Лучше не бороться с коррупцией

Вот уже скоро полгода, как борьба с коррупцией, которую объявляли в России десятки раз, начала затрагивать высокопоставленных членов правящей элиты. Возникли и «производные» формы в виде запрета для чиновников иметь счета и недвижимость за рубежом. Новые меры наверняка на подходе. Однако становится ясно, что новая кампания начата не только без ясного плана, но и без осмысленной задачи. Конечно, во всем мире считается, что коррупция — это нехорошо. Но какое нам дело до мира? Там считают, что и находиться у власти массу сроков подряд неправильно — но у нас на это нашелся ответ. Поэтому и тут можно было бы обойтись меньшими жертвами.

Но тогда зачем этот фарс, если давно понятно: воруют практически все. И если столь же ясно, что никого из тех, кто назначен Путиным или другом Путина, посадить нельзя? И возникает тупик: с одной стороны, принято считать, что народ хочет крови коррупционеров — и потому с ними надо бороться; с другой — борьба с коррупцией стала бы для президента борьбой с его собственными друзьями и назначенцами, а ее исход неясен. Получается: без борьбы с коррупцией уже не может быть стабильности, но и при активизации такой борьбы стабильности точно больше не станет.

И что же делать? Существует ли выход из возникающей западни? На мой взгляд — да, но для этого нужно применительно к коррупции пересмотреть принятое в России отношение к любой политической задаче как к перформансу и подойти к ней как к реальной — и в первую очередь очень экономической — проблеме. Уйти от символизма темы и в конце-то концов обратиться к ее довольно примитивному по существу содержанию.

Борьбу с коррупцией не стоит рассматривать как средство «национализации элиты». Современную российскую «элиту» не нужно национализировать — ее куда полезнее гнать из страны поганой метлой. Борьба с коррупцией должна быть осмыслена как одно из немногих средств самосохранения современного российского государства.

В последние годы коррупция стала средством существования системы — но она ведет ее к гибели. К гибели не политической, но экономической. Граждане на словах ненавидят коррупционеров — но скорее они просто не любят чиновников, богатеющих и наглеющих год от года, независимо от того, воруют они или нет. Резиденции губернаторов, кортежи представителей президента, новые машины и дома — все это вызывает и будет вызывать нелюбовь сограждан, даже если приобретено в соответствии с правилами. В целом же коррупция помогает миллионам россиян жить гораздо проще, чем если бы им противостояло то же маразматическое российское государство, да еще и неподкупное. Поэтому я рискну сказать, что с коррупцией люди смирились и с ней лучше вообще не бороться, чем делать это так непоследовательно, как пытается сейчас Кремль.

Но главная проблема — в ином. Воровство реально подтачивает бюджет. Медведев говорил об 1 трлн руб. потерь федерального бюджета в год — что соответствует «откатам» в 10%. О подобной цифре давно никто не слышит — привычнее сейчас 40, 50, даже 70%. Но это становится реальной экономической угрозой. За 1/4 цены невозможно построить дорогу, даже если сама цена вдвое выше мировой. И если цена объекта растет, например, с $100 млн до $300 млн — это печально, но, видимо, терпимо. А если, как в случае с Олимпиадой, с $6 млрд до $35, а то и $50 млрд? Несколько таких «побед» — и не хватит никаких нефтяных доходов. И тогда потребуется сокращать пенсии и зарплаты — а заморочить людям головы разглагольствованиями о борьбе с коррупцией в такой ситуации не удастся уже никому. Даже Путину.

Борьба с коррупцией — это средство сохранить у власти рычаги роста доходов населения; средство поддержать главный элемент путинского «договора с обществом».

Поэтому такая борьба должна быть прежде всего эффективной. А чтобы быть таковой, она — пусть не покажется парадоксальным — не должна быть жестокой. Сегодня не 1930-е годы; «расстрелы» общество не вдохновят, да и массовыми они не станут. К тому же чем более жесткими окажутся репрессии, тем сплоченнее будет коррумпированная элита и тем короче станет путь президента, борющегося с коррупцией.

