Попробуйте включить фантазию и отвлечься от проблем нашей жизни...
Они были все как один –прозрачные и недвижимые. Ничком лежащие на кроватях и спрятавшиеся в стенные шкафы, в отчаянии ломающие руки перед висящими на стенах образами и предающиеся последнему отчаянному разгулу, такие разные и такие одинаковые, молодые, старые, средних лет, крошечные, еще памперсоносные младенцы, ледяными глыбками застывшие в своих кроватках...
Сдерживая тяжело бьющееся сердце, я ходил по безоружным жилищам и смотрел, смотрел, впитывая увиденное усталой душой зрелище подступающего хаоса, который должен был закончиться Высшим Порядком. Иногда мои глаза как бы сами собой закрывались, не в силах больше усваивать необычность жутких полуреальных видений рушащегося бытия.
В городе еще оставалась жизнь : тихо поскуливали по подворотням перепуганные бродячие собаки, тоскливо мяукали спрятавшиеся в подвалы кошки, хлопали крыльями притихшие голуби. Земные твари, не знающие понятия греха, избежали участи «венцов творения», но и они были полны животного страха перед неизбежностью перемен.
Для меня не существовало преград, так как дверные замки все, как один, рассыпались в мутную металлическую пыль, и правильно, это имело символический смысл : никто не мог укрыться от высшего гнева «за семью замками».
Изнемогая от усталости, я наконец дошел туда, куда вело меня непреодолимое инстинктивное желание – весь мир должен быть разрушен, и родной дом оставался последней иллюзорной пристанью перед бесконечным путешествием в никуда. Глядя на пустую дыру высыпавшегося из своего гнезда кодового замка, я задержался, тупо вертя головой в поисках знакомых лиц, но скамейки перед домом, как и все в городе, были пусты, только несколько пыльных воробьев, нахохлившись, дрожали в тени мусорного контейнера, не делая никаких попыток наполнить едой свои маленькие, всегда ненасытные утробы.
Соседка, моя бывшая подружка, была дома, не одна, но с законным супругом. От увиденного зрелища меня передернуло, мужик действительно был редким мерзавцем, ибо находясь перед лицом вечной смерти, решил напоследок отомстить своей неверной жене. Невидимый удар настиг его в тот момент, когда он заносил над головой женщины туристический топорик, стержень «черноты» в прозрачной массе его остекленевшего тела был очень велик, а несчастная женщина, в страхе упавшая спиной на кухонный стол и застигнутая «замораживанием» в таком положении, к моему величайшему изумлению, содержала в себе неожиданно малый греховный клубок. Стиснув зубы, я осторожно вытащил топорик из лап монстра, приняв все предосторожности, чтобы не коснуться этого гнусного типа, ведь мне было запрещено касаться только тел и содержащихся внутри них включений, но не бездушных бытовых предметов.
Затем я направился в свою квартиру, по привычке доставая из кармана ключи, которые, конечно же, не понадобились : входные замки лежали на коврике перед дверью двумя кучками металлической пыли. Открыв холодильник, я выложил на стол все находящиеся в нем продукты и начал готовить, как предполагалось, прощальный ужин. По счастью, электрическое и водяное снабжение оказались в полном порядке, "замораживание" коснулось только людей, и управляемые автоматами системы продолжали функционировать в обычном режиме - до первой поломки. Разогрев продукты на электрической плитке, я устроил себе небольшой пир, рискнул даже немного "погрешить", позволив выпить себе бокал "Кагора".
За окном быстро темнело. Когда солнце окончательно провалилось за горизонт, вездесущие автоматы включили уличное освещение и я еще раз поблагодарил судьбу : оставаться в полной темноте в последние часы человечества было бы слишком тяжело для моей психики. Я нервно слонялся из угла в угол, не зная, чем себя занять: включать музыку мне казалось кощунственным, книжные полки, уставленные когда-то заманчивыми для меня фолиантами классической и современной литературы, вызывали отвращение из-за своей нынешней бесполезности, телевизор показывал только мутную рябь по всем каналам. Я хотел молиться, но что-то из глубины души говорило мне, что отвлекать высшие силы от выполнения самого великого плана в истории могло стать не самым лучшим решением.
