29 января сего года портал ThankYou.ru вывел на свою виртуальную арену писательницу Майю Кучерскую, автора книги «Современный патерик: чтение для впавших в уныние». Вопросов было много, писательница похвалила Д.Быкова, Захара Прилепина, отругала Оптину пустынь, но меня больше всего заинтересовал всего лишь один вопрос — и ответ на него.
ThankYou.ru: Одна из самых обсуждаемых книг прошедшего года — «Несвятые святые» о. Тихона (Шевкунова). Ваш «Современный патерик: чтение для впавших в уныние» выдержал несколько переизданий. В чем секрет популярности рассказов на церковную тематику?
Майя Кучерская: Мне, наверное, должно быть лестно сравнение с самой обсуждаемой и продаваемой книгой прошлого года. Но оснований для сравнений немного. «Несвятые святые» — это публицистика, документальная проза. «Патерик» — литература, проза художественная, попытка найти адекватные литературные формы для разговора о современных христианах, священниках, церкви. И задачи у этих книг совершенно разные. «Несвятые святые» — это сборник колыбельных, сказок на ночь, это душеполезная литература, призванная убаюкать и навеять читателю сладкий православный сон. Такая литература нужна, и мне книга о. Тихона, особенно в части, посвященной Псково-Печерскому монастырю, очень понравилась! Но она гладит читателя по голове. «Патерик» тормошит, тревожит, ставит вопросы. И те, кому хочется, чтобы их тормошили, заставляли плакать не только слезами умиления, но и слезами недоумения, печали, те, кто любит экспериментальную прозу и разговоры с открытым забралом, — вот эти немногочисленные читатели и читают «Патерик». Читательские аудитории «Несвятых святых» и «Патерика» не только не сопоставимы по количеству, думаю, они практически не пересекаются.
После прочтения ответа мне захотелось ознакомиться с «Современным патериком» — вдруг, думаю, и правда это написано «для впавших в уныние»... Нашел книгу на сайтеhttp://4itaem.com; правда, под названием мерцала надпись: «Эту книгу никто не читает». Все равно — скачал, прочел. По мере прочтения мной как раз и стало овладевать уныние: такое уныние овладевает редактором отдела поэзии или прозы, неделю подряд читающим рукописи, в которых не на чем глаз остановить. Такова и книга М.Кучерской. «Современный патерик» оказался сборником отвязных и скучных околоцерковных «приколов» (так этот жанр называют в местах не столь отдаленных — в отличие от «руманов», вольных пересказов классики). Цитировать этот сумбурный набор не было никакого желания, но, против желания, все же позволю себе процитировать несколько перлов.
6. Отец Иегудил облился гороховым супом.
— Слушай, Вася, постирай-ка мою рясу, — сказал он одному недавно поступившему в монастырь послушнику.
— Да я не умею стирать, — возразил Вася. И засмеялся.
— Вот и научишься, — ответил отец Иегудил. И засмеялся еще громче.
11. Один инок пришел к старцу жаловаться на другого.
— Он очень плохой! — сообщил инок старцу. — Сколько раз собственными глазами я видел, как совершал он тяжкие прегрешения.
Старец же перевязал грязной и вонючей тряпицею глаза брату, сказав ему:
— Накажем двух негодников — пусть созерцают и обоняют теперь душу своего хозяина.
— Подобна ли душа моя этой гадости? — вопросил брат.
— Много хуже, я просто тебя пожалел!
С той поры брат, видя кого согрешающим, немедленно приближал к лицу смердящую тряпку, которую всегда хранил теперь при себе, и получал утешение.
12. Однажды в монастырь заехали участники Всемирной конференции и за трапезой начали угощать братию колбасой, привезенной из Финляндии.
Братия нарочно отворачивалась в другую сторону, чтобы не видеть и случайно не съесть. Один старец ужасно обрадовался.
— Вот удружили старику, вот вельми, вот зело!.. — приговаривал он с набитым ртом. А сам все ел, ел, ел. И съел всю колбасу из Финляндии.
Очень удивлялась Всемирная конференция.
31. Один послушник был очень чувствителен и часто проливал во время служб обильные слезы. Братия прозвала его Плаксой.
Верующий
Один человек поверил вдруг в Бога. Тут же достал у приятеля пистолет Макарова и застрелился.
Постник
Один батюшка был людоедом... Приходит к нему человек на исповедь, а домой уже не возвращается. Приходит молодая пара венчаться — и исчезает навеки. Приносят младенца покрестить — пропадает и младенец, и крестные родители...
Дальше можно не продолжать, довольно.
Этот компилятивный полубред автор называет «экспериментальной прозой» и «разговором с открытым забралом». Сравнивает свой неостроумный и скучный опус — с «Несвятыми святыми» архимандрита Тихона (Шевкунова). Единственное, что верно подметила в своем интервью М.Кучерская: «...читательские аудитории “Несвятых святых” и “Патерика” не только не сопоставимы по количеству, думаю, они практически не пересекаются».
Конечно, не пересекаются, г-жа Кучерская. Я даже представить не могу читательскую аудиторию этого «Современного патерика», состоящую, вероятно, из пары сотен неведомых существ типа гоблинов и орков. Так же как я не мог пару лет назад представить себе аудиторию романа «Цветочный крест» Е.Бодягиной (не ручаюсь за точность фамилии автора). Подобным «текстам», думаю, искренне порадовались бы председатель Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский и Иосиф Крывелев, атеист номер один в СССР 60–80-х годов.
Есть черта, переступив которую автор оказывается, подобно Хоме Бруту из гоголевского «Вия», в совершенно ином, противном Богу мире...
Есть примеры анекдотических приходских историй, смешных и умилительных, этой черты не переступающих...
«Приходит однажды в храм дедушка, не вполне, скажем прямо, трезвенький. И говорит, хитро прищуриваясь: — Я, брат ты мой, конечно, неверующий, но Христа уважаю! Да... И заповеди Его соблюдаю! Все одиннадцать! Щас я их вспомню... Мне их рассказывал энкавэдэшник, когда я в лагере сидел. Я их на всю жизнь запомнил! И исполняю! Ну, вот, значит, заповеди: э-э, “не обворуй”, “не обругай” и, это... а! — “не обессудь”!»
...Недавно спросил у дочери: «Лиза, а где моя книга “Несвятые святые”, подаренная мне другом Володей? Я не вижу ее». «Папа, понимаешь, я дала ее почитать Варе, — сказала Лиза. — А Варя дала Мише, ты его знаешь. А Миша — Ире. Там на эту книжку уже очередь стоит... Но как только все прочитают — я сразу принесу». — «И сколько же этих “всех”?» — «Пап, не волнуйся, человек 20–25, не больше...»
Я так и предполагал... Аудитория этой книги мне известна доподлинно.
Комментарии