Дух времени

Древнеримский историк писал о современном ему императоре: «Он открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и частный человек, он скупал вещи только затем, чтобы потом распродать их с выгодой». Через две тысячи лет биржевая мораль стала нормой. В наш век либерального хаоса, когда графа «национальность» изъята из паспорта, а интеллигенция уничтожена заменившими ее менеджерами, различие между субъектами сводится к банковскому счету.

Стирание всех граней, кроме экономической, привело к тому, что главным слоганом нашего времени стало: «Гражданином можешь ты не быть, но потребителем обязан!» Но если в сообществе нет официально принятого разделения, то на первый план выходит неформальное, скрытое, формирующееся за счет сексуальных, этнических и родственных связей.

Группки и группировки, тусовки и междусобойчики, корпоративные сообщества и «творческие» союзы, как твердые сгустки, плавающие в жиже демократического общества, подменили классы и сословия, попадание в них не прописано в конституции и осуществляется с черного хода. Тайные пружины демократической иерархии можно нащупывать всю жизнь, но каждый обитатель демократических джунглей чувствует, что «все животные равны, однако свиньи равнее».

Двоемыслие – главный атрибут нашего времени.

Современная цензура под личиной «общественного мнения», отождествляемого со СМИ, выжигает инакомыслие гораздо эффективнее костров инквизиции и каленого железа тоталитаризма. Контроль над поступками сменила оккупация души, подавление самой способности мыслить самостоятельно.

Тысячи телеканалов круглосуточно сеют информационную неразбериху, приводящую к абсолютной дезориентации, пряча истину откровенным забалтыванием и девальвацией слова. Телевизор превратился в мощнейшее средство манипуляции, превращения людей в послушное стадо.* Его задача привить коллективную шизофрению, когда на черное указывают, как на белое, на добро - как на зло. А когда собственная воля сломлена, доверяют уже не своему разуму, а «телевизионному», как пациент – лечащему психиатру. Поэтому демократия никогда не сделает СМИ отвечающим народным чаяниям, она будет до конца травить нацию постоянными байками, сомнительными смехопанарамами, пошловатыми шоу.

Психологию нашего времени отражает императив: «После нас хоть потоп!». Молодые люди из русского Кольчугина сжигают посреди города на Вечном огне прохожего, который посоветовал им не осквернять мемориал распитием спиртных напитков и непотребным поведением. Нет, они не уроды. Просто материализуют, как могут, ту единственную «национальную идею», которая теперь объединяет всех - бедных и богатых, победителей и неудачников, жителей столицы и провинциалов: «Не думайте ни о чем и развлекайтесь!» Если позволяют средства, развлекаются в ночных клубах, а если нет - ищут острых ощущений на улице.

«Мещанин» и «карьерист», несущие отрицательную нагрузку в языке XIX и XX веков, исчезли из современного лексикона. Эти качества считаются теперь естественными, желание «иметь» как можно больше и «подняться» как можно выше стало базовым. Нас убеждают, что так было везде и всегда, но это – ложь. Достаточно вспомнить хрестоматийные образы у Грибоедова и Чехова, сатиру Островского, не говоря уж о традиционалистском Китае, консервативной Японии, христианско-аристократической Европе и исламском мире. То, что «толстосум» из нарекания превратился в объект поклонения - мировоззренческая победа демократии. И бесконечный прокат голливудской фабрики кошмаров, и сотворение «звездных» кумиров из малопристойных фигур, и индустрия глянцевых сплетен, - это все отражение торжествующего мещанства и вкусов «среднего» класса. Мещанство агрессивно, серость воинственна, и демократия бомбами навязывает свой образ жизни – во имя него убивают в Ираке, Афганистане и Сербии.

Творец сегодня отходит на второй план, прячется в тени посредника. Визажисты, стилисты и дизайнеры затмили архитекторов, живописцев презрительно зовут «картинщиками», писателей заменили «скрипторы», публицистов – спичрайтеры. Как плесень на загнивших продуктах, процветают рекламные агенты - лоцманы в океане продаж, и имиджмейкеры, лакирующие действительность, гримирующие хищный оскал элиты.

Создается устойчивое впечатление, что хлеб выращивают перекладыванием бумажек, нефть добывают переводом с банковских счетов, а турбины вращаются денежными потоками. Речь о приносимой пользе, об общественном благе, о духовной ценности того или иного проекта больше не идет – прибыль оправдывает все, сумма заработка застит глаза. Важность банкира в массовом сознании гораздо выше, чем научного сотрудника, значимость владельца ресторанной сети превосходит общественный вес врача «Скорой помощи».

Но можно ли верить, что получивший миллиард настолько же осчастливил человечество? Изъян корениться в самой системе, но общественное внимание с социальных вопросов переключено на футбол, мнение экспертов ограничено теперь критикой высокой моды.