Открыв настежь окно, я содрогнулся : вид города, освещаемого только уличными фонарями был просто чудовищным, мне казалось, что тот единственный источник света, каким являлось мое окно, мог привлечь ко мне неведомые враждебные силы, и поначалу возникло желание погасить этот опасный "луч света в темном царстве". Окно было немедленно закрыто. Щелкнув выключателем, я тут же снова включил свет, так как остаться в темноте оказалось значительно страшнее, еще немного погодя пришло осенение : найдя в своих бумагах чистый блокнот, я плюхнулся за письменный стол и начал покрывать листы рваным и нервным описанием происходящего - как я его видел, и тут же почувствовал некоторое облегчение. Казалось, то, что мне пришлось сейчас делать было единственным, что имело смысл, листы быстро заполнялись рваным судорожным почерком. Ранее мне приходилось читать про феномен автоматического письма, этот факт, ранее мною не наблюдаемый, вызывал значительные сомнения, но теперь пришлось убедиться в полной его реальности : страницы заполнялись с противоестественной скоростью.
Раздался страшный гудящий звук. Поначалу не слишком громкий, он нарастал, ширился, набирал силу. Ничто не могло приглушить эту воющую и звенящую волну. Когда она достигла силы цунами, я, оторвавшись от заворожившей меня работы, вопя от ужаса, бросился под стол, и вовремя : внутрь квартиры полетели осколки вылетевших окон и засыпали весь пол вокруг меня острыми, опасно блестящими иглами и кристаллами, хрустальными блестками застучали по столешнице кусочки лопнувшей люстры, но лампочки продолжали гореть, раскачиваясь под потолком на оголившихся проводах. Со стен, треща, посыпались полки, грохнулись на дубовый паркет репродукции картин.
Уверенный, что дом сейчас рухнет, я бросился на улицу, зажимая уши руками, и в этот самый момент звук стих. Я стоял в темноте под кронами растущих около дома деревьев и сверху на меня, тихо шурша, осыпались зеленые листья и какая-то труха, сбитые звуком с веток. Наступила мертвенная тишина, нарушаемая лишь хлопаньем крыльев агонизирующего на асфальте голубя, скинутого со своего насеста этой жуткой волной. Сердце билось со страшной силой, грозя выскочить из груди. Не знаю, сколько времени я стоял, окаменев, в этой замораживающей чувства темноте. Понемногу чувствительность начала возвращаться ко мне, взглянув на свои руки в мигающем голубоватом свете устоявшего уличного фонаря, я обнаружил, что до сих пор сжимаю в них блокнот и ручку. Голова была готова лопнуть. Я повертел шеей, пытаясь восстановить кровоснабжение мозга и справиться с охватывающим головокружением.
И тут раздался этот скрежещущий звук, рассекший густой сплав мертвенной тьмы с отравленной ужасом тишиной. Обострившимся в темноте зрением я увидел, как крашенная фанера, прикрывавшая одно из вентиляционных отверстий в подвале моего дома, со скрипом выгибается, словно кто-то пытается выдавить ее изнутри. Для сидящего в подвале эта работа оказалась достаточно трудной, спустя несколько секунд раздались громкие удары и фанерка отлетела в сторону, освободив черный вентиляционный проем. Что-то напоминающее толстого и отвратительно воняющего червя, лезло наружу из подвала, еле слышно подвывая и изредка постанывая. В этот момент мои чувства умерли окончательно : я перестал бояться. Главная человеческая эмоция, управляющая в этом мире поведением любого живого существа - страх - помахав мне ручкой, отключилась. Не знаю, были ли причастны к этому невероятному благотворительному акту высшие силы, но мне это пошло явно на пользу : я выжил. Не грохнулся на землю с разрывом сердца, даже не упал в обморок, но - бояться перестал. Всего. Чувство страха стало бесполезным в мире, тотально зараженным абсолютным ужасом. Я спокойно наблюдал, как эта черная смердящая тварь медленно выползает на асфальт, отряхивая со своих гниющих лохмотьев кусочки приставшего к ним застывшего цемента, стучащих по дорожному покрытию подобно крупным градинам, и ждал ее дальнейших действий совершенно спокойно, зная, что всегда смогу быстро удалиться в случае опасности : существо двигалось слишком медленно, и ничто не говорило о том, что оно способно двигаться быстрее.
