Город русской подлости Севастополь.ч.2. Взорваны и забыты!

ВЗОРВАНЫ И ЗАБЫТЫ
Моряки и пехотинцы продолжали защищать Севастополь после того, как город тайно покинули их командиры

Герой Советского Союза, снайпер Людмила Павличенко. (Фото — ИТАР-ТАСС)

       «Мы залили своей кровью, завалили врагов
своими трупами. …Писать об этом тяжело.
Лучше, конечно, когда под барабанный бойпровозглашается,
что мы победили. Но как победили?»
       Писатель-фронтовик Виктор АСТАФЬЕВ

       Эта рубрика посвящается 60-летию Победы. Справедливо сказано: война не окончена, пока не похоронен последний погибший солдат. А он точно не похоронен. Значит, война продолжается, значит, и к окончательной, справедливой для всех и каждого Победе идти еще долго.
       Сколько полегло на той войне? Каждое «начальство» страны называло народу цифры сообразно своим интересам — идеологическим, пропагандистским и просто личным: 6 миллионов Сталина, 20 — Хрущева… А сегодня и 27 миллионов никого не удивляют. Но даже эта цифра, говорят, не окончательная. И всякий раз кромешные наши утраты использовались для сведения счетов с исторической правдой, будто не о людях речь, а о списанном имуществе: списано — забудьте.
       И, надо сказать, забываем. Это вообще свойство человеческой памяти: самые тяжелые моменты она укладывает в самые укромные свои уголки. Вытащить их из этих глубин — вот наше желание. Великая Отечественная война явилась таким грандиозным потрясением сразу для нескольких поколений, что никак нельзя отдавать ее на откуп идеологии. Ни прошлой «застойной», ни нынешней «отстойной». Война не окончена, пока не сказана вся правда о ней. Мы используем свое право хотя бы частично наполнить содержанием ее ненаписанные, белые страницы.
       
    
       4 июля 1942 г. прозвучало по радио и было опубликовано в центральных газетах сообщение Совинформбюро «250 дней героической обороны Севастополя». Открывалось оно следующими словами: «По приказу Верховного командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь…». Казалось бы, обычная нерадостная информация в тяжелую годину войны. Но дело в том, что войска не оставляли Севастополь. Их оставили там.
       
