Евгений Онегин (впечатления графоманки)

Раньше всё было лучше! Машины, кнопки, еда, книги - всё было лучше! И был Театр с артистами-небожителями, говорящими на «другом» русском языке – красивом и тягучем. Сейчас уже таких артистов не делают. Времена пришли быстрые - фастфуд и пластиковая одноразовость. Быть может я просто разучилась радоваться и удивляться? Хоть кнопкам... хоть театру….

Выходя с очередного спектакля, из высоких театральных дверей, я вздыхаю, вспоминая игру старых артистов и сетую на старания современных режиссёров «вскрыть подстрочник» того или иного классика. Подросшие на незыблемых шедеврах, молодые «творцы» - мучительно пытаются вбить пару гвоздей, от имени «себя, любимого» и оставить своё видение, свой след, который мне чаще всего не интересен… казалось бы – ну, сколько можно домысливать за титанами мыслей! Они уже не изменят ни одного слова, ни одной ноты.

И вот я опять иду в театр. Наше всё! Пушкин. Чего ещё мы не знаем о нём? Чьи строки, невольно подхватывает и декламирует наше сознание? Каждый, хоть пару строчек, но продолжит, автоматически. Что нового можно сказать, а главное – показать, в Евгении Онегине?

Любовь – отказ – раскаяние… Дуэль романтики с пресыщенным цинизмом... Не пишите любовных писем, девушки! Родные штампы нашей школьной программы.

Как счастливо я ошиблась!

Настоящий восторг от театрального священнодействия, принуждающий забыть об антракте и буфете, охватывает при первых же звуках музыки Фаустаса Латенаса. Мелодия, словно русская рождественская метель, накрывает с головой, затягивая в происходящее на сцене. Она кружится снегом и тает, отражаясь в глазах благодарных зрителей. В спектакле нет первых строф с разъяснением – кто такой Онегин и как он докатился до ног княгини, в девичестве Лариной. Просто выходит благородный Маковецкий и припечатывает нас, словно выстрелом: «кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей»… Бабах! Ловим как эпиграф и смотрим дальше.

Минимум декораций - и те по углам. Пустая холодная сцена, с огромным задником металлического зеркала, в котором смутно проступает, точнее – чудится, то ли сама Россия, то ли сцены из романа. Пара деталей –штрихов окантовывает всё происходящее: уголок кабинета, "онегинская" скамья, огромная печь, которую мы видим в отблеске зазеркалья. Словно намёки на границу прошлого и будущего - тёмное место, мистическое… Меланхолия и сумрак. Иногда гладь огромного зеркала колышется, вызывая головокружение. Иногда, падающий с театральных небес снег, двоится и усиливает продуманную красоту мизансцен. Пожалуй, тут никто не собирается ярко «отражать пушкинскую эпоху»: костюмы слегка намекают на моду той поры, они условны и легки, а всё действие похоже на цепь снов, которые любила разгадывать Татьяна по старинной книге главы халдейских мудрецов.

Неспешная, ироничная, как и сам Пушкин, история. О наивных мечтах простодушной деревни, живущей по старинке - преданьями старины глубокой и верой в любовь с первого взгляда. Провинциальные балы–посиделки, с брусничной водою и пирогами. Всё это сонное царство, в лице начитанной Татьяны, размечталось слиться в любовном порыве с гранитной холодностью пресыщенной столицы. Размечталось дождаться отклика, от Онегина - заезжего щёголя, туго затянутого в вечный сплин. Нет, чтобы выбрать кого попроще! Из соседей.

Онегина умело «раздвоили», намекая на отсутствие личности у этого денди, списанного с героев аглицких романов. Холоден опустошённый, познавший всему на свете цену, Онегин-Маковецкий, уже отвергнувший Татьяну, но ещё не встретивший княгиню. Он отстранёно наблюдает за шагами молодого Онегина – Добронравова, который корчит чудака. «Старший» Онегин анализирует и препарирует себя прежнего, размышляя - как докатился до жизни такой.

Всё было ему дано – блестящий ум, лёгкость образования и важность мужского обаяния. Но, ничего не пригодилось, и он никем не стал, дожив без цели, без трудов до двадцати шести годов. Да он и не стремился кем-то стать, томясь в бездействии досуга без службы, без жены, без дел. Задыхаться от любви – это тоже не про него. Может, под занавес жизни он что-то и осознает, да только, скорее всего, будет при этом нетрезв. И он не сделался поэтом, не умер, не сошёл с ума. Любовь его всё же настигла, но - поздно пить сельтерскую (..все шлют Онегина к врачам, те хором шлют его к водам…)

Пьяную браваду, от сочувствующего Онегину автора, убедительно играет, не выпуская бокала из рук, Владимир Вдовиченков. Пьёт шампанское и сочувствует. Его герой - отставной гусар - по сути и есть главный рассказчик и оценщик онегинской выхолощенной жизни. Это он смотрит на произошедшее с героями со стороны и только его эмоции или пары цимлянского - бьют через край, невзирая на этикет и политес.

