Храните выписки из протоколов - документы эпохи!

Сегодня понятно: их творчество в 60-х было живописью будущего. Неоспоримо, что это живопись настоящего, так же как и то, что у нее есть будущее... 

1954 год. Кострома. Слева направо: художники Николай Шувалов, Алексей Козлов, Владимир Муравьев.

Сообщаю читателю, что пунктуация, орфография, стилистика реального документа оставлена без изменений

Копия:  

                              П Р О ТО К О Л № 11  

Заседания правления Костромского областного Союза советских художников совместно с правлением фонда, Пратбюро, М.К. и комсомольской организацией фонда.  

От 13-го декабря 1954 года.  

Присутствовали: Рябиков А.И., Назаров Н.Ф., Беляев В.И., Крылов И.А., секретарь партбюро Смирнов В.Е., член партбюро Хохрин В.П., председатель М.К. Шубин А.П., директор отделения фонда Кутилин А.Н., от комсомольской организации Сироткин В.Д.  

                                       П О В Е С Т К А Д Н Я:

    1. Рассмотрение вопроса об исключении художников Шувалова Н.В., Муравьева В.П., Козлова А.Н. в связи с их творческим самоотчетом  показавшим их формалистические убеждения не только в работах но и в своих выступлениях на самоотчете.  

По первому вопросу:

   Зачитывается заявление Козлова А.Н., который заявляет о своих ошибочных убеждениях в искусстве и своих выступлениях на самоотчете.

   Тов. Козлов просит дать ему срок для того, чтобы доказать коллективу свою принадлежность к нему, а свое творчество перестроить в плане реализма.  

   Тов. Козлову задаются вопросы, на которые он дает исчерпывающие ответы.  

   Зачитывается заявление т. Муравьева В.П.  

   Заявление витиевато, в нем он не отказывается прямо от своих формалистических убеждений, утверждает, что не так просто, и нельзя указывать сроки перестройки в плане реализма.  

   На вопросы отвечает неохотно, называет их не имеющими отношения к "делу".

   На вопрос, почему он не хочет быть членом профсоюза - т. Муравьев отвечает: "хотя бы потому, чтоб доказать другим странам, что у нас можно и не быть членам профсоюза.  

   В своих ответах на вопросы, как и в своем заявлении т. Муравьев по-существу сохраняет за собой возможность работать по-старому.  

П О С Т А Н О В И Л И:  

   В связи с самоотчетом художников, вольнонаемного состава Отделения фонда т.т. Шувалова Н.В., Козлова А.Н., Муравьева В.П. показавших явно формалистические произведения (Козлов, Муравьев) и выступавшие в защиту их все самоотчитывающиеся, как приверженцы антинародного, формалистического искусства, продемонстрировав в своих выступлениях перед коллективом гнилость своих антинародных взглядов, докатившихся в своих убеждениях до того, что партия своими постановлениями по вопросам искусства лишает художника "свободы в творчестве", что советский человек не достоин занять место в их творчестве, что передвижники, классики русского реалистического искусства по их мнению не только не являются образцом для развития советского изобразительного искусства, а наоборот тормозят его, что оно является "пройденным этапом".  

   На самоотчете все трое вели себя нагло, вызывающе, беспардонно перебивая всех грубыми репликами, называя выступавших глупыми, ограниченными людьми.  

   В перерыве самоотчета Муравьев ударил выступавшего с критикой их произведений скульптора т. Демина демонстративно отказавшись перед собранием извинится.  

   Показавший на самоотчете наиболее реалистические работы Шувалов сообщил в своем слове, что эти работы его "пройденный этап", что он будет работать теперь в новом плане, родственном своим товарищам, зачеркнув этим своим выступлением все хорошее, сказанное вначале в его адрес.  

   Его выступление носило наиболее реакционный характер, это он сказал, что партия лишает "свободы в творчестве" это ему неугодно изображать советских людей, как недостойных творчества. Но он сказал (что еще хуже) что он не преподает ученикам в художественном училище "своих настоящих взглядов", а ведет занятия в "соответствии с программой".  

   Его теоретические взгляды являются антипартийными, идеалистическими, а так, как он является преподавателем 4-го курса художественного училища - то его личные убеждения художника представляют наибольшую опасность, воспитывая в учащихся дух формалистических взглядов.

   Будучи предупрежденным, что состоится заседание правления Союза по этому вопросу, он не счел нужным явиться или письменно заявить о себе.  

   Все трое, до конца самоотчета (проходившего в течении2-х дней и превратившегося по существу в дискуссию) так и остались при своих убеждениях не показав коллективу, что они способны пересмотреть себя.

   Общественными поручениями все трое пренебрегают.  

   Художественный фонд при Союзе советских художников, имеет своей целью, и своим назначением воспитывать и выращивать пополнение молодых художников, которые своим творчеством должны помогать развитию творчества в коллективе. Все трое не являются собой этих надежд - что теряет смысл сохранять их в коллективе художников, как не способных содействовать и развитию творчества и участии в общественной деятельности организации.  

   Предложить директору отделения фонда т. КУТИЛИНУ А.Н. освободить от работы в Отделении фонда по получении выписки из протокола правления т.т.

Муравьева В.П. и Шувалова Н.В.  

   Правление Союза и фонда считает недопустимым чтобы Шувалов с его антипартийной антинародной идеологией мог быть оставлен преподавателем Художественного училища.  