       Переправы не будет
       28 октября 1941 г. 11-я немецкая армия генерал-полковника Эриха Манштейна (6 пехотных дивизий), прорвав Ишуньские позиции, уничтожив большую часть двух советских армий (12 стрелковых и 4 кавалерийских дивизии), захватила в течение двух недель почти весь Крым. K середине ноября Севастополь был прочно блокирован с суши. Для его обороны Ставка создала довольно мощный Севастопольский оборонительный район (СОР), включавший в себя силы Черноморского флота и Приморской армии. Начальником СОРа был назначен командующий ЧФ вице-адмирал Филипп Октябрьский, а его заместителем — командующий Приморской армией генерал-майор Иван Петров.
       В мае 1942 г. немцы захватили Керчь, что позволяло им бросить все наличные силы на Севастополь. Это хорошо понимали и в советской Ставке. Командующий Северо-Кавказским фронтом маршал Семен БУДЕННЫЙ 28 мая направил руководству СОРа «конкретную» директиву № 00201/оп.:
       «…Приказываю:
       1. Предупредить весь командный, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на Кавказский берег не будет…»
       7 июня после пятидневной артиллерийской и авиационной подготовки немцы начали наступление на город. В ходе ожесточенных боев 26 июня они овладели всей внешней линией обороны. В последующие дни обстановка стремительно ухудшалась, немцы, захватив Сапун-гору и Малахов курган, практически решили участь города.
       Утром 30 июня ОКТЯБРЬСКИЙ отправил следующую телеграмму:
       «9.50.
       Кузнецову, Буденному, Исакову.
       Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия приняли характер уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться <…>.
       Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–250 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
       Ответа от наркома ВМФ адмирала КУЗНЕЦОВА пришлось томительно ожидать весь день:
       «19.00. Эвакуация ответственных работников и ваш выезд на Кавказ Ставкой разрешены».
       Но и ПЕТРОВ оказался не лыком шит. В тот же вечер на заседании военного совета он сумел повернуть дело так, что командовать войсками в Севастополе оставался не он, а другой. После чего с чувством выполненного долга отдал приказ по армии:
       «Боевой приказ. 30/VI.
       42 г. 21.30.
       …Армия, продолжая выполнять свою задачу, переходит к обороне на рубеже: мыс Фиолент — хут. Пятницкого — истоки бухты Стрелецкой. Оборона указанного района возлагается на группу генерал-майора П. Г. Новикова…».
       Этот туманный приказ разъясняется, если взглянуть на карту. Получалось, что войска оставили город и отошли на юг, к морю. Выбор на Новикова пал по той простой причине, что его дивизия обороняла крайний сектор севастопольской земли – мыс Херсонес.
       В ночь на 1 июля на Херсонесском аэродроме совершили посадку 13 самолетов «Дуглас», предназначенные для вывоза начальства. Небольшими группками эти драгоценные для Сталина и Буденного кадры подходили к машинам. Стараясь не привлекать к себе внимания расположившихся близ аэродрома в надежде на эвакуацию многочисленных раненых солдат и матросов. Но не у всех получилось незаметно прошмыгнуть в спасительные люки. Историк Г.И. ВАНЕЕВ, долгое время занимавшийся изучением обороны Севастополя, приводит такой факт:
       «Когда к самолету подходили командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский и член военного совета флота дивизионный комиссар Кулаков, их узнали. Скопившиеся на аэродроме воины зашумели, началась беспорядочная стрельба в воздух… Но их поспешил успокоить военком авиационной группы Михайлов, объяснив, что командование улетает, чтобы организовать эвакуацию из Севастополя».
