Выйдут ли рабочие на Площадь-2015

 

25 августа 1991 года Верховный Совет БССР был вынужден выполнить это требование, придав конституционную силу Декларации о государственном суверенитете. Сопредседатель стачечного комитета Сергей Антончик позже сказал, что белорусское рабочее движение вбило последний гвоздь в гроб советской империи. Именно такую романтичную картину рисует нам легенда о рождении независимой Беларуси.

В принципе, нет ничего плохого в том, чтобы эта красивая сказка заняла почетное место в школьных учебниках нашей молодой страны. И не стоило бы в ней копаться, если бы она не претендовала на большее. Но данная трактовка остается ориентиром для части белорусских демократических сил и сегодня. «Кризис — общенациональная забастовка — сто тысяч работяг на площади — только такое развитие событий способно привести к смене власти в нашей стране. Маловероятно, конечно, но кто мог себе такое представить в 91-м? А ведь было!» — твердят адепты этого сценария.

Но возможно ли повторение такого в Беларуси? И что на самом деле происходило в 1991 году?


Мифы про белорусскую «Солидарность»

Описанная история мешает в кучу разные события 1991 года. Апрельские стихийные забастовки были вызваны резким повышением цен по решению союзного правительства 2 апреля, когда цены выросли в два-три раза. Рабочие, чьей зарплаты перестало хватать на еду, прекратили работать, но что делать дальше — не представляли. Если у кого такое представление и было, то у активистов Белорусского народного фронта, знакомых с опытом стачечного движения в соседней Польше.

Они и заняли ключевые посты в стачечных комитетах, вывели людей на площадь Ленина, снабдили флагами, лозунгами против Компартии и присовокупили к требованиям вернуть зарплату политические лозунги. Одним из них и стал лозунг о придании конституционной силы Декларации о государственном суверенитете (то, что она была принята годом ранее, многие заводчане и не слыхивали).

Выходы на Площадь продолжались до того времени, пока белорусское правительство не изыскало средства на минимальную индексацию зарплат к инфляции (кстати, тогда у него не было печатного станка). После этого пролетарии вернулись на заводы и массово на манифестации больше не выходили.


Как Беларусь стала независимой на самом деле

19 августа 1991 года в Минске на демонстрацию протеста против образованного путчистами в Москве органа власти — ГКЧП к зданию Дома правительства, где располагался и Верховный совет Беларуси, пришло лишь несколько сотен человек. В последующие дни их количество увеличилось до нескольких тысяч. Были там и представители стачечных комитетов, но в своем личном качестве — как активисты БНФ. Те же сто тысяч рабочих, что требовали зарплаты в апреле, к призывам выступить в защиту демократии остались глухи. Правда, тогда хватило и пяти тысяч на площади.

Напомним, 22 августа члены ГКЧП в Москве были арестованы, Михаил Горбачев выступил с рекомендацией распустить КПСС. А в Минске 24 августа Верховный совет БССР наконец-то собрался на внеочередную сессию, чтобы осудить уже провалившийся путч.

Тем временем руководители белорусских МВД и КГБ, чтобы искупить перед Кремлем свое бездействие во время путча, решили проявить лояльную инициативу — самостоятельно ликвидировать компартию в Беларуси. Формально у силовиков таких полномочий не было, поэтому глава МВД обратился к организаторам протестов на площади Ленина в Минске с просьбой выделить ему несколько сотен дружинников БНФ для оцепления зданий ЦК и Минского горкома.

Это было нужно для того, чтобы придать операции вид народного возмущения, а своим действиям — вид благожелательного содействия. Более того, министр внутренних дел Владимир Егоров снял милицейскую охрану со здания Верховного совета, передав эти функции дружине БНФ, и даже снабдил руководство дружины рациями для связи с координаторами от силовиков.

25 августа на трибуну Верховного совета ворвался растрепанный депутат Валерий Тихиня, ввязавшийся на входе в потасовку с протестующими. Он кричал, что «националисты» устраивают по городу погромы в зданиях компартии, а самого его по дороге на работу «чуть не убили» (по словам очевидцев, Тихиня действительно пытался «образумить» демонстрантов, но его несколько раз толкнули и, в прямом смысле, оплевали). Но затем, к шоку номенклатуры, руководители КГБ (Эдуард Ширковский) и МВД (Владимир Егоров) заявили, что происходящее в городе — не погромы, а координируемая их ведомствами операция по исполнению распоряжения президента СССР о ликвидации КПСС.

Так и не поняв, каким образом за БНФ оказались не только «погромщики» на площади, но и местные силовики, и даже сам Кремль, депутаты от КПСС далее лишь слушали в прострации, как лидер парламентской оппозиции БНФ Зенон Пазьняк стращал их перспективой приезда «ельцинских прокуроров» — для расправы над реальными или мнимыми «путчистами». И когда Пазьняк предложил проштрафившимся коммунистам шанс на спасение — отгородиться от московского начальства независимостью, депутаты послушно проголосовали за придание конституционной силы Декларации о государственном суверенитете БССР.