   Копии решения Правления ССХ и фонда направить в художественное училище, в управление культуры и Отдел школ Министерства культуры РСФСР.  

   Запросить институт, где учился Шувалов о причинах его освобождения из института.  

   Учитывая чистосердечное признание в своих ошибках, стремление исправиться и доказать коллективу принадлежность к нему, оставить т. Козлова до весенней выставки 1955 года.  

И вынести тов. Козлову А.Н. строгий выговор с предупреждением.  

Правление ССХ и фонда                            

Костромского областного Союза советских художников       А.Рябиков, Н.Назаров, Н.Крылов, М.Колесов, В. Беляев, В.Хохрин

ТАЛАНТ, КОТОРЫЙ МЫ ИЗГОНЯЛИ

Алексей Козлов (1925-1977) родился на хуторе Трошинцы Пыщугского района. А Владимир Муравьев в 1924 году в Костроме. В 17 лет Козлов ушел добровольцем на фронт, был тяжело ранен. Муравьев тоже попал на фронт и тоже был ранен.

     В 1947 году оба оказались в художественном училище Шлеина. В 1954 году в связи с самоотчетом в Худфонде оба художника в компании с Николаем Шуваловым обвиняются как "приверженцы антинародного, формалистического искусства...". Факт запротоколирован. Докатились!.. Мало того, на самоотчете "вели себя нагло, вызывающе, беспардонно, перебивая всех грубыми репликами...".  

     Эти цитаты из бессмертного протокола заседания правления КОСХ. Скромному протоколу суждено стать документом эпохи. В декабре 1954-го об этом еще не знают. Козлову объявляют строгий выговор с предупреждением, так как он просил дать срок, чтобы пересмотреть свое творчество в плане реализма. А Муравьеву и Шувалову приговор однозначный - "освободить" от работы в фонде.  Впрок Козлову этот "срок" не пошел. Не перестроил Алексей Никифорович свое творчество. Ну, не получилось! Погасить в себе божью искру, когда она есть, трудно...    

     Да и хорошо ли старался Алексей Никифорович?.. После невменяемой критики собратьев по кисти и разборке на партсобрании Союза художников уехал в родное село Трошинцы под Пыщугом и там как могильную плиту с себя сдвинул. Продолжал "расти" как художник, но вписаться в костромское официальное искусство так и не сумел. Зато достоверно известно, что вошел в число художников, чьи работы составляют сокровищницу русской культуры.  Уехав в Трошинцы, как могильную плиту с себя сдвинул: "Лето чудесное, много солнца, света, цветов... работаю с большим натиском и восторгом" (из письма к Г. Вопилову). "Жить и жить бы здесь, в избе у меня прекрасно, свобода, тишина".  

     Вглядываясь в картины Козлова, вспоминаю его фразу: "Лес, поле - вся Русь - это самое дорогое...". Насколько дорого ему все, что окружало в родных местах, говорит любая его работа: "Изба вечерняя", "Идут дожди", "Северная колыбельная".  А вот "Воспоминание о 41-м": как мала деревенька, как огромно над ней небо, как велика беда, придавившая домишки к земле грозной кровавой тучей. Что станется с ней, как выстоит - без мужиков? Вернутся ли ее защитники?.. Или композиционно схожий "Пейзаж с луной": затерянное среди огромности неба и земли человеческое жилье вызывает пронзительную жалость, тревогу о беззащитной деревеньке, потому что художник насквозь пронзен любовью к родным местам и сумел передать свое чувство зрителю.  А люди с полотен Козлова? Лица необычные, характерные, какими видел их художник, какими любил. "Это люди очень страстные. Уж если работают - от зари до зари. Я помню в детстве: приходили поздно вечером, а утром вставали, как солнышко вставало. Красота простого человека земли меня всегда волнует", - так пишет "приверженец антинародного искусства".  Люди, для которых труд не обуза, те, на ком держится мир. Благодаря им земля наша выстояла во всех войнах. Козлов воспевал их быт, их труд, но почерком, отличным от соцреалистического. Уже знал, что его видение мира и способ передачи отвергнуты официально. Писал как для себя. А то, что делается в искусстве для себя, заметил как-то Николай Шувалов, оказывается потом - для других: "Ведь сами себе мы не дарим пустых орехов...".    

     В 1957 году началась московская жизнь костромского художника Алексея Козлова. "Как Золя и Сезанн пришли завоевывать Париж, так мы пришли завоевывать Москву" вспоминал Алексей Никифорович, имея в виду себя и своего друга писателя Юрия Куранова. Москва была завоевана. Выставки его работ проходили и за границей: в Великобритании, ФРГ, Чехословакии, США. Картины Козлова закупали отечественные и зарубежные музеи - от Германии до Ливана. Документалисты снимали о нем фильмы. Работы Козлова приобретали для своих коллекций такие люди, как академик Петр Капица, авиаконструктор Олег Антонов, пианист Святослав Рихтер, композиторы Арам Хачатурян и Никита Богословский. Яркое национальное дарование художника интеллектуальная элита страны признала и оценила сразу...  

     Ну а в Костроме с тех пор продолжается художественная жизнь, которая, в целом, с тех самых пятидесятых годов мало куда продвинулась.

Вера Арямнова, газета "Северная правда", 1998 г.