       К чести Бориса Михайлова следует сказать, что он тоже собирался лететь в этом самолете, но под впечатлением минуты решил остаться. В дальнейшем возглавил оборону аэродрома и погиб в одной из отчаянных контратак, стремясь с оставшимися защитниками Севастополя пробиться в горы.
       Генерал Петров решил бежать из Севастополя другим способом. Вечером 29 июня в Севастополь пришли две подводные лодки, доставившие боеприпасы и бензин. В ходе разгрузки командир одной из них получил письменный приказ начальника штаба СОРа капитана 1-го ранга Васильева:
       «До особого распоряжения подлодка Щ-209 остается в Севастополе. После разгрузки с рассветом вам надлежит выйти в район 35-й батареи и лечь на грунт. С темнотой всплыть и ожидать распоряжения».
       В штольне близ 35-й батареи находился командный пункт обороны Севастополя. То есть флотское начальство – Октябрьский, Кулаков, Васильев – предусмотрело для себя вариант бегства еще до обращения в Ставку. А когда разрешение было получено и за ними вылетели официальные самолеты, они передали заготовленный вариант в распоряжение сухопутного начальства.
       Как только стемнело, генерал Петров и с ним прочее начальство Приморской армии незаметно для подчиненных через подземный ход вышли на пристань. Ожидавший там буксир благополучно доставил их на Щ-209.
       Из Новороссийска ОКТЯБРЬСКИЙ направил донесение в Ставку с копией Буденному:
       «Исходя из сложившейся обстановки на 24.00 30.06.42 г. и состояния войск, считаю, что остатки войск СОР могут продержаться на ограниченном рубеже один, максимум два дня <…>.
       Одновременно докладываю: вместе со мной в ночь на 1 июля на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около 600 человек руководящего состава армии, флота и гражданских организаций…»
       Просил 250, а набралось 600… Хотя и здесь бравый адмирал слукавил. На самом деле всеми правдами и неправдами Севастополь ухитрились покинуть 1228 военных и партийных чинов.
       В ночь на 1 июля из штаба флота в Севастополь передали, что Буденный распорядился направить все имеющиеся плавсредства для эвакуации, как было сказано, «раненых бойцов и начсостава».
       В Севастополе это поняли по-своему. Последняя телеграмма, отправленная НОВИКОВЫМ Буденному:
       «20.45. Начсостава 2000 человек в готовности транспортировки…».
       Стемнело, но обещанные Буденным корабли так и не появились. Почему, знали только сам «первый маршал» и Ставка в лице товарища Сталина. Тогда Новиков использовал свою «заначку»: находившийся в распоряжении штаба небольшой катер №112. Вместе с ним туда под завязку загрузились 70 самых важных начальников, в основном штабные, интенданты и политработники. Около двух часов ночи на 2 июля катер вышел в море. Но с рассветом был обнаружен итальянскими торпедными катерами и после небольшого боя взят на буксир.
       После бегства и пленения Новикова ни о каком управлении оставшимися войсками говорить не приходится. Предоставленные сами себе защитники Севастополя продолжали разрозненное и хаотичное сопротивление в нескольких не соединенных между собой районах.
       Согласно отчету, представленному Октябрьским и Кулаковым 9 июля 1942 г. в Генштаб, общая численность СОРа на 1 июня равнялась 130 125 чел.; безвозвратные потери составили 31 068 чел.; 17 894 раненых до 28 июня были эвакуированы; 1207 скончались в полевых госпиталях. Зная эти в свое время глубоко засекреченные цифры, легко подсчитать количество оставшихся защитников Севастополя – 79 956 человек. Почти 80 тысяч героически оборонявших город солдат и матросов Ставка и в первую очередь Сталин, давший добро на позорное тайное бегство, бросили «за ненадобностью». Обрекли на смерть и плен.
       
