МЯГКАЯ СИЛА РУССКОГО ЯЗЫКА – НЕДООЦЕНЕННЫЙ ИНСТРУМЕНТ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ?

Термин «мягкая сила», некогда заклеймённый в российском внутриполитическом дискурсе как феномен чуждый и даже опасный^[i], стремительно превращается из академического изыска в обыденное операционное понятие российских политиков. Владимир Путин призывает послов «подумать над использованием новых технологий, например, так называемой «мягкой силы»^[ii]. Глава Россотрудничества Константин Косачев с готовностью рассказывает различным федеральным СМИ о «неоцененности мягкого актива России».^[iii]

Однако, несмотря на все заявления, отход от традиционной трибунно-ракетной дипломатии непросто дается российским органам, ответственным за внешнюю политику. Помимо причин, обусловленных неспособностью выстроенной системы эффективно функционировать  в современных условиях (рудиментарность существующих институтов, недостатки в подготовке кадров  т.д.), необходимо отметить  общую непродуктивность переноса концепта в том виде, в котором он изложен у Джозефа Ная, на российскую действительность.

Согласно Наю, мягкая сила государства основывается на трех элементах: внутриполитических ценностях (их соответствие господствующим международным нормам и ценностям), культуре страны (ее способности органично вписываться в общемировой контекст) и  внешней политики.

Российские попытки играть с западными странами на поле гегемонического дискурса либеральной демократии и прав человека больше похожи на встречу Барселоны и ФК «Смоленск»,  поэтому создание благоприятного политического образа России зачастую сводится к поискам чужих недостатков. Характерной иллюстрацией данного тренда является создание Института демократии и сотрудничества, призванного изобличать нарушения прав человека в США и Европе.

Говоря о культурном влиянии, Най, прежде всего, имеет в виду американскую массовую культуру. Очевидно, что популярная культура России в силу своей вторичности не обладает подобным потенциалом. В 2011 одним из наиболее кассовых российских фильмов в международном прокате стал «Броненосец Потемкин» Сергея Эйзенштейна, снятый в 1925 г.^[iv], что не лучшим образом говорит о востребованности современной российской культурной продукции.

Больший потенциал заключен в классической составляющей культурной привлекательности России. Однако маловероятно, что активная государственная поддержка в данной области принесет серьезные дивиденды. Во-первых, русский театр и балет со времен Дягилева сами по себе являются брендами сродни Apple и Coca-Cola, и их ассоциация со значительно менее привлекательным феноменом российской государственности не будет способствовать дальнейшей «капитализации» успеха. Во-вторых, возможности каждого ресурса мягкой силы имеют пределы, и российская высокая культура достигла потолка популярности в силу ограниченности аудитории.

В связи со всем вышесказанным хотелось бы обратить внимание на потенциал русского языка в качестве ресурса мягкой силы, аспект, часто опускаемый из виду российскими исследователями по причине их излишней увлеченностью «высокой» политикой.  Язык является основой культуры любой страны. Являясь универсальным средством коммуникации, он может служить элементом, объединяющим не только представителей титульного этноса страны, но и цивилизационно и культурно близких к нему групп населения.

Самым очевидным инструментом распространения языка за пределами государства являются диаспоры. Россия за последние три века пережила несколько масштабных волн эмиграции. Первые массовые эмигранты, переселенцы, покинувшие территорию Российской империи в 18-19 веках, не смогли сформировать сплоченную диаспору, и сегодня сложно сказать, кто из их потомков сохранил ощущение цивилизационной связи с Россией. Основной причиной являлась этническая неоднородность эмигрантов. За период дореволюционной миграции в общей сложности России покинуло около 4,5 млн человек, из которых лишь 500 тыс. были русские, украинцы и белорусы. Остальной массив состоял из крымских татар, калмыков, евреев, немцев и т.д. Ранняя миграция имела не идеологический, а экономический характер. В ее среде было мало представителей интеллектуальной элиты, способной стать ядром формирования гомогенных сообществ за рубежом.^[v]

Начало зарождения «русского мира» в качестве политической единицы было положено в результате «белой» эмиграции начала 20 века. Общее число человек, покинувших родину в ответ на революцию, составило по разным подсчетам от 1,5 до 2-х млн. Впервые эмиграция состояла преимущественно из этнических русских, а элитный ее характер  обусловил обостренное чувство потери родины. В дальнейшем «белая» эмиграция в дальнем зарубежье получала неоднократные пополнения. В общей сложности за период с 1951 г. по 1991 из СССР выехало приблизительно 1,8 млн человек. Из этого числа 1 млн являлись евреями, 550 тыс. немцами, и по 100 тысяч армянами и греками. Максимальный отток наблюдался  в конце 1980-х – начале 90-х.^[vi]

Сегодня в дальнем зарубежье проживает 1,5 млн русских. Здесь речь идет исключительно об этнических русских. Число лиц, являющихся носителями культурных и цивилизационных традиций, а также в той или иной степени знающих русский язык, значительно больше. В Европе проживает около 3-х млн. русскоязычных людей, около 3-х млн в США^[vii], каждый пятый гражданин Израиля говорит по-русски.^[viii]

