя остановиться. Едва я вышел из кабины, ко мне подошел офицер и закричал: «Пособник Гитлера! Освещаешь машины фронтового командования!»

Я не успел ничего сказать в свое оправдание, как раздался выстрел, меня обдало жаром, оглушило. Чуть было не выхватил из кобуры пистолет, но услышал голос:

- Товарищ армейский комиссар, успокойтесь… Он понял…

- Иди впереди машины и указывай дорогу! – крикнул мне стрелявший.

Я мгновенно нырнул в темноту, а перепуганный водитель так рванул машину, что чуть не сбил меня.

Едва мы отъехали, как легковые автомобили включили яркие огни и, развернувшись, поехали в тыл. До переднего края оставалось пять-шесть километров.

Только в 1959 году я случайно узнал, что стрелял в меня Мехлис, а спас – начальник штаба Волховского фронта генерал М. Н. Шарохин. А произошло это так.

Однажды мне довелось быть с генерал-полковником Шарохиным в командировке в Ленинграде. Вечерами в гарнизонной гостинице мы вспоминали бои за Ленинград, и я рассказал ему тот случай под Путилово.

- Вот кого, оказывается, спас той ночью… Не отведи я своевременно руку Мехлиса, он запросто убил бы тебя. Ты нарушил важный приказ военного совета о мерах маскировки. Тем более это было у линии фронта…

Я не стал уточнять, что до переднего края было далеко. Шел дождь, да и ночь была темная.

- Тебе повезло, - сказал генерал. – А вот помню, в ту же осень мы выехали на наблюдательный пункт, чтобы посмотреть наступление двух дивизий. С нашего наблюдательного пункта ничего не было видно. Наступление затормозилось. Прервалась связь. Вижу, бегут два офицера. Я не успел сказать Мехлису, что это посыльные из дивизий. Он выскочил из окопа и, подбежав к одному из них, застрелил. Я схватил Мехлиса за руку, стал успокаивать, а он кричит: «Смерть паникерам!»

Ночью, как рассказывал генерал-полковник, позвонил Сталин. Командующий Волховским фронтом генерал армии Мерецков отдыхал. К телефону подошел Шарохин. «Что это у вас там Мехлис офицеров стреляет?» - спросил Сталин. Не смог начальник штаба фронта сказать правду и доложил: «Все в должном порядке. Недоразумений нет. Боевая обстановка сложная, но благодаря товарищу Мехлису справляемся…»

«Ну, смотрите та…» - послышался хриплый голос в трубке специальной связи.

«А что я мог сказать Сталину, если Мехлис стоял рядом?» - словно оправдываясь сказал генерал Шарохин.

 И я в те годы не смог высказать свое мнение рассказчику.

Так случилось, что в 1970 году мне довелось быть литературным редактором мемуаров маршала Конева. Когда мы работали над главой, в которой рассказывалось о Степном фронте, я напомнил, что членом военного совета фронта был Мехлис. «Я об этом палаче слышать не хочу. В моих мемуарах не должно быть о нем ни одного доброго слова. Самая темная личность. Это по его спискам в 1937 – 1940 годах, когда он был начальником Главного политического управления РККА, уничтожались политработники всех рангов, без суда и следствия. Десятки тысяч преданных комиссаров».

Конев рассказал мне, как в 1943 году на Степном фронте Мехлис, будучи членом военного совета, писал докладные Сталину, обливая грязью многих командиров и политработников. И даже о том, что в каком-то полку повар дал солдатам по две порции каши… Так он того повара отправил в штрафной батальон.

Поскольку шифровки в Ставку подписывал только командующий фронтом, Конев сказал Мехлису, что он не будет подписывать на имя Сталина такую чепуху. Через день позвонил Сталин: «Вы не будете возражать, если мы уберем от вас Мехлиса? Я имею сведения, что вы не сработались». Иван Степанович был по натуре резковат, но справедлив. Он мог, например, сказать Сталину, когда (не без помощи Мехлиса) Верховный Главнокомандующий сделал ему замечание, что он груб с генералами-артиллеристами: «А у меня не девичий монастырь, а фронт. И генералы не святые отцы, чтоб нельзя их обругать, если заслужили..» И на этот раз он ответил Сталину: «Да, Мехлис у меня путается под ногами и мешает…»

Однажды маршал Конев рассказал мне: «Мехлис и Берия еще до войны приносили пухлое дело на меня лично Сталину.

Но тот в моем присутствии указал на папку и сказал: «Уберите! Я верю Коневу. Оставьте его в покое».

