На деревню дедушке Маккейну.

Ванька Жуков, молодой беременный гей-хипстер — жертва кровавого режима Путина, кинутый три месяца тому назад в сырые подвалы Лубянки, в ночь под шаббат не ложился спать. Дождавшись, когда лубянские охранники пойдут пить водку и играть на балалайках, он достал из стрингов IPhone5, стайлус для ёмкостного экрана и, открыв текстовый редактор стал писать. Прежде чем написать первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный образ внутреннего двора Лубянки, по обе стороны которого ходили пьяные охранники, и прерывисто вздохнул. Iphone5 лежал на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.

«Милый дедушка, Джон Госдепович! — писал он. — И пишу тебе электронное письмо. Поздравляю вас с шаббатом и желаю тебе всего от г-сдепа. Нету у меня ни родителя №1, ни родителя №2, только ты у меня один остался».
Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение Retina Display его IPhone5, и живо вообразил себе своего деда Джона Госдеповича, служащего ночным советником у господ Обамовых. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в кухне Белого дома или балагурит с геями-поварами, ночью же, окутанный в обтягивающий костюм для БДСМ развлечений из латекса, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают собаки для зоосладия Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как дотягивающаяся до всех рука кровавого Тирана Сталина. Этот Вьюн необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за анус, забраться в стринги или украсть у Pussy Riot курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.
Теперь, наверно, дед стоит у ворот Белого дома, щурит глаза на ярко-красные окна Нью-Йоркской биржи и, притопывая ковбойскими сапогами, балагурит с быдлом. Колотушка его подвязана к члену. Он всплескивает руками, пожимается от возбуждения и, старчески хихикая, щиплет то уборщика, то повара.
— Кокаинчику нешто нам понюхать? — говорит он, подставляя подругам-феминисткам свою коробку с кокаином.
Подруги нюхают и их накрывает. Дед приходит в неописанный восторг, заливается веселым каннабиоидным смехом и кричит:
— Отдирай, примерзло!
Дают понюхать кокаину и собакам. Каштанка чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно весь Нью-Ёрк с его небоскрёбами и струйками дыма, идущими из выхлопных труб 12 литровых двигателей Фордов, деревья,которые в отличии от Чириковой спасены Г-сдепом, разноцветные сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими самолётами с лётчиками из Аль-Каеды на борту, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли фэри...
Ванька вздохнул, пролистал вниз и продолжал писать:
«А вчерась мне была пытка. Прапор выволок меня за волосья на лубянский внешний двор и заставил джорждийским веником подметать двор за то, что я харкал и кидал бычки в окно камеры и по нечаянности попал в майора. А на неделе лубянский тюремный психиатр велела мне больше не называть перфомансами и высоким искусством засовывание куриц в вагину, а я начал ей говорить что она ничего не понимает в искусстве, а она взяла эту куру из вагины пусей и ейной мордой начала меня в харю тыкать,а потом больные уколы с галоперидолом и аминазином делать. Сокамерники надо мной насмехаются, посылают в угол камеры драить парашу и велят поднимать в бане мыло, а охранник обзывает чем попадя. А еды из Жан-Жака и даже Макдональдса нету никакой. Утром дают завтрак, в обед — комплексный обед как в совке и к вечеру ужин, а чтоб энергетик или суп из Жан-Жака, то охранники сами трескают. А спать мне велят на кровати,а не как я любил на картонке у памятника героям Плевны, а когда охранники играют на балалайках, я вовсе не сплю, а качаю музыку с апстора. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, в Оплот Свободы, нету никакой моей возможности... Целую тебя в гульфик и буду вечно б-га молить, увези меня отсюда, а то помру...»
Ванька покривил рот, потер своим радужным кулаком глаза и всхлипнул.

