Место мое

Говорят, пора валить: чемодан-вокзал-Европа. Или Индия-Китай, но поскорее, скорее вылетай отсюда, поскоку жизнь человеку всего один раз и пусть не будет мучительно больно от собственной глупости. Потому не страна это вовсе, а территория и по ней трубы, трубы в страны разные, по которым добро льется. Как начинались мы не страной, а путем из варяг в греки, так и закончим непонятно чем. Так говорят…

Я им: «Какой «чемодан-вокзал», когда родина моя здесь, и куда я с родины?» А они, будто кончилась моя родина – одна труба осталась: на трубе начальники, вдоль трубы охранники. Кругом еще подданные бродят в надежде на «подать, чтоб поддать», и толпы уродов, вопящих: «Е…ть Кавказ!» Это все, что осталось от родины, и в этом нельзя человеку жить, нормальному человеку. Я им, что еще не совсем, не вполне, еще другие есть, которым родина, и уроды эти –дети мои, убогие на голову на всю, но дети, куда я от них? Вдруг повзрослеют, в разум придут, нормальными гражданами станут, и с ними страна вернется, которая родина.

А они: «С чего бы им в граждане, в гражданах трудно. Они в начальники желают. Или в охранники, чтобы право иметь кого угодно е…ть. Немыслимо среди них приличному человеку. Ясно всем: валить пора, когда не поздно».

Я им про то, как мне уже поздно. Мне всегда было поздно отсюда, потому единственное это на земле мое место. Другие, наверное, лучше, но не мои. А они все то же: «Что делать тут? Для чего? Ушла Россия в прошлое, съежилась, высохла в историческую строчку, пустеет место ее на земле, куда после кто-нибудь заселится. На опустелом месте всегда кто-нибудь заселяется». Я им: «Что делать? – Пожалуй, просто жить и свое делать дело. Самому жить и самому делать. Жить в надежде, как дети мои устанут в уродстве, на других глядючи научатся делу, и весело им станет в деле их. Нет, пока я тут, родина моя не опустела, и строчка в истории ее подождет. Просто «интересные» для нее времена пришли. Очень интересные».