Маршал Конев был скуп на рассказы. Не любил детализировать. Вспомнил только, как Мехлис расстрелял начальника артиллерии (так называлась тогда должность командующего артиллерией) 34-й армии генерала Гончарова. Я уже знал об этом от своего сослуживца по Институту военной истории, бывшего работника Главного политического управления полковника Н. Г. Цирульникова. Ему довелось быть свидетелем варварской расправы над невинным генералом. Это произошло в сентябре 1941 года, когда события на Северо-Западном направлении развивались весьма драматично. После незначительного успеха в полосе действий 34-й и 11-й армий в августе немецкое командование перебросило большие силы против них и вынудило отойти за реку Ловать. Противник получил возможность направить 39-й моторизованный корпус и авиацию в район Чудово для наступления на Ленинград. Обстановка резко осложнилась. Ставка Верховного Главнокомандования в сентябре 1941 года назначила командующим фронтом генерала армии Г. Жукова. В армии Северо-Западного направления выехали представители Ставки. В 34-ю армию приехал Мехлис. Ни командующего, ни начальника штаба армии на месте не оказалось. Они были в войсках. Мехлис зашел в землянку начальника артиллерии армии. Генерал Гончаров обедал. На столе стояла бутылка водки. Это нам – офицерам и солдатам – старшина наливал черпачком по сто граммов в котелки, а генералам давали положенные «наркомовские» в бутылках.

Мехлис рассвирепел: «В армии паническое настроение, все на переднем крае, а ты, генерал артиллерии, водку пьешь!..»

Тут же приказал арестовать генерала и повел его на лужайку.

Гончаров несколько раз просил выслушать его, что-то хотел сказать, но Мехлис кричал:

 - «Молчать!»

Никакого приговора трибунала не было. Мехлис сам подал команду: «По изменнику Родины, огонь!» Гончаров успел показать бойцам комендантского взвода на свое сердце, раздался залп. Расстрел на устрашение других совершился…

Вот так же для устрашения других в нашем 8490-м артиллерийском полку расстреляли лейтенанта Оганезова. Он повздорил с командиром батареи, отказался идти пешком на наблюдательный пункт, требуя верховую лошадь. Командир батареи посадил этого лейтенанта в отдельную землянку и приставил охрану. О своих действиях доложил командиру дивизиона, а тот – командиру полка. Подключились особисты. На следующий день нас – офицеров полка – построили в лесочке, вывели Оганезова и поставили перед строем. Все думали, что ему объявят строгое взыскание. Однако прокурор дивизии еле слышно произнес: «За невыполнение приказа в боевой обстановке военный трибунал приговорил лейтенанта Оганезова к расстрелу…» Вышли из строя три комиссара дивизионов, приказали Оганезову снять гимнастерку, и по команде раздались три выстрела. Лишь одна пуля попала в плечо. Девятнадцатилетний лейтенант присел и по мальчишецки, плачущим голосом крикнул: «Простите меня, я больше не буду!..» К нему торопливо подбежал особист и выстрелил в упор.

Расстрел начальника артиллерии 34-й армии сказался и на судьбе командующего армией генерал-майора К. М. Качанова. Он был освобожден от должности.

Ярко характеризует Льва Мехлиса еще один малоизвестный случай, о котором мне рассказал бывший сотрудник Генерального штаба полковник в отставке Н. Е. Терещенко.

В период работы над мемуарами Г. К. Жуков много раз посещал архив. Однажды он искал документ о присвоении И. В. Сталину звания генералиссимуса. Этот документ подписали все бывшие командующие фронтами за исключением самого Жукова. И не потому, что он не захотел этого делать, ему просто не дали документ на подпись. Причиной, видимо, послужил следующий эпизод. Перед выходом на трибуну мавзолея все члены политбюро и военачальники собирались в зале за Кремлевской стеной. Там на длинном столе стояли закуски и вина.

Через несколько минут должен был начаться самый важный парад – Парад Победы… Сталин, держа в руке бокал вина, прохаживался по залу. Все сидели. Неожиданно он заговорил:

- Есть мнение присвоить товарищу Сталину  звание генералиссимуса. Но что это даст товарищу Сталину?

Все присутствовавшие горячо поддержали это мнение. Жуков молчал. Тогда к нему подскочил Мехлис и грубо спросил:

- А ты почему молчишь? Может, ты хочешь быть генералиссимусом?

Жуков спокойно ответил:

- Обдумываю: в нашей армии пока нет такого звания…

- Это не проблема, - сказал Сталин. – Установим. Но зачем?..

Вновь послышались голоса одобрения.

Когда нашли тот документ за подписью командующими фронтами, Георгий Константинович даже поднялся из кресла: «Вот видишь, - обратился он к полковнику  Терещенко, - нет здесь моей подписи. А вот Мехлис не командовал фронтом, а подписал…»

Быть может, когда-нибудь историки объяснят, почему И. В. Сталин прощал Мехлису самоуправство, но пока это остается загадкой.

В процессе работы над своими книгами мне неоднократно приходилось бывать в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации в Подольске. Интересовался, как оформлялись расстрелы, что сообщалось родным. Оправдан ли кто после войны? Однако следы обрывались с последним выстрелом…

Полковник в отставке А. Д. ЖАРИКОВ,

член международной ассоциации писателей-баталистов.