       Медсанбат № 427
       Участник обороны Севастополя военврач И.С.

ЯТМАНОВ вспоминал:
       «Совместными силами и средствами медицинской службы флота и Приморской армии были развернуты мощные медсанбаты № 47 и 427 в Инкерманских штольнях «Шампанвинстроя»... Эти госпитали медсанбатов были доволь но мощными, имели ряд операционных залов, где врачи одновременно работали на нескольких столах… В этих километровых Инкерманских штольнях были развернуты палаты, где размещались пострадавшие».
       Из воспоминаний Г.П. ЧУМАКОВА, на тот момент лейтенанта, находившегося на лечении в медсанбате № 427:
       «…После операции носилки перенесли в палату. Палатой называлось огромное помещение, выдолбленное в скале. Ее конец терялся вдали. Высокие стены исчезали в полумраке. По ним стекали капельки воды. Впереди горела одинокая свеча. В помещении находилось очень много людей и все время стоял монотонный однообразный шум. Иногда он прерывался громким стоном, криками команд. Посередине тянулся проход. По обеим его сторонам — в два ряда кровати. На них — раненые. Они лежат по нескольку человек на одной койке, лежат на носилках, сидят на табуретках, если некуда лечь. Потолка не видно. В помещении стоит страшный запах, в котором смешалось все. Это запах крови, гноя, испражнений, всевозможных медикаментов. И гул, несмолкаемый гул. Одни стонут, другие разговаривают, третьи командуют, ругаются. Ругаются страшно, с отчаянием, ищут гранаты, патроны. <…> Мои носилки ставят в сторону, на проходе. Больше положить негде, свободных мест нет. Все переполнено. <…> Вместе с бойцами и командирами здесь лежат и пострадавшие жители города: женщины, дети, старики. Их здоровые родственники также находятся тут. <...> Каждому раненому ежедневно полагалась бутылка шампанского. Первые несколько суток регулярно выдавали горячую пищу. Потом, когда кухни сгорели, дневной рацион стали составлять банка рыбных консервов и шампанское…».
       Лейтенанту Чумакову несказанно повезло. Он был вывезен из Севастополя на эскадренном миноносце «Ташкент» в ночь на 25 июня.
       По свидетельству Ятманова, «47-й медсанбат… перед самым вторжением немцев в Инкерман… кое-как успел вывезти раненых. Тяжелораненых и носильных больных перевезли в район Камышевой бухты… Ходячих раненых распустили, и они сами, кто пешком, кто на попутных машинах, добирались в район Камышевой бухты».
       А вот 427-й медсанбат до последнего момента оставался в штольнях.
       Из мемуаров командующего 11-й немецкой армией генерал-полковника Эриха МАНШТЕЙНА:
       «…28 июня 50-й дивизии удалось форсировать реку Черная в нижнем течении и занять Инкерман. Здесь произошла трагедия, показавшая, с каким фанатизмом боролись большевики. Высоко над Инкерманом поднималась длинная, уходящая далеко на юг скалистая стена. В этой стене находились огромные галереи, служившие в Крыму винными погребами для заводов шампанских вин. Наряду с большими запасами этого напитка большевики создали здесь склады боеприпасов; кроме того, эти помещения использовались ими для размещения тысяч раненых и бежавшего гражданского населения. Когда наши войска ворвались в Инкерман, вся скала за населенным пунктом задрожала от чудовищной силы взрыва. Стена высотой примерно 30 м обрушилась на протяжении около 300 м».
       Советские моряки и пехотинцы еще сутки удерживали за собой железнодорожную станцию и подходы к штольням. Трагедия медсанбата-427 произошла 29 июня 1942 г. Немцы потом путем опроса военнопленных провели свое расследование и выяснили число погибших – 3 тысячи человек. А также, что взрыв осуществил некий «подрывник Саенко», приказ о подрыве медсанбата отдал начальник тыла ЧФ контр-адмирал Заяц.
       По скрытым глубоко в архивах советским источникам удалось выяснить, что 29-го, в понедельник, поступил приказ подорвать филиал артиллерийского арсенала в Инкермане. Задачу по подрыву 11 инкерманских штолен выполнили не какие-то рядовые саперы, а вполне ответственные лица: воентехник 2-го ранга П. Савенко и лейтенант Ф. Зудин. Знал ли начальник тыла, что в штольнях находятся полевой госпиталь и гражданское население?
       
       Медаль за оборону
       Последний абзац сообщения Совинформбюро от 4 июля 1942 г. звучал так:
       «Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя – вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове… – войдет в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц».
       Вскоре после этих событий была учреждена медаль «За оборону Севастополя». Первые ее номера получили Октябрьский, Петров, Заяц и прочие из списка 1228 фамилий.
       
       Александр МЕЛЕНБЕРГ
    
       
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
       
       Детали могут трактоваться двояко. Подводная лодка в предложенном нашим читателям исследовании, на мой взгляд, была непременной частью плана эвакуации секретной документации нашей группировки. Такие вещи планируются заранее, за месяцы до отступления. И группа высокопоставленных беглецов лишь воспользовалась случаем, а вовсе не готовила тайный план побега. В конечном счете это картину не меняет.
       Научный, то есть честный, подход к предмету мгновенно подскажет нам, что вся история Второй мировой войны полна примеров героизма, искупающего чужую трусость или подлость командования. Когда наши войска гибли в Севастополе, Сент-Экзюпери писал в дневнике, как тяжело он переживал неблаговидное поведение англичан во время Дюнкеркской катастрофы 27 мая 1940 г. Тогда им удалось эвакуировать свою разбитую наголову, побросавшую оружие и снаряжение армию только благодаря стойкости французов, эвакуации которых они отказались затем способствовать своим флотом. Английское командование еще 20 мая приняло решение об эвакуации своих войск, не известив об этом союзников. И когда немцы вышли на дистанцию открытой стрельбы по гавани Дюнкерка, немало командиров нашли предлог бросить свои части в хаосе ночных погрузок. Потом были написаны груды рапортов и личных писем родне, объясняющих, что «иначе было невозможно».
       Союзники, вошедшие в Париж летом 1945 г. на горбу Советской армии, не избалованы историческими победами. Их историки очень неохотно пишут о позорных эпизодах вроде бегства из Дюнкерка в 1940 г. или полностью уничтоженного десанта на Страсбург в 1945 г. И их можно понять — пятно поражения не стирается временем и поздними трактовками. Но как человек, увлеченный тем периодом, и историк по образованию я признаю, что в целом их писаная история честнее: она не была столь идеологической. Да и Монтгомери, не чета Октябрьскому и Петрову, стоял во главе арьергарда в Дюнкерке до последнего.
       Так чего же бояться нам? Наши деды и прадеды разгромили самую мощную в прошлом веке армию. Они сделали это вопреки часто бездарному, а случалось, и преступному командованию Сталина и его Ставки. Они заплатили за их презрение к жизни простых военных невиданными в истории потерями. Души погибших в Севастополе героев питает Вечный огонь в Александровском саду. На фоне темной правды, извлеченной из архивов, он лишь ярче и чище: мы победили, мы можем себе позволить эту правду.
       