Поэтому я бы предложил избрать иной вариант действий. Он исходит из того, что для борьбы с коррупцией нужен слой людей, заинтересованных в успехе этой борьбы. И этот слой должен находиться внутри бюрократического аппарата. Победить коррупцию нельзя, но чтобы ее ограничить, необходимо разбить «круговую поруку» бюрократии, нужно, по сути, вернуть сталинские времена, когда система доносов «выкашивала» целые этажи иерархии. Сейчас Навальный делает то же самое, но он пытается действовать извне системы, а задача состоит в «интернализации» процесса. Это требует очень простой меры: коррупционеров, если их вина доказана, не надо сажать — нужно изымать часть их имущества для возмещения ущерба и пожизненно закрывать доступ к государственной службе и предпринимательской деятельности. Если такая мера будет введена, она позволит обеспечить три важнейших «результата».

Во-первых, общество неожиданно получит «тонны» компромата на чиновников от их собственных подчиненных, которые будут заинтересованы убрать сидящих десятилетиями начальников с постов, которые они получили исключительно «по дружбе» или за деньги. Желание сделать карьеру — очень сильное у молодых бюрократов — поможет получить за месяц больше информации, чем весь проект «Роспил» принес бы за десятки лет. Сейчас этот процесс сдерживается чиновничьей солидарностью: каким бы плохим ни был твой шеф, желать ему тюрьмы станет не каждый. А «ссадить» коррупционера с хлебной должности захочет практически любой. Засидевшиеся уйдут, часть наворованного вернется государству, а «кадровый лифт» вновь начнет работать. Разве это плохо? Лично я ничего отрицательного в этом процессе не вижу.

Во-вторых, автоматически уменьшится коррупция в силовых органах, да и сами они станут заниматься более важными делами, чем сейчас. В нынешней ситуации силовик становится «царем и богом» в отношении обвиненного в коррупции — отсидеть до 20 лет не хочется никому. Чтобы откупиться, ничего не жалко. Но если уголовного наказания не станет, у «правоохранителей» окажется намного меньше соблазнов. «Бенефициаром» борьбы с коррупцией станет государство, а не его вооруженные и облеченные властью «слуги». И возвращенные в ходе такой борьбы средства станут поступать не в карманы силовиков, а в бюджет страны — и причем в куда больших масштабах. А «правоохранителям» придется сосредоточиться на насильственных преступлениях, терроризме, кражах, разбоях и всем том, о чем они успели забыть.

В-третьих, новый подход обеспечит главное: взгляд не назад, а вперед. Потому что с экономической точки зрения важно не наказать за то, что уже украли, а не дать украсть еще больше. Да, сейчас говорят: в корпорации кавказских курортов не смогли построить за 7 млрд руб. трамплин, который должны были построить за 1,2 млрд. И что? Сейчас все следят за судьбой нерадивых строителей, бригады следователей занимаются выяснением подробностей их поездок за границу, отдыха и всего такого. Но значит ли это, что трамплин достроят бесплатно? Или скорее новые, более приближенные к самому верху строители завершат этот титанический труд, потратив еще столько же или даже больше? Ведь они будут точно знать: никто не будет тиранить их за тот объект, на котором виновные уже изобличены. А надо делать наоборот: да, ошиблись. Да, люди, которым доверились, сбежали. Выясняем ущерб, арестовываем имущество, изымаем часть его в доход государства. Вычеркиваем провинившихся из списка рукопожатных. Запрещаем доступ к госслужбе и участию в бизнес-структурах. Но сами занимаемся мониторингом новых строек, новых контрактов, новых сделок. Потому что пока на каждой новой воруют больше, чем на предшествующей.

Вывод, на мой взгляд, прост. Борьба с коррупцией может быть эффективной, только если станет повседневной. Повседневной она может стать, только если не будет излишне жестокой — и тем самым расколет правящую бюрократию. Нужно не «национализировать» элиту, а стравливать ее старую и новую часть между собой. Без этого не удастся восстановить первоначальную путинскую стабильность. Для Путина настало время пожертвовать частью своих друзей. Иначе либо они пожертвуют им, либо народ, почувствовав серьезность экономических проблем, избавится от них всех.