Внучка Никиты Хрущева, советского руководителя, открывшего ворота ГУЛАГа, сеявшего на северах кукурузу и смещенного со своего поста в результате дворцового переворота, — о предвидении в фильмах Георгия Данелии вчера и сегодня
Предсказание конца
Премьера картины Георгия Данелии «Кин-дза-дза» состоялась почти тридцать лет назад (в прокат двухсерийная кинолента вышла в 1986 году). Фильм обещал полную разруху грандиозной страны — диагноз, в который многие тогда еще не верили. Я помню оторопь московской интеллигенции. Все, конечно, подходили к Данелии, поздравляли. А после шептались о длиннотах, о том, что Евгению Леонову (чатланин Уеф) и Юрию Яковлеву (пацак Би) недостаточно фактуры в роли плюканских разложившихся артистов.
После всесоюзно любимого «Мимино» (1977) и элитного интеллектуального «Осеннего марафона» (1979) «Кин-дза-дза» казалась абоминацией — злым и уничижительным высказыванием. Мы знали: Советский Союз плох; мы хотели другой жизни, но представляли ее себе слабо. Уж точно не как раскаленную пустыню, населенную раздраженными дегенератами.
К тому же начиналась пора Михаила Горбачева, сравнительно молодого (54 года) и сравнительно образованного (юрфак МГУ). Хотя не сразу было ясно, насколько он окажется реформатором — было ощущение, что хуже недавно умершего Черненко К.У. (!) не будет. Как же русскому человеку без надежды на лучшего царя. Уже потом, когда гласность вошла в силу и все узнали правду об «общности СССР»; потом, когда эта общность развалилась и предсказания Данелии сбылись, тогда все стали цитировать: и послушническое «Ку!», и статусные «малиновые штаны», и «скрипач не нужен, родной».
Пока же, отгороженные от мира железным занавесом и берлинской стеной, могли ли мы знать, что Данелия (вместе со сценаристом, замечательным грузинским кукольником Резо Габриадзе) предсказал конец всего: не только социализма, но и капитализма. Ведь культура своими великими произведениями всегда говорит правду о будущем.
Мы и они
 |
В черной комедии Стэнли Кубрика высмеивалась паранойя холодной войны |
К слову о прорицательности Данелии (и Габриадзе): хотя первые «Звездные войны» Джорджа Лукаса вышли еще в 1977 году, жанр «утопической разрухи» в Америке в основном появился только к концу 1990-х — «Почтальон» (1997) с Кевином Костнером. В американском кинематографе, пожалуй, только сатира непревзойденного Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу» (1964) с Питером Селлерсом в нескольких ролях оказалась такой же провидческой. В своей времен холодной войны насмешке над гонкой вооружений Кубрик за сорок лет предвидел приход американской администрации Джорджа Буша-младшего и его вице-президента Дика Чейни, нового др. Стрейнджлава, планирующего мир для нескольких избранных за счет всех других. В конце фильма на фоне ядерного взрыва сладкий голос певицы Веры Линн обещает: «Мы встретимся вновь, не знаю, где и когда».
Мир встретился с Чейни в 2000 году, и вскоре Афганистан и Ирак превратились в руины.
Американский режиссер Сесил ДеМилль, постановщик исполинских «Десяти заповедей» (1956) говорил, что большая нация требует большого кино. Голливуд 1950–1960 годов — те же «Заповеди», «Александр Великий» (1956) и «Бен Гур» (1959) — тяготел к эпическому, имперскому жанру для поддержания супердержавы. Вместе с политикой — экономические свободы, права человека, ну и военная эскалация, конечно, культура вселяла уверенность, что победа будет за ними. В результате мы распались, а они остались, самоуверенные в своем величии.
В годы Буша–Чейни Голливуд попытался сделать то же самое. После трагедии 11 сентября американская «империя» пошла в наступление на ближне-средне-восточных врагов, и новые «Заповеди» (2006) и «Александр» (2004) вышли на экран. Но чрезмерно воинственная политика не сработала, и величия 1950-х не получилось. Осталась попытка неуверенной страны сделать вид, что она самоуверенна. «Бен Гур» с когда-то величественным Чарлтоном Хестоном на золотой колеснице, в новом варианте 2003 года выдохся в мультфильм. Хестон успел его озвучить перед смертью в 2008-м, но прошлое великолепие ушло в песок, как и имперские старания Дика Чейни. Культура про политику всегда говорит правду.
Уже не смешно
«Ку! Кин-дза-дза», новый мультфильм Георгия Данелии (вместе с Татьяной Ильиной), напоминает нам о том, что зарвавшаяся нация создает мелкое искусство — не случайно режиссер выбрал анимационный жанр. Грандиозная разруха, которая была диагнозом грандиозной страны тридцать лет назад, в путинской России приобрела лилипутские формы. Сродни нашему игрушечному премьер-министру/экс-президенту Дмитрию Медведеву — мишка как насмешка над символом России, медведем. Как говаривал Абрам Терц (Андрей Синявский): «У Бога есть чувство юмора».
Данелиевский мультфильм не просто диагноз, даже не история болезни, это полнометражный рекламный ролик нашей жизни: бесконечная темнота, модный «Суши-бар» возле разрытой стройки, неостывающая горячка мобильных телефонов. На Плюке нет ничего стоящего и настоящего, только пиратские копии — мечты, памяти, всего; и имя местного диктатора, ПЖ, приобретает особое путинское значение — «до чего довел планету этот фигляр!»
В конце советского фильма вернувшиеся на зимнюю землю прораб дядя Вова (Станислав Любшин) и грузинский студент-скрипач Гедеван (Леван Габриадзе, сын Резо) при появлении снегоуборочной машины с оранжевой мигалкой по привычке послушно — «Ку!» — приседают, но с видимым удивлением. На Плюке полицейские-эцилоппы такими мигалками «транклюкируют», но в Москве-то чего бояться? — будто бы задает режиссер Данелия вопрос зрителям.
Данелия-мультипликатор уже ничего не спрашивает. Он констатирует. В «Ку! Кин-дза-дзе» новые герои — знаменитый виолончелист дядя Вова и начинающий диджей Толик (дружба народов кончилась, и русская провинция заменила Грузию) — повинуются оранжевой эцилопповой мигалке не с удивлением, а со страхом, они боятся — и машины, и своей привычки бояться.
В 1985-м еще была надежда, что когда-нибудь мы перестанем приседать. В 2013-м мы по-прежнему приседаем, и остановить нас может только полный конец.
Как и 30 лет назад, я выхожу с премьеры, на этот раз в Доме кино и ранней весной. Слушаю знакомые рассуждения про длинноты и недостаточное развитие характеров. «Др. Стрейнджлав» тоже поначалу не полюбился критикам; первая «Кин-дза-дза» казалась всего лишь гипотетической метафорой.
На вечерней улице меня сразу обдает грязью оранжевая сне гоуборочная машина с вертящейся мигалкой — у Бога все же есть чувство юмора. Я приседаю — «Ку!» — из уважения к гению Данелии; с мыслью, что в стране, где нет политики, а только сплошная «вертикаль власти», символы управляют жизнью — вроде наперсточного Медведева вместо медведя настоящего.
Эта уборочная машина, которая ничего не может убрать — ни слякоть, ни разруху, ни очередного ПЖ, — символ нашего прошлого, настоящего и будущего.
Комментарии