Битва за человеческое достоинство

Дмитрий ГАЛКИН

Люди, которые на каждом шагу клянутся именем Шевченко, в течение многих лет не могут выпустить академическое собрание сочинений Тараса Григорьевича.

В 1963 г., после окончания Ленинградского института театра, музыки и кино (ныне — Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства) Михаил Юрьевич стал режиссером в Киевском государственном академическом театре русской драмы им. Леси Украинки. 26 апреля исполняется 50 лет его творческой деятельности в одном из лучших театров Украины. Но к сожалению, интервью с юбиляром получилось не очень праздничным. Хотя начали мы, конечно же, с поздравлений. И от имени редакции я выразил надежду, что наш гость еще долго будет радовать киевлян своими спектаклями.

— Михаил Юрьевич, вы полвека занимаетесь театральным искусством. Как оно изменилось за это время?

— В театре им. Леси Украинки пятьдесят лет назад мне предложили поставить мой дипломный спектакль по только что опубликованной пьесе чешского писателя Милана Кундеры (который впоследствии завоевал всемирную известность, правда, как прозаик, а не драматург) «Владелец ключей».

Я с радостью принял предложение, поскольку это был великий психологический театр. А отправиться сюда меня благословил мой учитель, Георгий Александрович Товстоногов, великий режиссер, руководивший с 1956 г. Большим драматическим театром в Ленинграде. Он превратил его в один из лучших драматических театров Европы. Кстати, во время работы над дипломным спектаклем я познакомился с выдающимся сценографом и театральным художником Давидом Боровским, которого считаю своим вторым — после Георгия Александровича — учителем.

Наш театр всегда пользовался любовью киевлян благодаря тому, что в нем работали талантливые люди, — художники, режиссеры и, конечно же, артисты. Можно вспомнить, например, режиссера и актера Михаила Романова, работавшего в нашем театре с 1936 г. (тогда он назывался Русским драматическим театром) по 1962 г., или Юрия Лаврова, который отдал нашему театру почти 30 лет (он вышел на пенсию в 1966 г.). Сын Юрия Сергеевича — Кирилл Лавров, — стал не менее знаменитым актером, чем отец, с которым он играл вместе в нескольких спектаклях, шедших в нашем театре.

Мне также посчастливилось видеть спектакли с Виктором Халатовым, чья игра производила необыкновенное впечатление, которое, как мне кажется, оставалось у зрителя на всю жизнь. То же самое можно сказать и о творчестве Евгении Опаловой, создавшей великолепный образ Дульской в пьесе Габриэли Запольской «Мораль пани Дульской». Театр, в котором трудились художники такого масштаба, отторгал пошлость и китч, занимался исследованием и развитием личности.

— А как теперь?

— Безусловно, мы стараемся, насколько нам позволяют нынешние обстоятельства, сохранить традиции, созданные нашими предшественниками, поскольку это единственный способ сберечь театр как единый ансамбль. Если ансамбль распадается, театр перестает существовать, какими бы скандальными постановками он ни пытался привлечь зрителя.

В нашем театре никогда не стремились эпатировать зрителя, мы предпочитали доверительный разговор, пытались рассказать о тех проблемах, которые казались нам наиболее важными.

Константин Павлович Хохлов, который может быть назван фактическим основателем нашего театра, начал свою деятельность в качестве главного режиссера с постановки спектакля «Каменный властелин» по пьесе Леси Украинки.

До него эту драму не ставили: считалось, что она написана исключительно для чтения. Но постановка Константина Павловича оказалась столь замечательной (после этого «Каменного властелина» начали ставить и в других городах), что правительство Украины в 1941 г. присвоило театру имя Леси Украинки. Мы постоянно возвращаемся к пьесам, которые — подобно «Каменному властелину» — являются знаковыми для нашего театра. Дело здесь не только в зрительском успехе, но и в том, что нам нужно сохранить атмосферу, которая была создана нашими великими предшественниками.

— Что же представляется вам наиболее важным?

— Уважительное отношение к зрителю. Оно является важнейшим залогом человеческой порядочности в творческой деятельности, помогает всем работникам театра почувствовать причастность к общей цели, развивает уважение к чужому таланту. А это — лучшее средство против зависти, раздоров и интриг. Стены нашего театра всегда помогали таланту состояться (и в этом отношении он похож на товстоноговский БДТ). Этому мог помешать только эгоизм, который, к сожалению, иногда свойственен талантливым людям.