Существо вошло в дрожащий конус голубого фонарного света и я узнал его. По позвоночнику пробежала веселая дрожь и я, сам удивляясь тому, что делаю, вслух произнес : "Здравствуй, племя, молодое, незнакомое !" Он не отреагировал, он был слишком занят тем, что ему предстояло сделать. Он восстал для посещения самой последней разборки, и все, что его окружало, для него просто не существовало. Мишка Синяк, "король района", без вести пропавший два года назад, наконец выбрался наружу из своего последнего убежища, и теперь, покачиваясь, стоял на гниющих ногах, с торчащими из лохмотьев осколками сломанных ребер, оскалившись переломанными зубами, и ждал сигнала к началу движения. Полный жгучего любопытства, я осматривал этот кусок гниющего мяса, стараясь дышать как можно реже : вонь была неописуемой. Теперь стало понятно, что Синяк никуда не исчезал из города : судя по всему, его залили цементом во время капитального ремонта нашего дома - родная российская мафия делала значительные успехи, осваивая приемы итальянских "крестных отцов".
-Хорошо выглядишь ! Неплохо отдохнул за два года ? - И тут меня почти сбила с ног вторая трубная волна, в сторону полетела охапка гниющих лохмотьев, сорванных звуком с зомби, с деревьев снова понесло облака листьев и оторванных кусочков коры. В нескольких метрах от нас звонко грохнулось об асфальт снесенное с чьего-то балкона тяжелое жестяное корыто, потом на землю посыпался поднятый вверх столб выхваченных из урн бумажек и другого мусора.
Тяжело ступая, мертвец тронулся в путь. Он получил свой сигнал и теперь ничто не могло его остановить.
Он уходил, унося за собой удушливую волну, окруженный тошнотворным жужжанием кружащихся рядом мух, под треск и хлопки лопающегося асфальта : сигнал получил не только он, но и все, когда-либо топтавшиеся на лице земли. Вспучивалась земля на газонах, падали, выдавленные со своих мест цветы, маленькими пульсирующими фонтанчиками выбрасывался вверх, скрепленный корнями опутавшей его травы, грунт. Потеряв чувство страха, я не был лишен способности чувствовать отвращение, перспектива оказаться в огромных толпах хотя и не агрессивных, но мерзких, рвущихся на поверхность созданий, меня не слишком воодушевляла, поэтому я решил вернуться в квартиру, но тут увидел ЭТО.
Окно светилось как маяк спасения в загробном сумраке. Единственное окно - кроме моего - в этом распроклятом, обреченном на гибель городе. До него было где-то полкилометра, и я, полный смутной надежды, рванулся на этот теплый огонек, горящий на самом последнем этаже семнадцатиэтажки, одного их трех кирпичных элитных зданий, примыкающих к центральной площади города.
Контуры дома были почти не видны на фоне абсолютно черного неба, поэтому создавалось впечатление, что светлый желтый квадрат светиться прямо в небе, в окружении неожиданно обретших фантастическую чистоту и яркость звезд…
****************************
Электричество продолжало поступать в задние, но лифты не работали : один из них, судя по висящей на нем табличке был уже давно "закрыт на ремонт", другой же потерял трудоспособность из-за соответствующей моменту причины : в открытые на последнем этаже створки лифта было отлично видно застрявшего в механизмах подъемника очередного назойливого мертвяка, крайне странно одетого : сочетание домашней пижамной куртки и поддетых под ними милицейских брюк с красными "лампасами" выглядело комично. Он был свеж и выглядел довольно бодро, но видимое мне входное пулевое отверстие с одной стороны его черепа было окружено широким кольцом так называемого "штамп - отпечатка", вздутой пороховыми газами почерневшей кожи, от которого тянулась вниз, по шее, змеящаяся полоска запекшейся крови. Судя по всему, человек совсем недавно сделал самую большую глупость, какую только мог, совершив страшный грех самоубийства при первых же признаках Апокалипсиса. Теперь он судорожно дергался, пытаясь освободиться от затянувших его шестерней. Он тоже слышал "сигнал" и торопился получить под заслугам.
Мне было не до наблюдений, я жаждал встреться с хозяином этого самого, блистающего светом надежды, окна.
Я столкнулся с ней, как говориться, "нос к носу", когда, тяжело дыша и хрипя от непривычной физической нагрузки, бега по лестнице на 17 этаж, рванул на себя дверь ее квартиры. Она стояла в дверях с помойным ведром в руках, одетая в обычный махровый домашний халат, и спокойно смотрела на меня. Женщина лет тридцати, интеллигентного вида, на носу - смешные "паганелевские" очки, в кармане халата – наводящий на некоторые соображения дорогой блокнот, с прикрепленной к нему шикарного вида перьевой ручкой.
Я стоял перед ней столбом, не зная, что теперь говорить, а она продолжала глядеть на меня, без всякого выражения на лице, и, судя по всему тяжелое мусорное ведро оттягивало ее руку так, что она даже слегка склонилась на бок.