То, что перед этим представители БНФ вели переговоры с властями от имени стачкомов, безусловно, придавало вес словам Пазьняка, подстегивавшего депутатов аргументами вроде «стоит нам только убрать дружину со входа...». Но в реальности 25 августа 1991 года БНФ представлял уже только себя, а не «рабочее движение».


Как закончился союз демократов и рабочих

Что касается массовых забастовок, то они периодически возобновлялись вплоть до вторых президентских выборов — в 2001 году. Но цель их была строго ограничена индексацией зарплаты, а после 1991-го года союз с оппозицией, стремящейся к власти, рассматривался большинством бастующих и вовсе как нечто нежелательное.

Кризисы же 2003, 2009 и 2011 годов, когда рейтинг Александра Лукашенко находился на низкой отметке, и вовсе обошлись без забастовок и манифестаций. Некоторые аналитики обвиняли оппозицию в том, что она просто не может придумать правильную стратегию, чтобы использовать благоприятные для себя тенденции.

Обвинения эти трудно назвать логичными, ведь, несмотря на различную экономическую ситуацию в 2001, 2006 и 2010 годах, Лукашенко неизменно набирал более половины голосов в первом туре президентских выборов, что признают и независимые социологи. Таким образом, на решительные действия по свержению власти у оппозиции не было ни электорального мандата, ни, соответственно, ресурса.

Оно и неудивительно. Ведь если в 2001 году, после семи лет нищенского существования, многие работники убыточной промышленности по-прежнему связывали надежды на улучшение жизни со «своим в доску» Лукашенко, скорее, на эмоциональном уровне, то к 2006 году их надежды оправдались.


Нефтяной бум и избирательный парадокс

Когда в 2004 году, благодаря глобальному буму цен на энергоресурсы, в белорусский нефтяной офшор хлынул поток нефтедолларов, львиная доля этих денег действительно была направлена на повышение зарплат и пенсий. Количество белорусов с доходом меньше прожиточного минимума сократилось с 42% в 2001 году до 11% в 2006-м.

Неудивительно, что, согласно данным НИСЭПИ, электоральный результат Лукашенко в 2006 году улучшился с 58% (в 2001-м) до 63%, а оппозиции — ухудшился с 30% до 26% соответственно.

При таких социальных успехах удивляет, скорее, то, что четверть населения на выборах-2006 все равно проголосовала за демократических кандидатов. Ведь принципиальные сторонники и противники действующей власти вместе составляют абсолютное меньшинство избирателей. Например, в 2010 году, согласно опросам НИСЭПИ, 70% белорусов решали, за кого голосовать, исходя из экономических соображений.

Но если тенденция 2006 года понятна — рост доходов населения обеспечил сравнительную популярность власти, то результат следующих выборов выглядит парадоксальным. В 2010 году на фоне рекордного роста зарплат — после 10 лет устойчивого роста доходов населения — поддержка действующего президента упала до уровня 2001 года (58%). А электорат оппозиционных кандидатов увеличился почти в полтора (!) раза — с 26% в 2006 году до 38% в 2010-м.

Вероятное объяснение этому парадоксу позволяет дать вот эта инфографика:

Как видим, дело в том, что в период с 1994 по 2001 годы количество населения, живущего в бедности, продолжало увеличиваться, из чего можно заключить, что в 2001 году оппозиционный электорат был в основном протестный. А вот в период процветания «рыночного социализма» электоральная поддержка демократических кандидатов примерно соответствовала увеличивающейся категории граждан с душевым доходом в 2,5 прожиточных минимума и выше. Переводя в сегодняшние деньги, это, например, семья с одним ребенком, имеющая месячную общую зарплату выше 750 долларов.

С 1995 по 2001 год таких белорусов было менее 5%, в 2006 — уже 23%, в 2010-м — 45%. Из них категория с доходом выше трех бюджетов прожиточного минимума (семья с ребенком, получающая больше 900 долларов в месяц) выросла с 13% в 2006 году до 25% в 2010-м — как раз на те же 12 процентных пунктов, что и поддержка демократических кандидатов на президентских выборах.

На первый взгляд, кажется нелогичным (или, по крайней мере, неблагодарным со стороны населения) то, что именно те белорусы, которые больше всего преуспели при правлении Лукашенко, переходят в лагерь его оппонентов. На самом деле, это поведение обусловлено базовой экономической закономерностью, которую можно назвать «закон яйца».