Правда жизни оказывается очевиднее в пьяном угаре?

Или боль от несостоявшегося Евгения - сильнее, и хранимое письмо Татьяны жжёт холодный ум, заставляя жалеть об упущенных возможностях? Вряд ли… Онегин «не в том месте и не в то время» встретил искреннюю к себе любовь, и в той упаковке она была скучна ему.

Вот жестоко отчитывать за обнажённую искренность – это было лишнее! Думаю, случись в его жизни ещё юные прелестницы, предлагающие свою любовь вместе с неокрепшей душою - он так же не смог бы ответить им взаимностью. Его выбор – недоступные, успешные женщины. И это правильно!

Досадная дуэль, случившаяся из-за пустякового желания позлить Ленского, тоже не добавила нашему герою зрительских симпатий. Сцена дуэли самая жестокая во всём спектакле — Онегин убивает беззащитного Ленского выстрелом в упор в живот. А пылкий романтик Ленский идёт на дуэль как на плаху, скинув рубашку и обнажившись до пояса, словно призывая смерть. Очень впечатляет! Даже забывается, что всё произошедшее – обоюдная глупость дуэлянтов, один из которых уже был раненный…стрелой амура, а другой – заигрался в своём снобизме, не думая о последствиях. Надулся он и, негодуя, поклялся Ленского взбесить и уж порядком отомстить. Отомстил…только себе…

Ленских у Туминаса тоже двое - в начале повествования это глуповатый франт и романтический позёр Василия Симонова, а далее - благополучный господин Олега Макарова, каким мог бы стать милый поэт, не погибни он на дуэли.

Но… письмо Татьяны, сон Татьяны, именины Татьяны (настоящий концерт с романсами и народными песнями тех славных времён), Римас Туминас выделяет её образ, подчиняя всё происходящее на сцене именно ей. Пока Татьяна молода и восторженна – она сама таскает по сцене то кровать, то скамейку, которые тоже часть её мира; но, вот она уже светская, замужняя – и уже Онегин несёт ей кресло-трон своей припозднившейся любви, которого она, увы…не примет.

И Татьяне назначен двойник - её страшный сон замечательно читает народная артистка Советского Союза Юлия Борисова. Потом долгим взглядом смотрит на Татьяну, как будто «считывает» её будущее и красиво уходит. В крохотной роли престарелой московской кузины на сцене появляется Галина Коновалова, которой за 90… Бурные аплодисменты!

Сочинение моё на тему «Как я люблю театр, а ещё больше я люблю графоманить» подзатянулось, но нельзя не упомянуть блистательную Максакову, одетую во всё чёрное, тем более, что она играет несколько ролей, как бы сопровождая героев спектакля. Она — и няня Татьяны, и строгая танцмейстерша в балетном классе, и невозмутимая смерть, приносящая дуэльные пистолеты и уводящая со сцены тех, кому пришло время умирать. (Вот интересно, кто-нибудь догадается, что я - в восторге от спектакля?)...

Сценография Адомаса Яцовскиса – удивляет и затягивает в себя, как омут: секунданты, «протаптывающие» дорожку в снегу и расчищающие место для дуэлянтов; переезд Лариных из деревни в Москву, когда на глазах искушённой театральной публики, (впрочем, уже всхлипывающей, «местами») - и деревенских господ и деревенских девушек загоняют в огромную карету, словно арестантов, и заколачивают в неё, будто в гроб. Одна радость – пока они «едут» в Первопрестольную, для нас, заворожённых зрителей, исполняется прелестный дивертисмент с зайцем. Зал улыбается и вздыхает.

Очень хороша сцена свадьбы со старым князем, перед которой всем девушкам «отсекают» косы, как знак посвящения в таинство, допуск к переходу в другую реальность существования. Режиссёр «поднимает» Татьяну и её подружек на белоснежных качелях и они раскачиваются, оглядывая сверху, словно ангелы, новые обстоятельства взрослой жизни и новых спутников, ожидающих внизу. И примеряются к этому всему… и застывают в повисшей тишине…неотвратимого.

Кстати, Питером в спектакле и не пахнет. Вычеркнула питерский дух группа литовских товарищей, но зато сумела так расстелить привычное полотно романа и так верно и понятно выкроить созвучные всему смыслу сцены, что любой истинно русский, претендующий на эстафету в обсуждении и толковании наследия Пушкина - позавидует, пусть и не вслух.

«Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Кто не дочёл её романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим».

КОНЕЦ