Я благодарен судьбе, что попал в театр, где господствовали такие ценности, что этот театр меня принял. Теперь пытаюсь их передать тем, кто младше меня. У меня есть долг перед моими предшественниками, я пытаюсь сохранить то, что было ими создано.

— Но ведь вашим предшественникам удалось создать театр, основанный на гуманистических ценностях, не только потому, что они были талантливыми людьми. Существовал соответствующий заказ со стороны общества. А этого сегодня нет. Неужели вы надеетесь остановить процесс превращения театрального искусства в художественное развлечение?

— Безусловно, советское общество ожидало от театра не только интересных впечатлений, но и сильных переживаний. Советский зритель приходил на спектакль в надежде достичь катарсиса, т.е. очиститься страданием, поскольку советское общество не боялось думать и страдать. Да и власть нуждалась в интеллектуально развитом, думающем человеке, способном жить высокими интересами и стремлениями. Сегодня общество, к несчастью, не заинтересовано в том, чтобы узнать что-то о себе самом, поскольку опасается (и не без оснований), что это знание окажется чрезвычайно неприятным.

Но нам удалось, на мой взгляд, сберечь главное — любовь зрителя. А значит, мы можем продолжать битву за человеческое достоинство, которую ведем на протяжении последних десятилетий. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы вырвать человека из-под власти идеологии потребления, поскольку мы сможем выжить только в том случае, если в обществе сохранится понимание безусловной важности высокой культуры.

Впрочем, если духовные и нравственные ценности сохранить не удастся, нынешняя деградация перерастет в достаточно быстрый распад.

Если духовные и нравственные ценности сохранить не удастся, нынешняя деградация перерастет в достаточно быстрый распад.

Но зрительская любовь позволяет нам обратиться к большому количеству людей, и я убежден в том, что наш голос все-таки слышен, что нашу позицию, наше мировоззрение разделяют тысячи людей. С октября по март у нас идут спектакли на трех сценах, и, как правило, свободных мест не бывает.

Нам удалось загрузить работой артистов, удалось сохранить коллектив, сберечь духовные и нравственные основы нашего театра. В противном случае наш театр не выиграл бы борьбу в 2005 г., когда его хотели уничтожить. Был подписан приказ о моем увольнении, и тогдашний министр культуры Оксана Билозир обещала, что я окажусь в тюрьме.

Но нам удалось отстоять свое право заниматься творчеством, не ломая себя в угоду власти, пытающейся навязать обществу выгодные ей мифы и представления. Это позволило приступить к воспитанию молодого зрителя, не позволить распасться «связи времен», что могло бы стать приговором не только для театра, но и для всей театральной традиции, связанной с классической культурой. У нас идут два спектакля «Бешеная кровь» и «Жирная свинья», которые обращены прежде всего к молодому поколению, рассказывают о том нравственном выборе, который человек должен сделать в молодости. И это, по-моему, очень важно.

При театре действует созданная Михаилом Резниковичем студия, где молодым актерам помогают овладеть основами мастерства

— Очень важно, на мой взгляд, еще и то, что молодым людям, пришедшим на спектакль, о нравственных проблемах рассказывают их ровесники. Причем образы, которые они создают, мне представляются правдивыми и убедительными. Где вам удалось найти столько талантливых молодых актеров?

— В нашем театре, кстати, единственном в стране, действует студия молодых актеров, в которую мы набираем лучших выпускников театральных вузов Украины, в том числе Национального университета им.Карпенко-Карого, где я веду мастерскую. В студии ребята на протяжении нескольких лет занимаются актерским мастерством, сценической речью, движением, каждый год показывают свои новые работы, участвуют в наших спектаклях и наиболее способные органически вливаются в нашу труппу.

Поэтому в театре нет разрыва между поколениями. Мы тесно связаны с русской классической литературой, но при этом стараемся показать ее актуальность, современность, обращенность в будущее.

