Была ли царская Россия тюрьмой народов?

"Разношерстные по этническому составу, верованиям и культурным традициям народы могут мирно уживаться лишь в том случае, если это всем выгодно и никто не чувствует себя ущемленным в правах. Иначе рано или поздно случится взрыв. Россия пока еще может этой трагедии избежать — если правительство переменит свою конфессиональную и национальную политику по отношению к тридцати миллионам мусульман, десяти миллионам католиков, шести миллионам иудеев и прочим «второсортным» и «третьесортным» обывателям. ".

Б.Акунин

Лев Николаевич Толстой совершенно антипатриотично писал, что русское правительство задушило Польшу, ограбило Туркестан, Китай и с особенным озлоблением душит Финляндию.Другими словами, царская Россия - тюрьма народов?

Граф был современником событий и поэтому ему, казалось бы, надо верить больше, чем нашим современным патриотам, уверяющим, что удивительно добрая Россия была для инородцев не тюрьмой, а богадельней.

Попробуем разобраться. Начнем с определения: тюрьма – это то место, которое нельзя покинуть при всем желании и где живут те, кто мог бы хотел бы жить на свободе.

Прежде всего, нужно отметить разнообразие, разнородность народов дореволюционной России и различие их отношений к имперской власти.А также историческую динамику: Россия, которая вначале воспринималась тем или иным народом как надежда, как спасительница, убежище, спустя какие-то 50-100 лет могла превратиться в грубого поработителя.

Отнюдь не была Россия тюрьмой для представителей народов, которые в любое время могли вернуться на свою историческую родину и которые составляли ядро административной, военной, культурной и научно-педагогической элиты. Это были «немцы» в широком смысле, т.е. выходцы из Западной Европы, включая не только собственно немцев и австрийцев, но и шведов, как генерал Маннергейм и адмирал Эссен, чехов, как Направник, французов, датчан и прочих.

Также скорее тюремщиками, чем заключенными надо считать сословие-субэтнос казаков и приравненных к ним калмыков, пользовавшихся определенными привилегиями по сравнению с остальными жителями империи и служившими военной опорой правления. Выходить из состава России они не рвались (если не говорить о чрезвычайных обстоятельствах Гражданской войны).

Не тюрьмой, а, скорее, интернатом для отсталых детей выступала Россия для некоторых окраинных народов, не имевшим своей государственности и не готовым к самостоятельному государственному существованию по причинам экономическим политическим и культурным. Другой вопрос, желало ли царское правительство скорейшего развития областей Крайнего Севера, Урала, Сибири и Дальнего Востока и многое ли делало для этого развития, но кое-что бесспорно делалось. Пребывание в составе России для малых народов Средней Азии и Дальнего Востока было для них благом, ибо под властью Китая или Японии им пришлось бы только хуже.

Грузия и Армения к началу ХIХ века «доросли» до независимости, но большой вопрос, не обернулась бы это «освобождение» чудовищной резней.

Для христианских народов Кавказа попасть под владычество Турции или Ирана означало бы тоже худшую участь. В Османской империи, где еще в 1870-х годах было провозглашено равноправие граждан независимо от национальности и вероисповедания, как и в России, сила действия законов была обратно пропорционально квадрату расстояния от столицы. Так что если Россия и была для грузин и армян тюрьмой, условия содержания были более мягкими, чем были бы в соседних империях, и перед представителями этих наций не были закрыты пути к самым верхним ступеням государственной карьеры. Как, кстати, и для поляков. Диалектика такова: народы жили, можно сказать, в тюрьме, тогда как многие их представители входили в элиту управления, т.е. являлись, так сказать, тюремщиками.

Некоторые народности севера Индии и северо-запада Китая не прочь были бы перейти «под руку Белого Царя», как заключенные не прочь сменить одну зону на более благоприятную, не обретя свободы.

Что касается народов мусульманских (Кавказ, Крым), они, как можно предположить, в составе Османской империи ассимилировались бы и потеряли бы культурную самобытность.

Двойственным было положение белорусов и украинцев. С одной стороны, не делалось различий между ними и великороссами, три восточнославянских православных народа, имевшие общие исторические корни в Киевской Руси, именовались «русскими», им был открыт доступ к образованию и карьере наравне с «имперским» народом. С другой стороны проводилась политика искусственной русификации, развитие национальных языков и культур сдерживалось, возможность получения образования на родном языке ограничивалась.

