Вкус последней картофелины...

 

Весной 1934 года белорусским колхозникам полагался на трудодень стакан зерна и треть ... "бульбины".

 

Знатоки отечественной истории наверняка скажут (а старожилы, возможно, и припомнят), что первая машинно-тракторная станция в Беларуси была создана в 1930 году в Койдановском (ныне Дзержинском) районе. Новорожденные МТС, техническая и организационная гордость Советской власти,  если верить газетам и поэтам тех времен, а также учебникам, по которым штудировали светлое прошлое  и авторы этих строк, позволили превратить худые и безродные крестьянские наделы в коллективизированные поля с тучными урожаями.
Сами хлеборобы, конечно, знали другую правду. Знают ее и архивы: в Беларуси в тридцатых годах, как и на Украине, и в российском Поволжье, свирепствовал страшный голод. Недавно мы рассказали читателям «Исторической правды» про голодные бунты борисовских рабочих. Теперь настало время поведать о том, сколько же на самом деле стоил трудодень в коллективизированном сельском хозяйстве.

Горстка муки на пять ложек затирки

Весна - лучший ревизор крестьянских сусеков. Почище любого проверяющего подсчитает каждое зернышко: какое из них должно лечь в землю и пустить всходы, а какое остаться для семейного каравая.
Апрель 1934 года, знаменующего конец первой и начало второй пятилетки, выявил страшную картину: коллективизированные житницы практически пустые. В амбарах же самих колхозников - и вовсе шаром покати. В славном Дзержинском районе, где к началу описываемого времени в МТС появились еще и политотделы с правами райкомов партии (70 на республику), даже картофель стал редкостью.
В 12 колхозах, обслуживаемых Дзержинской МТС, и 19 колхозах Путчинской МТС на один трудодень приходилась следующая натуроплата: зерновых - 210 граммов, картофеля - 32 грамма (это самый низкий показатель), 570 и 390 граммов соответственно насчитывал средний трудодень. И, наконец, высший гарантировал 838 граммов зерна и 404 грамма картофеля.
Если кого-то не впечатляют сухие цифры, поясним популярней: треть нормальной белорусской бульбины и стакан жита в день - вот и вся зарплата колхознику в худом хозяйстве. В богатом можно было надеяться на четыре стакана зерна и пяток картофелин за день мозолистого труда.
Надо ли говорить, что такая ситуация даже при царе Горохе называлась голодом. А точнее, мором, потому что невозможно прожить на скудный картофельный огрызок и горстку муки, из которой даже каравай не спечешь.
В качестве дополняющего картину штриха добавим: МТС с тракторами-сеялками создавались в первую очередь в пограничных районах Беларуси - для обслуживания колхозов, которые расплачивались за это выращенным урожаем.
Впрочем, главная цель преобладающей организации МТС в приграничной линии была другая - "преобразование коллективизированных хозяйств в образцово-показательные социалистические". Дабы находящиеся по ту сторону демаркационной линии соседи из «буржуазной» Польши наглядно убедились в их замечательных преимуществах.
Можно только вообразить, что думал оказавшийся за межой с не отобранными конем и молотилкой, а потому имеющий хоть какую-то хлебную краюху западный единоличник Юзик про своего бесконного и бесхлебного восточного земляка Янку.