-Вам помочь ?- вежливая фраза вывалилась из моего рта как бы сама собой, и женщина, подняв ведро уже двумя руками, почти ткнула им меня в живот. Ведро действительно было очень тяжелым : заполняющая его смесь из золотых изделий, ценных камней, осколков старинного фарфора, весила, наверное, около пуда; когда я высыпал этот блестящий хлам в мусоропровод, грохот несущегося по трубе драгоценного потока мог бы разбудить и мертвого - если бы мертвецы уже не были "разбужены".
В течении последующего получаса мы очень торопились : надо было порезать старинные картины, переломать палисандровую мебель, порвать неисчислимое количество шелковых занавесей, расколотить целый склад дорогущей электронной аппаратуры… Женщина очень торопилась, периодически тихо произносимая ею фраза " Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное" каждый раз подстегивала нашу активность. Она избавлялась от своего богатства с неистовством закоренелой сектантки, и я был уверен, что просто обязан ей помогать : то, что она также осталась "незамороженной" в царстве погибающего человечества, наделяло ее непонятными, но несомненными правами. Почти в отчаяние она пришла, выяснив, что справиться с феноменально дорогим паркетом нам не удастся, но, порывшись в ее кладовке, я обнаружил там большое количество оставшихся после евроремонта банок с красками и лаками; испортив пол и шелковые обои этими веществами, мы были на сто процентов уверены, что их стоимость теперь приближается к нулю, а, следовательно, спасение души окажется не слишком далеким.
Когда в третий раз рявкнули судные трубы, мы почти управились, и я предложил сделать небольшую передышку, но, умоляюще глядя на меня впавшими от усталости глазами, женщина еще и еще раз просила проверить, не осталось ли у нее чего-то, что могло отягчить ее участь. Мы вспомнили про пластиковые карты и сберегательные книжки, мы нашли документы, подтверждающие ее право на владение шикарной квартирой - и все это порезали и сожгли ! Мы могли устроить пожар, в котором легко было бы уничтожено все это "компрометирующее" ее в лице Всевышнего добро, но пламя могло серьезно повредить имущество других проживающих в этом доме людей, а это было очень серьезным грехом, поэтому мы корячились как проклятые над проблемой уничтожения ранее нажитого и унаследованного… О машине мы вспомнили в последнюю минуту перед появлением Анджело. По счастью, она была не в гараже, а находилась на стоянке перед домом - одинокая, сверкающая серебристо-голубым лаком и хромом. На улице было пустынно - вероятно, абсолютное большинство «вылупившихся» из земли мертвяков успело покинуть город. "Такую оперативность им, когда они еще были живыми - страна могла давно бы жить по - другому", - шутил я, стараясь поддержать свою напарницу, лупя монтировкой по тонированным стеклам машины. Мимо нас промчался почти разорванный пополам давешний самоубийца - ему наконец удалось освободиться из металлического зажима, но нижнюю и верхнюю половину его тела соединяли только несколько растянутых жил и фрагмент треснувшего посередине позвоночника, – на долю секунды остановился, глядя на нас пустыми глазами, и снова рванул в темноту, стараясь наверстать упущенное время. Запах дорогой кожи салона смешался с резким запахом выливаемого внутрь бензина. Я протянул женщине свою "Zippo", и та, ни на секунду не задерживаясь, отбежала в сторону, чиркнула колесиком и метнула зажигалку в открытую дверь автомобиля.
Пламя мгновенно охватило металлические останки. Мы едва успели отбежать в сторону, как взорвался бензобак, и взметнувшийся вверх столб огня выхватил из темноты за нашими спинами улыбающегося Анджело.
-Молодцы, успели ! - заявил он, перекладывая из одной руки в другую жутко выглядевший меч с украшенным перламутровыми накладками эфесом, - а я уж начал беспокоиться, что мне придется разочароваться…Работы невпроворот, - тут же пожаловался он. - Мне некогда было за вами присматривать. Блокноты с собой ? - Он деловито заткнул страшное оружие за пояс своего белого мерцающего одеяния и ожидающе уставился на нас.
Я значительно хлопнул себя по оттопыривающемуся на груди пиджаку, женщина устало сунула руку в карман халата и вытащив оттуда записную книжку, продемонстрировала ее нашему покровителю.
-Молодцы !- еще раз похвалил он нас, - А теперь держитесь ! С минуты на мину…
На этот раз невидимые трубы издали звук, силе которого мог позавидовать торнадо.
