Взятие хутора

Олег ЗОИН

Взятие хутора

отрывок из романа "Вчера"

Попробуем описать, как нас взяли немцы. В первых числах октября стояла необычайно тёплая, прямо-таки летняя погода, было солнечно и сухо. Хлеба в основном были убраны, на полях было мирно и сонно, однако приближение фронта чувствовалось всё явственней по нервозности и суете взрослых.
Через маленький, в 25-30 хатенок, хутор Казачий по целым дням шли воинские части, громыхали в пыли военные подводы, гнали скот, трактора тащили на прицепе комбайны. Все эта рать безостановочно и без всяких объяснений и соображений драпала в тыл. Куда? На восток!..
Дед Калистрат Гордеевич по вечерам подолгу шептался с бабушкой Фросей. Иногда Сенька, укладываясь спать в своем углу за печкой в светелке, слышал отрывки их рассуждений. Смысл был в том, что "недолго ему, гаду, осталось народ давить". Он уже понимал, что речь идет о том весёлом, как ему казалось, человеке, портрет которого едва ли не каждый день появлялся в наших газетах, которые не один год дедушка приносил, работая почтарём. Этого усача дед органически не переваривал, называл иносказательно для конспирации "гадость" или "гадово", и Семён с бабушкой привыкли понимать деда с полуслова.
Немцы не вызывали у деда страха или иного отторжения, он их принимал как неизбежное, но меньшее зло.
Так вот однажды поток откатывающихся через хутор частей и гражданских лиц иссяк и воцарилась непривычная подозрительная тишина. Враг нагрянул на исходе ясного, тёплого, тихого до безмятежности последнего сентябрьского дня. К вечеру, при заходе солнца, со стороны совхоза “43-й”, а это как раз, если смотреть на закат через ставок в направлении цвынтаря /кладбища/, раздался непривычный шмелиный гул. Там за ставком, над пригорком, темнела лесополоса, вдоль которой вилась полевая дорога на крупное село Максимовку. Солнце готовилось спрятаться за частокол лесопосадки, когда вдоль этой лесополосы возникла большая пыль, замеченная многими селянами, поглядывавшими за ставок в ожидании идущего с пастьбы стада. На горизонте потянулись в сторону Дыхановки мотоциклы с колясками, вслед за ними нырнули в балку несколько грузовиков.
"Нимци!" - единогласно выдыхнули селяне, численностью человек 10-12, собравшиеся к вечеру перед правлением колхоза. Несколько мотоциклов вырулили из колонны и проскочили к кладбищу на толоку, остановились. Игрушечные фигурки людей походили, разминаясь и справляя нужду, затем сели в свои мотоциклы и умчались в сторону Ново-Миргородовки. Это была немецкая разведка, не удостоившая своим вниманием степной хуторок, хотя он и приготовился выкинуть белый флаг.
Но первое знакомство запорожцев с живыми фрицами произошло где-то через неделю. На следующий день кто-то из пробирающихся через хутор горожан сообщил, что немцы без всякого боя взяли Запорожье 4 октября.

Так началась двухлетняя немецкая оккупация. Правда, неизвестный миру хутор немецкие войска так за два года и не посетили. Вероятно, это было счастьем.
Условия жизни селян, и раньше перебивавшихся с кваса на воду, с одной стороны, ещё более ухудшились, потому что исчезли ранее привозимые из Запорожья необходимые промышленные товары, даже спички и керосин стали проблемой. С другой стороны, на зерно и скот немцы так нахально не позехали, как вечно озлобленные против крестьянства сталинские прихвостни.
Вообще, немецкая оккупационная власть в дедовом отдельно взятом хуторе выражалась в наличии нескольких энтузиастов, сбежавших от отбывания воинской обязанности в разбегавшейся Красной Армии и "по зову души" ставших полицаями. Одного из таких мужиков, незадолго до войны поселившегося на хуторе, назначили старостой.
Настоящий же жандарм из Софиевки приезжал не реже раза в месяц. Когда он шел по сельской улице, украшенный всяким блестящим добром, в фуражке с кокардой и очень высокой тульей, увешанный пистолетами-пулемётами, даже смотреть на него было страшно. Однако пороли розгами хлопцев, повадившихся на общественный баштан, усердствующие полицаи, а немец-жандарм всего-то стоял рядом и громко смеялся, наблюдая порку.
- Воровайт некорошо! – поучал он ребятню и после десятка ударов сам останавливал ретивых полицаев.

Незаметно прошло два года. В страшной войне мы, хоть и помучились, но повернули дело к победе. Город наполнился ранеными, калеками. Начали возвращаться уцелевшие фронтовики. Анна, как и старики, надеялась на чудо и ждала Георгия, но чуда не произошло. Дед Калистрат ещё в первые дни войны видел сон, – вроде бы у него коренной зуб выпал. Он тогда так и сказал:
– Значит так, мать… Георгия, чувствую, не стало… Налей чарочку вишнёвки! И себе плесни. Нет у нас теперь старшого…
Через год узнали, что старший сын пропал без вести. Но ещё в сорок третьем через хутор прошёл какой-то искалеченный войной мужик, так он, ночуя в хате у бабушки и дедушки, разговорился, шикарно подкрепившись салом и молоком, и оказалось, что он тоже чернофлотец и служил на лидере “Харьков”. “Харьков”, как и лидер “Москва”, на котором старшим радистом был Георгий, был лёгким крейсером новейшей конструкции, их построили за три года до войны…
Так этот хороший человек рассказал, что “Москву” и “Харьков” на третий день войны адмирал Октябрьский послал бомбить румынский порт Констанцу. Когда добрались до места, то “Харьков” остался на рейде и оттуда бухал из главного калибра по порту, а “Москва” вошла прямо в бухту, чтобы громить врага прямой наводкой. И попала в ловушку, её обратно не выпустили береговые батареи.
- Вряд ли кто спасся… Рвануло на полнеба!.. – утверждал матрос…

Начало смотрите в: http://maxpark.com/community/1851/content/1957988#share
http://maxpark.com/community/1851/content/1959657
http://maxpark.com/community/289/content/1961162#share

http://maxpark.com/community/ukraine/content/1961593