У нас в репертуаре Гоголь, Островский, Достоевский, три спектакля по произведениям Чехова. Причем «Насмешливое мое счастье», спектакль, поставленный по чеховским письмам, идет (страшно сказать) с 1966-го и до сих пор пользуется большой популярностью.

Вячеслав Езепов (актер Малого театра), народный артист Украины и России, каждый месяц приезжает из Москвы, чтобы сыграть Антона Павловича. С неизменным успехом идет «Дон-Кихот» Михаила Булгакова. Мы — единственные в стране — поставили недавно спектакль по Гете. И, как мне кажется, успешно перенесли на сцену замечательный роман «Страдания юного Вертера», сыгравший огромную роль в становлении романтизма, — родоначальника всей современной культуры.

Сейчас мы репетируем пьесу Тургенева «Нахлебник», которая, думаю, на удивление современна и, я бы сказал, злободневна. Эта пьеса, написанная в 1848 г., рассказывает о беспощадном унижении бедных богатыми. Более актуальную тему сегодня трудно представить. Меня вообще чрезвычайно привлекают произведения классической литературы, в которых есть явные параллели с сегодняшним днем. Одновременно в театре идут пьесы современных европейских и американских авторов, посвященные социальной проблематике.

— Есть ли какие-то внутренние трудности, которые мешают театру развиваться?

— Слабая техника молодых актеров, которые часто не владеют современными приемами актерского мастерства.

— Мне как человеку, который не слишком хорошо разбирается в театральном искусстве, это, честно говоря, непонятно.

— Каждые двадцать лет актерская техника должна обновляться, чтобы соответствовать ритму и духу времени. Театральное образование в последние годы у нас, как говорится, опустилось ниже плинтуса. Нам приходится преодолевать последствия такого провала уже в театре, и это, мягко говоря, совсем непросто.

У нас есть возможность планомерно, целенаправленно работать с каждым актером. Но актерами, конечно же, театр не ограничивается. Мы в состоянии самостоятельно осуществлять постановки, не прибегая к помощи художников, декораторов, костюмеров, не связанных с театром. Мы стараемся создать условия для творческого роста всех наших сотрудников, что требует прежде всего решения наиболее острых материальных проблем. Понятно, что в нынешние времена это совсем непросто.

— К сожалению, в стране, где власть не осознает социальной значимости культуры, жизнь любого творческого коллектива заключается главным образом в преодолении различных трудностей. Но проблема сегодня, как мне кажется, еще и в том, что театр (или, скажем, музей) может быть уничтожен, если так пожелает высокопоставленный чиновник. Вы не думаете, что история, которая произошла при Билозир, может повториться?

— Конечно же, я хорошо понимаю, что уничтожить творческий коллектив — сколько бы сил ни было затрачено на его создание и развитие, можно двумя приказами министра культуры. Достаточно убрать одного руководителя и поставить другого, и с творческим процессом будет покончено. И хотя долгосрочных гарантий, наверное, сегодня ни у кого нет, я считаю, что наш театр все-таки в определенной степени защищен своим статусом и популярностью у зрителей.

Чтобы поступать так, как это делала экс-министр, нужно быть человеком, плохо понимающим, что происходит в украинской культуре. Мне кажется, сегодня нельзя представить, чтобы такой человек занял министерский пост. К нынешней власти, наверное, у всех накопилось достаточно много претензий. Но все-таки нужно признать, что к управлению страной они подходят намного серьезнее, чем их предшественники. Леонид Новохатько, который сегодня занимает пост министра культуры, не станет заниматься уничтожением театра из-за политических взглядов главного режиссера.

— Вы говорили, что одной из наиболее острых проблем является низкий уровень актерской техники, вызванный катастрофической ситуацией в театральном образовании. Что же стало причиной столь плачевного положения дел? Почему быстрее, чем в других сферах, оказался растрачен потенциал, созданный в советское время?

— В театральном искусстве нельзя создать задел на несколько десятилетий вперед. Мастерство актера, как гончарное ремесло, передается из рук в руки. Нельзя взять учебник, пусть даже очень хороший, и по нему научить актера работать. Люди, способные заниматься развитием актерского мастерства, вынуждены были уйти из образовательной сферы. А на их место пришли те, кто представляет даже не вчерашний день театра, а давно заброшенные направления, которые, как уже неоднократно было доказано, ведут в тупик.