Мухтар ловит бедняков 

Все эти цифры мы берем не из архивного потолка, а из бесстрастных отчетов белорусских... чекистов. Да-да, именно принципиальные наследники железного Феликса оказались главными хроникерами наступающего на Беларусь мора. А все потому, что доведенный до отчаяния голодный люд разными тайно-контрабандными тропами ринулся за сытый кордон, создав изрядные проблемы бдительным советским пограничникам.
"Совершенно секретный" десятистраничный документ, который 16 мая 1934 года послал заместитель ПП ОГПУ по БССР Шаров на имя секретаря ЦК КП(б)Б Гикало и предсовнаркома БССР Голодеда, так и назывался - "О продовольственных затруднениях и эмиграционных настроениях в Житковичском и Туровском районах БССР".
Любопытная динамика эмиграции отражена в нем. Чем ближе к севу - тем больше перебежчиков через кордон!
"Если в 1933 году было предотвращено погранохраной нелегальных уходов в Польшу по Житковичскому и Туровскому районам 61 чел. и прорвалось из населенных пунктов, непосредственно прилегающих к госгранице, 47 чел., то за один только первый квартал 1934 года предотвращено погранохраной попыток к уходу за кордон 41 чел. и прорвалось 15 чел., а всего 56 чел. (январь - 4, февраль - 4, март - 17 и за 15 дней апреля - 31 чел.)" (Орфографию и стиль документа сохраняем - Прим. авт.).
Вряд ли тогдашние чекисты знали современное слово "мониторинг", но социальную раскладку по беглецам они дали полную. "Из числа пытавшихся уйти в Польшу и прорвавшихся - единоличников, бедняков и середняков - 75%, колхозников - 10%, служащих - 1,7% и кулаков - 8,9%".
Можно смело сказать: от голода бежали практически все, кто знал заветную тропу, не доступную чуткому носу выдрессированных Мухтаров. Многих наверняка звала сердобольная родня, что можно понять из такого чекистского пассажа:
"Польразведорганы, используя бежавший с нашей территории а/c и к.р. (антисоветский и контрреволюционный - Прим. авт.) элемент через письма из Польши родственникам и знакомым, проживающим на нашей территории, а также через свою агентуру, расхваливают жизнь в Польше, в целях дальнейшего расширения и углубления отрицательных политических и эмиграционных настроений".
В качестве живого примера агитационно-диверсионной работы приводится некто Швед, "задержанный в апреле с.г. 18 ПО, польский агент (быв. житель Совстороны), которому "польской разведкой было дано задание распространять в д. Глушковичи слухи, что в Польше хорошо принимают и дают работу всем лицам, бежавшим с Совстороны".
Возможно, сей шустрый Швед, нагло шаставший через кордон туда и обратно, и был завербован за недюжинную остроту ума польской разведкой. Но с высоты сегодняшнего времени, когда из рассекреченных документов мы знаем, что во вражеские шпионы в те годы могли записать любого гражданина, от крестьянина до члена ЦК КП(б)Б, реальней выглядит более земная подоплека происходящего. Мигрирующий по лесным стежкам белорус со скандинавско-белорусской фамилией Швед, скорей всего, просто пытался спасти от голода родню и односельчан?!

Чекисты считают половодья

И все-таки наследникам-соратникам Дзержинского надо отдать должное: они не только вылавливали голодных бедняков в домотканых портках, но и четко уловили стоящую за этим тенденцию: от хорошей жизни толерантно-сермяжный белорусский селянин никуда не побежит.   
А потому с присущей данным органам скрупулезностью перечислили "причины продовольственных затруднений", вызвавших миграционные настроения.


Первой в этом ряду получилась такая: "Низменная болотистая местность... недостаток земельных массивов для с.х. обработки (земли пахотной всего лишь 9,92%, луга 15,2%, леса 58,9% и болот, озер и рек - 15,3%), частые половодья и вымочки посевов, недостаток и необорудованность дорог, отдаленность от крупных промышленных центров, наличие хуторской разбросанности, слабое культурное обслуживание, при встречающихся перегибах в практике осуществления тех или иных хозяйственно-политических мероприятий".
Можно только позавидовать объективности чекистского анализа: "Землеустройство не проведено, поэтому местные органы не имеют точных сведений о количестве удобной и неудобной пахотной земли... В результате из года в год районам давались планы сева, значительно превышающие наличие пашни.
Местные же организации, боясь обвинения в оппортунизме, недостаточно обращали внимание на это и взимали обязательные поставки с несуществующей посевной площади. Лишь в конце 1933 г. НКЗемом (Народным комиссариатом земледелия - Прим.авт.) снято по Туровскому району 1800 га, а по Житковичскому - 2000 га."
"Но и это еще далеко не все", - констатирует особист Шаров. И приводит пример: "При обмере в одном только Люденевичском с/с, Житковичского р-на оказалось в действительности на 800 га земли меньше, чем было указано в плане сева прошлого года. В колхозе "3-й Интернационал" Житковичского р-на не хватило к плану 140 га земли. По Рычевскому с/c. Туровского р-на вместо 165 га по единоличному сектору в 1933г. был дан план сева на 300 га". 
Видно, с доброй крестьянской сметкой (а может, и корнями) водились специалисты в ОГПУ, если достаточно быстро просчитали 60-процентный урон от прошлогодних вымочек посевов, захвативших свыше 15 процентов площадей, и проливных дождей, пришедшихся на период уборки.
Достаточно быстро вычислили чекисты и процветающие в колхозах приписки:
"Несмотря на то, что урожайность в 1933 г. по сравнению с 1932 г. увеличилась всего лишь на 12,6%, благодаря недоучету вымочки посевов (ну, благодарить стихию тут, положим, не за что - Прим. авторов) и отсутствию точного учета посевной площади по сравнению с планом, и учета реального сбора урожая, поставки были определены и выполнены на 500% больше, чем в 1932 году. В силу этого  были значительно сокращены возможности к созданию достаточных продовольственных и кормовых фондов в колхозах и единоличников".
Ясное дело: если на вашем огороде вместо посаженного мешка картошки вырос всего мешок и полведра в придачу, а государство требует отдать целых пять мешков, то надо просто-напросто умереть с голоду.