Обеспеченный и совершенно трезвый человек, законопослушный собственник хладнокровно и сосредоточенно лупит из пневматического пистолета по открытым дверям питерской машины «Скорой помощи» - только за то, что она, в ожидании носилок с тяжелобольным человеком, остановилась на том куске асфальта, где он привык парковаться.

Ему же сказали, что частная собственность священна и неприкосновенна, а благосостояние отдельного человека - это основа благосостояния всей страны. Это не болезнь роста, не трудности переходного периода. «Война всех против всех» - это верный признак «стабильного» общества с устоявшейся общественно-политической системой. Общество, лозунгом которого номинально является «стабильность», разбалансировано в своих духовных основах до предельного состояния.

Современное мировоззрение избегает «проклятых» вопросов, старательно обходя пункты бытийного осмысления. У искусства сегодня остается одна функция – развлекательная, оно больше не затрагивает проблем жизни и смерти, не поднимает темы одиночества, страдания и бесцельности существования. Во всем сквозит молодцеватая подтянутость, а розовощекий американский оптимизм принят за мировоззренческий камертон.

Чтобы убедиться в произошедшей деградации, достаточно сравнить культовое кино 50-х-80-х с современными блокбастерами: Феллини – с властелинами колец, Бергмана – с гарри поттерами, Тарковского – с квентинами тарантино. Экран переселяет в царство экстравертированных подростков: драма в ее классическом понимании умерла, трагедия выродилась в триллер, а комедия все больше сводится к шутовскому кривлянию и низкопробным шуткам.

Искусство в кино больше не подразумевает актерскую игру, отточенную драматургию и режиссерский талант, оно свелось к спецэффектам, ломающим границу между реальностью и фэнтези, позволяющим сбежать от бытийных проблем в узкий экран телевизора.

Фильмы точно соревнуются, чье психотронное воздействие на зрителя окажется сильнее, а сумма использованных в них приемов сводится, так или иначе, к пресловутому «двадцать пятому кадру». Но ангажированные критики и прикормленные искусствоведы расточают дифирамбы эстетике кича, воспевая бездарностей.

При этом возникает и обратная связь – удовлетворять вкусы невзыскательной публики одаренности не требуется, и в игру вступают иные таланты. А при работе локтями, когда не стесняются в выборе средств, побеждает сильнейший в этой борьбе, но отнюдь не достойнейший. Впрочем, они и не нужны, проблему выбора за лишенного собственного мнения обывателя благополучно решает реклама, внушая ему непоколебимую уверенность в правильности его образа жизни.

И наш современник посматривая сверху на «тёмные» века, убеждён, что превзошёл их не только в техническом плане, но и в личностном, что он выше тех, кто создал Возрождение, и кто сотворил «греческое чудо». Эпоха Интернета, «мобильных» и свободного телевидения имеет изнанкой духовное обнищание, технический прогресс не гарантирует от нравственного разложения, не защищает от духовного регресса.

Трагедия заключается в том, что интеллектуальное оскудение происходит незаметно: из кипятка лягушка выпрыгнет, на медленном огне – сварится. Трудно вообразить поколение выигравших войну и запустивших в космос Гагарина с телевизионным пультом в руках скачущим по каналам в тщетной надежде избежать рекламных ловушек. Но эта спортивная охота, в которой ты – обреченная жертва, - обычное времяпрепровождение для миллионов наших современников.

Поставленная на поток индустрия развлечений, иллюзия вседозволенности, которую подпитывает пропаганда, половая свобода, как эвфемизм распущенности, - такие же верные признаки духовной смерти, как трупные пятна. Однако фаза духовной обскурации вовсе не предполагает физическую смерть.

Можно процветать в мире вещей и влачить жалкое существование в сопряженном ему духовном мире. Эти пути даже противоречат друг другу - нельзя сладко есть, и попасть в Царство Небесное.

А демократия в большей степени отвечает заложенным в нас биологическим программам, чем теократия и тоталитаризм, которых мы, возможно, недостойны. Колонии мух-дрозофил незачем обманываться относительно цели своего существования, достаточно питания и света, чтобы пробудить в ней необоримую волю к жизни. Возможно, теократия и тоталитаризм - это общественные мутации, отклонения от естественного хода вещей, от предписаний природы.

И потому они обречены.

Живший в эпоху римского упадка историк писал: «Людей образованных и серьёзных избегают как людей скучных и бесполезных. Даже те немногие дома, которые в прежние времена славились серьезным вниманием к наукам, теперь погружены в забавы позорной праздности, и в них раздаются песни и громкий звон струн. Вместо философа приглашают певца, а вместо ритора – мастера потешных дел.

Библиотеки заперты навек, как гробницы, зато сооружаются водяные оргáны, огромные лиры величиной с телегу, флейты и всякие громоздкие орудия актёрского снаряжения».

Через десятилетия Рим рухнул.

*А когда у здорового индивида возникает естественное отторжение, в ход пускается «аргумент»: «Не нравится – выключи!», который сродни «Грязный воздух - не дыши!»