В иной общественной ситуации у подобных людей не было бы шанса занять ключевые позиции в образовательном процессе. Поэтому театральное образование (и не только актерское) необратимо деградирует. Мне бы хотелось привести пример, который говорит о том, что развал образовательной сферы достиг уже какого-то пугающего уровня.

В прошлом году я набирал режиссерскую группу и на собеседовании спросил у одной девушки (она, по-моему, была из Полтавы), какое произведение украинской литературы ей нравится больше всего. Она ответила: «Если честно, то никакое». Но разве она в этом виновата? Нет, ответственность за это несут ее учителя и наставники. А также те, кто установил унизительно низкую заработную плату школьным учителям, особенно в провинции.

Не меньший вред, чем низкие заработки работников образовательной сферы, наносит наше телевидение, которое превратилось в наиболее опасного врага культуры. В результате девушка, о которой я упоминал, не смогла даже познакомиться с украинской литературой, в противном случае и беглого знакомства хватило бы для того, чтобы полюбить творчество Михаила Коцюбинского, Леси Украинки, Ивана Франко.

Я учился во Львове, в русской школе. Но нам замечательно преподавали украинскую литературу, и я до сих пор наизусть помню большие куски из повести Коцюбинского «Фата моргана». Нам прививали любовь к художественному слову, а сегодня молодой человек зачастую предоставлен сам себе.

У него нет возможности даже познакомиться с достижениями украинской, русской, мировой культуры, поскольку никто не оказывает ему в этом содействия, а сделать это самому, не имея знаний и опыта, очень сложно.

Сегодня некоторые деятели с остервенением требуют каких-то чрезвычайных мер, направленных на развитие украинского языка. Мне это кажется лицемерием, ведь прежде чем предпринимать какие-то шаги подобного рода, нужно остановить деградацию образования.

— Что же, на ваш взгляд, следует делать в нынешней ситуации?

— Спасать культуру. Делать это нужно спокойно, без криков, дрожи и экзальтации. Замечательный русский философ Григорий Померанц, к сожалению, умерший в феврале этого года, сказал: «Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и пpавое дело». Поэтому я очень боюсь такого рода «пены», которая теперь в большой моде в украинской политике и культуре. При этом люди, которые на каждом шагу клянутся именем Шевченко, в течение многих лет не могут выпустить академическое собрание сочинений Тараса Григорьевича.

Пока подготовлены только семь томов из запланированных двенадцати, причем седьмой том появился восемь лет назад. Правда, министр культуры пообещал, что в этом году будут изданы 8-й и 9-й тома, а к 200-летнему юбилею, т.е. в следующем году, будут выпущены оставшиеся три тома. Будем надеяться, что Леонид Михайлович сможет реализовать эти планы. Кстати говоря, при Викторе Ющенко, который считался чуть ли не главным защитником национальной культуры, работа над академическим изданием была практически остановлена. Многим украинским политикам эта самая «пена на губах», о которой говорил Григорий Померанц, полностью заменяет реальное дело.

— Получается, что состояние украинской культуры обусловлено политикой власти?

— Нет, это не главная беда. Ошибки и просчеты власти можно было бы преодолеть, если бы по-другому вела себя украинская культурная элита. Самая страшная ее черта — уверенность в том, что обо всем можно договориться друг с другом, устроить эдакий уютный междусобойчик, совершенно не занимаясь подлинным творчеством. Оно только отвлекает этих людей от распределения должностей и материальных благ, которые и становятся главным результатом творческого процесса.

И это происходит в стране, где люди устали от пошлости и китча, которые навязываются им со всех сторон, но у них сознательно пытаются отобрать возможность даже прикоснуться к высокой культуре. Человек, умеющий самостоятельно думать и глубоко чувствовать, оказался не нужен. Он не вписывается в нынешний социально-экономический строй, но украинская культурная элита даже не пытается изменить ситуацию (если не принимать во внимание, конечно, бесконечное и бесполезное нытье).

Сегодня нужно всеми средствами сражаться за человеческое достоинство, которое пытаются отнять у личности, втягивая ее в бессмысленное потребление или заставляя думать исключительно о куске хлеба.

Эту битву за человеческое достоинство и ведет наш театр.