«Закон – это то, что начальник велит»

Так оно у нас, так, потому список Магнитского вызвал припадочность начальства. Несмотря на краткость свою он в точку попал, в самое ключевое звено властной вертикали, на чем она вся держится: в маленьких начальников. Ими вертикаль заканчивается. После них государства нет – дальше подданные, пасомые, призираемые, в общем – народ, который есть государственное окружение. Чтобы госвертикаль сверху вниз работала, маленький начальник должен знать, что приказ высшего есть для него единственный закон. Знать, как отче наш, и по нему жить. Которые из народа могут кочевряжиться на приказ, морду делать мерзкую – это не важно, потому народа всегда избыток и послушные найдутся. Народу можно, начальникам нельзя: именно они превращают приказ в действительность, ­– организуя для этого народ или не организуя, обходясь своими силами, не суть. В так устроенном обществе правовой закон в первую очередь выполняет идеологическую функцию, легитимирующую само государство, а также карательную в отношении тех, кто начальникам вызывающе перечит.

 Еще раз: конструкция работает, пока маленький начальник отвечает, прежде всего, перед большим, пока в их отношениях закон вынесен за скобки. И если маленького вдруг замочат, то просто потому, что другой начальник покруче твоего оказался, и тебе не свезло. Закон здесь все одно не сам по себе, но просто один из подручных инструментов.

 Список Магнитского прочищает маленькому начальнику глазки-ушки и мозги, заставляет увидеть в законе независимую инстанцию, контролирующую его поведение: эти люди наказаны, потому что нарушили закон. Тот самый, который они согласились исполнять. И неважно, по чьему это приказу делалось – перед законом каждый отвечает за себя.

Список есть маленькому начальнику послание, первый звоночек ему про начавшееся изменение мира, его мира. Желаний большого начальника в деле не отыщется – там стоят подписи маленьких, потому у больших есть возможность улететь, упорхнуть, а маленьким – судьба остаться и надеяться, как не заметят их, именно их в толпе не заметят.

 Этих из списка заметили, но что они натворили такого, чего другие по приказу не делали? – Ничего особенного, а вот. Большой начальник в страстном своем желании закона в упор не зрит по обычаю, а тут вдруг впервые он о себе напомнил, пусть по пинку из-за кордона напомнил, что он есть, и отвечать в первую очередь перед ним маленьким начальникам, чьи там подписи.

Государство становится цивилизованным, когда рядом с властной вертикалью вырастает закон как самостоятельная инстанция, регулирующая поведение людей. У нас он вырастает, становится видимым тогда, когда его именно маленький начальник замечает, принимает во внимание как ограничитель, как «низззя» в своем действии. Он первым вынужден заметить закон, потому что именно он для этого закона сам заметен в первую очередь: большие начальники прячутся за спинами маленьких, а мы, народ, плохо различимы в силу неисчислимости. Потому нам, если не местью жить, а стремлением иметь цивилизованное государство, надо как-нибудь маленьких начальников ставить лицом к лицу с законом. Те сами больших построят, которые без них ничто и звать никак, да и нас самих тоже. Кстати, выборы наши из назначения в соревнование скорее превратятся, когда не Чурова на лобное место, а нескольких участковых начальников в суд. Можно вместе их, конечно, но последних важнее.