       Валерий ШИРЯЕВ
       
       
ДОСЛОВНО
       
       История Севастополя знавала, впрочем, и других офицеров, возглавлявших его оборону. Было это в 1854 г. Мы не сомневаемся, что, защищая Севастополь сто лет спустя, огромное количество военных не уронили прошлой славы. Высшей наградой им стали не звания, а их собственные имена и отчества в памяти истории. Вот как это выглядит в изложении исследователей и очевидцев.
       
       Академик Е.В. ТАРЛЕ:
       «Все усиливалась и развивалась в самых разнообразных направлениях неутомимая деятельность Нахимова по обороне. Они с Корниловым соперничали, выказывая неслыханную отвагу. Этим в Севастополе было трудно удивить, но они оба все-таки удивляли и матросов и солдат. 5 октября 1854 года с восходом солнца загремела страшная «первая» бомбардировка из самых усовершенствованных орудий морской артиллерии того времени. Три адмирала — Нахимов, Корнилов и Истомин — с рассвета руководили ответным огнем русских батарей и объезжали бастионы. На пятом бастионе в этот день Корнилов и Нахимов встретились и долго там пробыли вместе под адским огнем неприятеля».
       
       Флаг-офицер ЖАНДР:
       «На 5-м бастионе мы нашли Павла Степановича Нахимова, который распоряжался на батареях, как на корабле: здесь, как и там, он был в сюртуке с эполетами, сильно отличавшими его от других в виду неприятельских стрелков. Разговаривая с Павлом Степановичем, Корнилов взошел на банкет у исходящего угла бастиона. Оттуда они долго следили за повреждениями, наносимыми врагам нашей артиллерией. Ядра свистели около, обдавая нас землей и кровью убитых; бомбы лопались вокруг, поражая прислугу орудий».
       
       Капитан АСЛАНБЕГОВ:
       «Корнилов был смертельно ранен ядром в двенадцатом часу дня на Малаховом кургане. Огонь уж ослабевал, бомбардировка подходила к концу, когда Нахимов узнал роковую весть… Вечером, узнав о гибели Корнилова, поехал я поклониться его праху и, войдя в зал, увидел Нахимова, который плакал и целовал мертвого товарища».
       
       Из переписки ТОТЛЕБЕНА:
       «Сообщаю о постигшей нас беде. 7 марта 1855 г. на Камчатском редуте убит ядром адмирал Истомин (возглавлявший оборону Малахова кургана. — «Новая газета»). Незадолго до того водил он экипажи на вылазку, призывая: «Судари мои, защитники, за мной в штыковую!».
       
       «Севастопольский вестник»:
       28 июня 1855 г. на «батарее Корнилова» под ураганным огнем неприятеля пулей в левый висок был смертельно ранен Павел Степанович Нахимов. Последние слова его были обращены к неприятелю: «Однако, как ловко стреляют».