В грудах мечущегося вокруг мусора меня подняло в воздух, и не унесло только потому, что стоявший на земле подобно вросшей скале Анджело быстро ухватил меня за руку. То же самое произошло и с женщиной, ударная волна сорвала махровый халат с ее тела, и оставшаяся только в нижнем белье, она, визжа, повисла в несущемся воздухе рядом со мной, удерживаемая второй рукой нашего небесного друга. Мы болтались среди ураганного рева, напоминая два куска фанеры, оторвавшихся от падающего "кукурузника", и наши тела хлюпали внутри как полные козьего молока бурдюки, катящиеся вниз со склона горы. Пламя с горящего автомобиля было мгновенно сбито, затем черная облупившаяся кучка жести , скрежеща и сыпя искрами по асфальту, медленно укатилась в черноту улицы.
Наступила тишина, казалось, потрескивающая от перенасытившего воздух статического электричества. Неожиданно небо посветлело, приобретя оттенок иранской бирюзы, до сих пор статично сиявшие на своих местах звезды начали мелко дрожать, как изображение на экране накрывающегося монитора. Анджело, отпустив наши руки, зачаровано и благоговейно глядел вверх, а я, обнаружив, что блокнот с ручкой чудом остались в кармане моего изорванного и пропыленного пиджака, извлек их, впал в состояние, подобное трансу и теперь покрывал остатки листков мелкими и корявыми значками автоматического письма. Вдруг стало очень жарко, по поверхности земли прокатилась мощная тепловая волна, угоняющая вдаль массы прохладного ночного воздуха. Мои чувства обострились до предела, теперь я слышал и ощущал то, что ранее было недоступно для моих несовершенных органов чувств : тихое шипение испарявшейся из гибнущих растений влаги, скрежет трущихся друг о друга микрочастиц, носящихся в атмосфере, журчание пробивающихся в толще земли грунтовых вод. Метрах в двухстах от нас выворачивало наизнанку, блюющую от ужаса женщину, убежавшую искать в оголенные кусты живой изгороди свой унесенный ветром халат с драгоценным блокнотом в кармане… Откуда-то из неизведанной, бесконечной дали донеслось гудение миллиардов стонущих голосов, изредка заглушаемых тихими частыми раскатами грома.
Небо стало еще более светлым, сияющие точки звезд превратились в белые, направленные к земле черточки. Черточки выросли до размеров молний, и весь этот сонм небесных стрел тихо, практически беззвучно ударил в окружающие нас здания и деревья, во все созданное и выращенное человеческими руками. Вселенская дискотека превратила все сущее в сплошной пульсирующий стробоскопический сгусток абсолютного света, опалявшего мир в течении нескольких десятков секунд, а когда все стихло, окружающий нас ландшафт почти ничем не отличался от лунного. Из-за голого горизонта показался краешек восходящего солнца, бросившего свои равнодушные лучи на каменную, засыпанную черным мелким пеплом и оплавленной галькой пустыню - от горизонта до горизонта.
Я осознал, что еще существую, когда Анджело дотронулся до моего плеча и заставил меня, скрученного в судороге земного червя, подняться на ноги. Откуда-то со стороны, тихо завывая и оставляя в черном пепле глубокую борозду, на четвереньках приползла женщина, волочащая за собой бесформенную массу халата. Худая, грязная, лишенная последних остатков сил, она рухнула у наших ног, и тогда, сказав Анджело "Я больше не могу…", я лег рядом с нею, желая только одного - уйти в небытие и избежать дальнейших мук.
Все понимающий Анджело, казалось, был смущен ; не зная, что с нами делать, он в замешательстве то ворошил свои чудесные волосы, накручивая их на тонкие белые пальцы, то вынимал и опять засовывал за пояс горящий красно-желтым огнем в солнечных лучах меч, при этом что-то виновато бормоча и тыча указательным пальцем в направлении востока. Находясь в предобморочном состоянии, я разобрал только слова "Океан" и "Очистка", не вызвавших в моей бесконечно уставшей душе ни малейшего отзвука.
Лежа на боку, я смотрел остекленелыми глазами на растущую вдали черно-синюю полосу. Она двигалась в нашу сторону, производя шум тысяч неисправных паровозов, украшенная на самом верху белой бахромой шипящей пены, жидкая тяжелая лавина поднявшихся океанов, и рядом не было Ноя с его спасительным ковчегом, чтобы поднять на борт пару лежащих пластом, смертельно уставших человеческих тварей. Все было правильно - после черновой уборки землю следовало отмыть начисто…
Комментарии