Как генералы от артилерии сражались с изобретателем матросом Лединым .

 в 1938 году инженер-химик Ледин взялся изобрести взрывчатое вещество для бронебойных

снарядов, которое бы было в два раза мощнее тринитротолуола! Когда он разработал техзадание

на это вещество, то все ученые, профессоры и прочие специалисты просто сочли его

безграмотным дураком. Но Ледин упорно работает над своим изобретением и к началу войны

создает взрывчатку, которая выдерживает удар снаряда о броню, но мощнее тринитротолуола

более чем в 2 раза! Снаряды, снаряженные взрывчаткой Ледина (он назвал ее A-IX-2), стали

обладать такой высокой температурой взрыва, что поджигали внутри танка все, что могло гореть.

Из-за этого они одно время назывались еще и зажигательными. А зенитные снаряды, снаряженные

этой взрывчаткой, резко увеличили эффективность: был случай, когда одним удачно посланным

130-мм снарядом было сбито сразу звено из 3-х немецких бомбардировщиков. Если же стрельба

велась ночью, то вспышки взрывов были настолько яркими, что немецкие летчики слепли и уже не

видели ни земли, ни приборов, ни соседних самолетов . Казалось бы, что в связи с войной за эту

взрывчатку должны были ухватиться все генералы и адмиралы, тем более что гексоген в СССР на

тот момент хотя и производился только в полупромышленных масштабах, но даже такое его

количество не использовалось полностью, а тринитротолуола катастрофически не хватало.

Отчет о A-IX-2, как пишет Ледин, был «разослан в Артиллерийское управление ВМФ, Главное

артиллерийское управление РККА, Народный комиссариат боеприпасов и Артиллерийскую

академию имени Ф. Э. Дзержинского», но «ни Артиллерийский комитет ГАУ РККА, ни наркомат

боеприпасов не только не отозвались по существу изложенных вопросов, но даже не подтвердили

его получения». И тогда матросу Ледину приходит в голову здравая мысль обратиться в

политорганы — к комиссарам. Он пишет рапорт начальнику политотдела Центральных

управлений и Главного Морского штаба генерал-лейтенанту Н.Д. Звягину. Звягин идет к наркому

ВМФ адмиралу Кузнецову и заставляет его заняться взрывчаткой A-IX-2.

Нет, Кузнецов не побежал

докладывать о ней Сталину, но милостиво согласился, чтобы Ледин написал письмо в ГКО за

подписью Кузнецова и ввиду недоумения начальника Политотдела вынужден был это письмо

подписать. Так о взрывчатке A-IX-2 наконец узнал Сталин. Измученный сплошными отказами

изобретатель, чтобы не нарваться на отказ и в ГКО, высказал предложение о производстве своей

взрывчатки в объемах, возможных с точки зрения тогдашнего развития промышленности. Это

возмутило Верховного: Красная Армия должна иметь оружие не сколько можно, а сколько нужно!

Кроме этого, Сталин тут же нашел этой взрывчатке применение, о котором Ледин сам не

догадался, — снаряды авиационных пушек.

Дело в том, что у авиационных специалистов не было единого мнения о том, что ставить на

самолет — пушку или несколько пулеметов вместо нее. Снаряд авиапушки маленький,

взрывчатого вещества в него входит очень мало, и эффект от его взрыва совсем небольшой.

Несколько скорострельных пулеметов могут нанести самолету противника гораздо более

серьезные повреждения, чем взрыв маломощного снарядика, снаряженного тринитротолуолом.

И этот спор, по сути, решила только Корейская война в начале 50-х годов, в которой американцы,

после снарядов немецких авиапушек, познакомились наконец с авиационным снарядом,

снаряженным взрывчаткой A-IX-2. Так что Сталин понимал, о чем говорит, когда предложил

снаряжать взрывчаткой Ледина снаряды авиационных пушек — эти снаряды даже в «Летающих

крепостях» делали дыры площадью 2 м2. (Больше входной двери, если кому-то захочется образно

представить, что такое 2 м2).

К началу 1943 года объем производства гексогена увеличился в 15 раз, к середине 1943 года работа

СЭПБ была практически закончена — все противотанковые и авиационные снаряды, которые

промышленность поставляла фронту, снаряжались взрывчаткой A-IX-2, ею же снаряжалась и часть

снарядов морской и зенитной артиллерии.