К Дню Катастрофы европейского еврейства
На модерации
Отложенный
Я не смотрю фильмы о Катастрофе, не читаю книги. Стараюсь пропускать статьи в газетах. Не могу. Меня охватывает какой-то липкий ужас, какая-то безнадега. Хочется, чтобы всего этого не было. Но оно было. Хочется найти в произошедшем хоть какой-то смысл, но его нет. Вдруг все сошло с ума, чудовищно исказилось, обернулось мороком, кошмаром. Некуда убежать, некуда спрятаться. Не спастись самому, не спасти своих близких. Изо дня в день ужас нарастает, становится привычным, уже даже не помнишь, что когда-то было иначе. И если взываешь о помощи, крик уходит в пустоту, в никуда. Люди, обычные, хорошие люди, которые тебя окружали, где они? Вместо человеческого лица – звериный оскал или равнодушная спина. Вместо протянутой руки – кулак или локоть.
Люди… Катастрофу совершали люди в окружении других людей. Миллионы людей гибли на глазах у других миллионов. И что? И ничего. Поневоле задаешься вопросом, разве такое возможно? Разве можно пройти мимо, опустить глаза, закрыться броней бесчувственности? Захлопнуть дверь перед испуганным малышом, беременной женщиной, раненным, истекающим кровью?
Я хочу найти ответ на этот вопрос. И нахожу. И он страшен. Он – в изначальном делении мира на «мое» и «не мое». В самом деле, поставлю ли я под угрозу жизнь своих детей, чтобы спасти чужого ребенка? Не уверен. Наверное, нет. А может, все-таки… Нет, не знаю. Встану ли на пути полицейских, выгоняющих из дома семью соседа? Тоже не знаю. Покину ли рабочее место вместе с безвинно увольняемым? Ох, не знаю. А если к власти приходит партия сильная, с четкой программой, способная навести порядок, вывести страну из разрухи, но призывающая при этом – не уничтожить, нет, а только ограничить в правах, выдавить из страны одну народность или одну социальную группу, проголосую ли я за такую партию? Только честно? Может быть… Где проходит граница, за которую заходить нельзя?
За которой люди перестают быть людьми. За которой нельзя считать свою рубашку ближе к телу. За которой начинается Катастрофа.
Мир, поделенный на своих и чужих – страшный мир. В нем возможно все, и голод, и войны, и концлагеря. Но ведь это наш привычный мир! Мы в нем рождаемся, дышим его отравленным воздухом, воспитываем в нем своих детей. Отрезвление приходит в минуты бедствий, но затем все возвращается на круги своя. Уже после Катастрофы – сколько было и репрессий, и депортаций, и прямого геноцида. А ведь мы восклицали, что это не повторится! Это самое главное, корень всех бед, всех войн – деление мира на «мое» и «не мое». И решение своих проблем за счет чужих. Может быть, не напрямую, может, только закрывая глаза. Но Катастрофа началась не с Освенцима. Она начиналась исподволь, со статей в газетах, с выкриков в пивных. Кто-то кричал, кто-то молчал рядом. А потом было уже поздно.
Получается, что ежедневно, ежечасно мы живем под угрозой новой Катастрофы. Вроде, все благополучно, небо голубое, светит солнце, но уже набежало легкое облачко, которое потом обернется грозовой тучей.
Есть ли возможность что-то изменить? Есть. Только одна возможность. Схватиться за руки и закричать: «Нет, мы не согласны!» Не согласны быть чужими друг другу. Не согласны закрывать глаза на боль ближнего, на его беду. Не согласны жить только своими интересами. Не согласны мириться ни с чем, что разделяет нас. Не согласны на фильмы, прославляющие героев-убийц. На журналистику, делающую скупы из трагедий. На педагогику, которая готовит кого угодно, но не Людей. Можно изменить мир, если измениться самим. И это совсем не сказка. Хватает и желающих совершить такой переворот, и умных голов, способных его реализовать. Требуется только общее усилие. Если мы его сделаем, Катастрофа больше не повторится.
Комментарии
========================================================================
Граница эта называется справедливость. Несправедливая милость развращает. Справедливая суровость не унижает.