Закон яйца

Когда благосостояние человека быстро увеличивается, по достижении определенного уровня доходов модель его экономического поведения меняется с пассивной на экспансивную. Многие товары и услуги, которые раньше оставались за кругом зрения в силу их недоступности, превращаются в потребности (к хорошему привыкаешь быстро). Это и определенный стандарт питания и одежды, и улучшение жилья, машина, бытовая техника, компьютеры, телефоны, отдых… Новые запросы в потреблении заставляют человека искать способы далее повышать свои доходы, причем не на 5-10%, как до этого, а — на порядок.

Процесс поиска новых возможностей порождает психологический перелом, когда желание найти более оплачиваемую работу сильнее, чем страх потерять нынешнее место на заводе. Но в нашей стране новоиспеченный представитель среднего класса очень скоро открывает для себя, что его возможности ускорить рост своих доходов ограничены именно той самой экономической моделью, которая обеспечивает высокий коэффициент равности, что так радовал его во времена бедности.

Эту эволюцию можно сравнить с судьбой эмбриона птенца. Пока пропитание — единственная забота, скорлупа защищает. Когда же запросы и возможности вырастают — сидеть в яйце становится некомфортно. Это подтверждают и опросы НИСЭПИ, согласно которым оппоненты действующей власти богаче ее сторонников, но чувствуют себя беднее — из-за более высоких запросов.


Электоральная картина 2015 года: долгосрочные тенденции

Таким образом, общие тенденции к 2015 году выглядят следующим образом. Малообеспеченные слои населения, для которых нынешняя система оставляет возможность роста, вероятно, опять поддержат действующего президента, какова бы ни была на тот момент экономическая ситуация. Ведь нынешняя система наилучшим образом представляет их интересы, а при рыночных реформах они могут потерять и тот уровень доходов, что имеют.

Прежде всего, это относится к пенсионерам, сельским жителям, работникам убыточных производств. Возможный кризис, напротив, побуждает их еще крепче держаться за «батьку». Поэтому если и говорить об организованном выходе рабочих на площадь в 2015 году, то он, скорее, возможен в поддержку действующей власти, как это сделали донецкие шахтеры во время «оранжевой революции» в Украине. Впрочем, и такой выход рабочих на улицы маловероятен, поскольку там сторонники власти обычно делегируют политические действия ОМОНу. Те же рабочие, что окажутся в лагере оппозиции, придут на Площадь индивидуально, как в августе 1991 года.

С другой стороны, представители «среднего класса» (по белорусским меркам), которых в стране сейчас почти половина, будут склонны в ходе голосования, как и в 2010 году, поддержать кандидатов от оппозиции.

Необходимо, правда, оговориться, что электоральный выбор определяется не исключительно уровнем доходов. Многие представители интеллигенции — приверженцы демократии работают в низкооплачиваемых сферах. С другой стороны, часть состоятельных людей, и прежде всего наиболее состоятельные, считают более удобным налаживать контакты через коридоры власти, чем иметь дело с рыночной конкуренцией.

Но глобальный сдвиг в структуре электората белорусской оппозиции проходит по имущественному признаку и основан не на негативно-протестных настроениях, как во время забастовок 1991 года или, частично, в 2001-м, а на ожидании новых возможностей от перемен.

Примечателен еще один момент. Согласно исследованию НИСЭПИ, в 2010 году немало сторонников перемен все равно голосовало за Лукашенко. Но тут ничего удивительного. Во время предвыборной компании действующий президент успешно апеллировал не только к своим стандартным избирателям, но и к людям с противоположным мировоззрением.

В преддверии тех выборов была раскручена пиар-компания грядущей якобы райской для бизнеса директивы № 4, подкрепленная прорывами страны в международных бизнес-рейтингах за предыдущие два года. Национально ориентированным избирателям импонировали отпор Москве, диверсификация энергопоставок и укрепление связей с Западом. Поборники демократии радовались освобождению политзаключенных и относительной политической оттепели.

Даже некоторые убежденные противники Лукашенко рассуждали: раз власть «поумнела», может, и не стоит «менять коней на переправе». Вместо этого некоторые оппозиционные структуры выжидали, чтобы власть натаскала для них каштанов из огня ожидаемых реформ, и готовились пожинать политические бонусы на парламентских выборах 2012, используя кампанию-2010 лишь для предварительной «раскрутки». И хотя кандидаты в президенты, выдвинутые такими структурами, и избежали тюремных нар, их ожидания реформ, политических бонусов и парламентских мандатов, как известно, не оправдались.

Но в результате в 2015 году Лукашенко будет намного труднее убедить сторонников экономических перемен — даже тех из них, кто не имеет четких политических убеждений, — в своей способности удовлетворить их ожидания во время пятой каденции. Таким образом, к следующим выборам Лукашенко и оппозиция, похоже, двигаются с примерно равным устойчивым электоральным потенциалом.

Смогут ли демократические силы воспользоваться первым в истории Беларуси шансом на электоральную победу — вопрос к их лидерам.