«Я буду тебе спину тереть, — продолжал он, — б-гу молиться, а если что, то трахай меня, как Сидорову козу зоосладцы. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Г-осдепа ради попрошусь к Обамовичам сапоги чистить, али заместо Моники в оральный кабинет сексуальные услуги оказывать пойду. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было через канализацию в Оплот Свободы бежать, да сапогов нету, поскользнуться и упасть в фекалии быдлосовков боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду быдлосовкам не дам, а как уйдёшь к ЕБоннер, стану за упокой души молить, всё равно как за родителя №1.
А Москвабад город большой. Дома всё господские и лексусов с мерседесами у настоящего креативного класса много, а овец нету и собЧаки не злые. Со звездно-полосатым флагом тут ребята не ходят и на клирос ХХС петь никого не пущают (пусей даже за это репрессировали и расстреляли 3 раза), а раз я видал в одной лавке на окне ржавые крюки КГБ продаются прямо с леской и на всякого правозащитника, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что Лерочку Новодворскую удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер совковых СВД, так что небось тысяч сто рублей кажное... А в кошерных мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.
Милый дедушка, а когда у Обамовичей будет елка с новогодними грантами, возьми мне золотой слиток и в стринги спрячь. Попроси у барышни Ольги Клинтовны, скажи, для Ваньки».
Ванька судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что за елкой для Обамовичей всегда ходил в лес дед и брал с собою внука. Веселое было время! И дед крякал от скотландского уиски, и мороз крякал, а глядя на них, и Ванька крякал. Бывало, прежде чем вырубить елку, дед выкуривает косяк, долго нюхает кокаин, посмеивается над озябшим Ванюшкой... Молодые елки, окутанные конопляным дымом, стоят неподвижно и ждут, которой из них помирать? Откуда ни возьмись, по сугробам летит стрелой галлюциногенный заяц... Дед не может чтоб не крикнуть:
— Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол!
Срубленную елку дед тащил в дом Обамовичей, а там принимались убирать ее... Больше всех хлопотала барышня Ольга Клинтоновна, любимица Ваньки. Когда еще была жива Ванькин родитель №1 и служила у господ в сексработницах, Ольга Клинтоновна кормила Ваньку резиновыми леденцами и от нечего делать выучила его читать, писать, считать до ста и даже танцевать кадриль с лакеями и юнкерами. Когда же родитель №1 умерла, сироту Ваньку спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москвабад к торговцу сапогами на рыбьем меху Аляхину...
«Приезжай, милый дедушка, — продолжал Ванька, — Г-сдепом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все укоряют и гамбургеров страсть хочется, а скука без митингов и фистинг-вечеринок в гей-клубе «Осуанская впадина» такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни охранник так на меня посмотрел сталинским взглядом, что упал и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... А еще кланяюсь Алене, кривому Егорке и кучеру, а айпад и синтезатор мой никому не отдавай. Остаюсь твой внук Иван Жуков, милый дедушка приезжай».
Ванька запаковал в архив вчетверо страниц исписанный документ и вложил его в email, написанный накануне на GMAIL... Подумав немного, он тыкнул стайлусом на «TO» и написал адрес:
На_деревню_дедушке@whitehouse.gov.
Потом почесался, подумал и прибавил: «Маккейну». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапочку из фольги и, не набрасывая на себя пижаму, прямо в стрингах решил его отправить...
Хакеры-хипстеры, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые сервера гугла, а из серверов рассылаются по всем доменам на почтовых протоколах с пьяными сисадминами. Ванька дотронулся трясущимися пальцами до "Send" и отправил драгоценное письмо...
Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снился Оплот Свободы. По улицам ходят радужные гей-парады,а на балах кружатся под вальсы Шуберта лакеи с юнкерами... Около Белого дома ходит чета Обамовичей и напевает хиты ВИА Cannibal Bonner и Pussy riot.

А в это время гэбистский хакер,который перехватил письмо с помощью почтовых серверов GMAIL,которые он поставил в подвале своего дома,уже распечатал его и мчался в один из шести дворцов Тирана...