Любопытно, что существование черты оседлости, т.е. лишение евреев права на свободу передвижения и выбора места жительства оправдывалось необходимостью «защитить великорусское население от еврейской эксплуатации». Вопреки здравому смыслу и жизненным реалиям, православные области Юга и Запада империи такой защитой не обеспечивались, т.е.

на деле украинцы и бклорусы признавались гражданами менее ценными или, как минимум, отличающимися от русских.

Для евреев и цыган Россия, с формальной точки зрения, не была тюрьмой, ибо они, хоть и не были полноправными гражданами, подвергались, преследованиям и унижениям, не относились к автохтонным народам, завоеванным или насильственно удерживаемым Россией и не могли рассчитывать на восстановление /приобретение собственной государственности вне пределов России.

Итак, тюрьмой народов Россия была, прежде всего, для народов, желавших и могущих иметь свою суверенную государственность, что и было в дальнейшем доказано на практике, а именно: поляков и финнов, затем для эстонцев, латышей, литовцев.

Ссылки на то, что «финны и поляки пользовались широкой автономией» несостоятельны: заключенные могут быть расконвоированными и пользоваться некоторыми свободами, тюрьма с золотыми решетками не перестает быть тюрьмой. Московский улус пользовался широкой автономией в Золотой Орде, тем не менее Димитрий Донской решил повел войско на Куликово поле.

Также несостоятельны ссылки на то, что поляки, эти надменные и глупые пшеки, заслужили свою участь (узник оказавшийся в тюрьме не без собственной вины, все равно остается узником) и на то, Польша и Прибалтика были более «продвинутыми» частями Империи и жили богаче имперского народа: тюремщик может быть беднее арестанта и страдать от холода и голода больше, чем иной заключенный, но что это меняет в их статусе?

Не заслуживает серьезного обсуждения аргумент, что несколько народов вошли в состав России добровольно: тюрьма характеризуется не способом попадания в нее, а невозможностью из нее выйти.

Что касается народов Кавказа, Севера, Сибири и Дальнего Востока, не имевших своей государственности, то их пребывание в составе Российской империи можно сравнить, скорее, не с тюремным заточением, а с интернатом для отсталых детей: экономически, социально, культурно не доросли до состояния, неизбежно попали бы под власть не России, так Японии, не Турции, так Ирана, не Китая, так Англии, не Пруссии, так Швеции.

Объективности ради надо сказать, что русские, как и другие имперские народы, к народам подвластным относились с презрением, хотя и более добродушным, чем англичане, что нашло отражение в фольклоре:

«Ай молодца: широка лица, глаза узеньки, нос пятка» (о калмыках).

Бог создал Адама, а черт — молдавана.

Мордва полоротая.

На одного жида — два грека, на грека — два армянина, на одного армянина — два полтавских дворянина.

На русском хлебе отъелся (говорят о сытых или богатых иностранцах).

Неметчина хитрая, безверная, басурманская.

Нет проку в татарских очах.

Первого черемиса (марийца) леший родил, оттого они в лесу сидят.

Рыжего зырянина (коми) создал Бог, рыжего татарина — черт.

Семеро грузин мухоморов объелись.

Литва беззаконная; мякинники, гольтепа.

Татарин — свиное ухо. Бритая плешь. Ешь медведь татарина — оба ненадобны.

У мордвы две морды, а шкура одна (т. е. Два языка).

У немца (француза) ножки тоненьки, душа коротенька.

У поляка и приказ рассказ (rozkaz).

Упрям, как рыжий зырянин.

Цыган раз на веку правду скажет, да и то покается.

Цыгану без обману дня не прожить.

Что русскому здорово, то немцу смерть.

Чудь белоглазая.

Как видим, русский народ скорее дразнит инородца, чем глумится.

Заслуживает внимания такая историческая закономерность: почти все имперские народы (англичане, испанцы, португальцы, французы, голландцы, бельгийцы, русские) пережили этап завоевания, порабощения, вассальной зависимости.

И еще: никто так остро не переживает свое угнетенное состояние, как прежние угнетатели. Поляки, жалуясь на русских, считали вполне естественным угнетение православных.Венгры жаловались на австрийцев, сами держа в подчинении словаков и сербов. Русские, гордясь тем, что идут во в главе всего социалистического лагеря, т.е. бесцеремонно навязывают свою волю народам Восточной Европы, очень возмущались тем, что США навязывают свою волю всем народам Запада, а сегодня  очень болезненно относятся к любому намеку на то, что Россия выполняет команды из Вашингтона..