 

Меню семьи Лазарчук из колхоза "Красный Октябрь"

Треть выданной на трудодень колхозной картофелины и стакан жита на Дзержинщине - это, конечно, крайний случай крестьянской нищеты. Но, как показывают чекистские обследования, приграничные Туровщина и Житковщина недалеко ушли в социалистическом переустройстве деревни.
Согласно подписанному Шаровым документу, в 15,1 процента здешних хозяйств выдавалось от половины до килограмма зерна на трудодень, в 29 процентах - до полутора килограммов, в 23,9 процента - не больше двух килограммов, в 17,5 процента - до 2,5 кило. И лишь в оставшихся 8,1 и 8,4 процента хозяйств колхозники получали от 2 с половиной до 3 с половиной килограммов зерна за день работы.
Причем и хлебная, и картофельная нормы в голодном 1933-м значительно уменьшились по сравнению с предыдущим годом: на 36,3 и 45,5 процента соответственно.
Сделанный чекистами вывод можно сегодня цитировать без всяких дополнительных комментариев: "Понятно, что эти нормы на трудодень являются далеко недостаточными и не могли обеспечить нормального прожиточного минимума до нового урожая".
По всем приметам, железных рыцарей революции очень впечатлило бедственное положение вполне конкретной семьи Лазарчуков из колхоза "Красный Октябрь" Туровского района.
Муж и жена Лазарчуки, имеющие на иждивении трех детей, выработали в 1933 году в своем хозяйстве 600 трудодней и получили за это 35 пудов картофеля и 18 пудов зерна.
Дабы включить читательское воображение, проведем дополнительные расчеты. Получается такая раскладка: на каждого из Лазарчуков-едоков в день вышло 300 граммов картошки и 160 граммов зерна в день. А ведь из зерна надо было еще выпечь хлеб...

Прощай, кормилица-буренка!

Надо ли говорить, что доведенные до отчаяния крестьяне начали доедать то, что еще не пало от бескормицы и не ушло в закрома Родины. То бишь использовать в пищу семенной фонд и резать последнюю скотину-кормилицу.
В "совершенно секретной записке" Шарова приводятся красноречивые данные сокращения к 1 января 1934-го селянской живности по сравнению с 1929 годом. За четыре года коллективизации в Житковичском районе лошадей осталось 72 процента, крупного рогатого скота - 56 процентов, овец - 24 процента, свиней - 60 процентов. Почти тот же расклад и по Туровскому району.
Еще лихорадочнее стали пустеть крестьянские хлева в первые три месяца наступившего 1934 года: только на Туровщине было срочно зарезано на мясо примерно 639 голов разной живности. Примерно - потому что даже дотошные чекисты оказались бессильными заполучить у ожесточенных мором и видом не кормленной скотины хозяев точные данные.
Красная кровь на белом снегу, раздающийся по всем околицам рев убиваемых буренок, голодные глаза детей. И - бодрые марши из репродуктора об успехах советской коллективизации.
От такой жизни не то что в “буржуазную” Польшу через пограничные кусты ринешься, но даже на голодную Украину. Благо на восточном направлении злые Мухтары не ждут в засаде.
И ринулись: единоличники и колхозники. Из деревень Тонеж и Малое Малышево Туровского района на Украину подались 20 и 13 дворов соответственно. Из деревни Бронеслав приграничного колхоза "Прамень камуны" Житковичского района отправились на поиски еды 15 колхозников. А из колхоза, носящего гордое имя товарища Сталина, сбежал поближе к южным житницам даже сам бригадир Купроцевич, предварительно сговорившись с восемью односельчанами, что те двинутся вслед за ним, когда он обустроится на новом месте.
А за вечными кормильцами всякой страны - крестьянами потянулись из голодных мест подальше служащие и учителя.
А за теми и другими - воры и мешочники.
Ну а на хвосте у первых, других и третьих должны были намертво повиснуть следователи нарсудов и ОГПУ, на чьи головы вдруг обрушилась гора дел о массовом воровстве скота и продовольствия. По сути, о голоде. Только в одном Житковичском районе в нарсуде к 25 апреля 1934 года скопилось 500 нерассмотренных дел подобного рода.
Мудрое народное сознание, всему знающее истинную цену (а уж крестьянскому труду и подавно), окрестило начало колхозной эры замечательным по образности выражением: работать за палочки.
Но палочками сыт не будешь.

 
 
Людмила Селицкая, Вячеслав Селеменев, специально для "Исторической правды"