Самая крупная и влиятельная российская диаспора в дальнем зарубежье находится в США. «Русские американцы» (русскоговорящие эмигранты из бывшего СССР) составляют 10% от общего числа иммигрантов, родившихся не на территории США. Средний возраст в их среде – 32,5 года.^[ix]  Согласно переписи 2000 г. в США русский являлся первым языком домашнего общения для 700 тыс. человек. Причем необходимо отметить, что собственно этнические русские составляют меньшинство из этого числа (в США только 25%). В Европе две трети говорящих по-русски – это греки, евреи, армяне, украинцы и другие иммигранты из Советского Союза.^[x]

Однако основная причина образования российских диаспор в XX в. состояла не в переезде людей, а в переносе границ. Распад Советского Союза оставил за границами Российской Федерации более 25 млн. этнических русских, оставшихся в странах СНГ. Потенциал формирования влиятельных диаспор наиболее очевиден в рамках постсоветского пространства.  Особенностью этнических русских в странах ближнего зарубежья является их готовность формировать монолитные националистически настроенные сообщества. Выходцы из России традиционно стремятся раствориться и ассимилироваться в западных странах проживания. Вследствие культурных различий и национализма в русской среде подобное стремление для соотечественников, проживающих в республиках бывшего Советского Союза, является редкостью.

Население советских республик в подавляющем своем большинстве знало русский язык. В 1989 г. на русском не говорило лишь приблизительно 20 млн граждан СССР, главным образом из республик Средней Азии и Азербайджана.^[xi] После распада Союза ситуация стала стремительно ухудшаться. В 2004 г. около 38 млн граждан стран СНГ не владели русским. Помимо стран Средней Азии, выросло и достигло 8 млн число человек, не знающих русский язык в Украине.^[xii] Исследование, проведенное в 2009 г. агентством «Евразийский монитор»  выявило, что доминирующим языком русский остается только в Белоруссии. 70% респондентов в этой стране ответили, что используют русский для общения дома. В Казахстане незначительно, но превалирует процент людей, говорящих в семье на русском – 46% против 37%, использующих исключительно казахский. Во всех остальных государствах уже меньше людей говорят по-русски. А в Таджикистане, Азербайджане, Грузии, Армении и Литве дома используют русский язык от 1 до 4 процентов респондентов.^[xiii] Снижение обусловлено, главным образом, переводом государственно-бюрократических отношений на титульные языки и тотальным выдавливанием русского из образовательного процесса, как на уровне школ, так и в сфере высшего образования.

Школьное образование на русском языке сохраняется в части бывших советских республик. В Беларуси  75% учащихся получают образование на русском, Казахстане – 41%, Украине – 25%, Киргизии – 23%, Молдове – 21%, Азербайджане – 7%, Грузии – 5%, Армении – 2%.^[xiv] Однако обстановка с высшим образованием, а в некоторых странах и со школьным вызывает опасения. В Украине, где каждый второй считает русский родным, с момента обретения независимости количество школ с преподаванием на русском языке сократилось почти вдвое.

В Туркмении были ликвидированы все русско-туркменские школы, закрыты факультеты русской филологии в университетах и педагогических училищах. В высших учебных заведениях стран Балтии полностью ликвидировано преподавание на русском.^[xv]

Помимо связи с эмигрантами и их потомками стимулом для изучения языка могут стать особые отношения между странами и положение государства в международной системе. Пик распространения русского языка был достигнут в 1990 г., когда на нем в той или иной степени говорило 350 млн человек в более чем 100 странах.^[xvi] Распад Советского Союза положил начало падения популярности изучения русского языка. В 2000 г. количество людей знающих русский снизилось до 320 млн.^[xvii] Особенно резкий спад произошел в странах Восточной Европы. В университетах стран данного региона в конце 1980-х русский язык изучало около миллиона человек. Сегодня на кафедрах русистики обучается менее 25 тыс. студентов. Во многих странах русский был изъят из системы школьного обучения.^[xviii]

Ситуация начала выправляться в 2000-е годы, по мере укрепления позиций России на международной арене и развития экономических и культурных связей с иностранными государствами. Первой восточноевропейской страной, вернувшей русский в систему школьного образования, стала Польша. Варшава пошла на этот шаг в ответ на интенсификацию торговли с Россией и Белоруссией.^[xix] Наибольшее количество детей (около 150 тыс.)  изучает русский язык в Германии – крупнейшем европейском торговом партнере России. В Германии существует ряд школ с преподаванием на русском, а также общественные организации, поддерживающие подобные инициативы, например, «Общество русскоязычных родителей и педагогов Берлина».^[xx]

Русский язык стал возвращать свои позиции на постсоветском пространстве и, что более важно, все «меньше ассоциируется с инструментом старого империалистического доминирования – образ который мешал распространению языка в 1990-е годы».^[xxi] В октябре 2011 г. в странах СНГ был проведен опрос, в ходе которого респондентам задавался вопрос, хотят ли они, чтобы их дети учили русский. 90%  жителей Азербайджана, 99,6 –Армении, 99 – Белоруссии, 97 – Киргизии, 96,8 – Грузии, 97 – Казахстана ответили утвердительно. Самый низкий показатель был зафиксирован в Молдавии – 87,2%.^[xxii]

Появление и распространение интернета является еще одним фактором укрепления позиций русского языка. Интернет становится все более эффективным инструментом взаимодействия для  бывших соотечественников. Как пишет Роберт Сондерс, оказавшись в сети, «киберрусский представляет собой частицу огромной исторической общности из десятков миллионов людей, разбросанных от Бруклина до Берлина и Киева, от Прибалтики до Москвы, Владивостока, Сиднея и т. д.».^[xxiii] В киберпространстве постсоветских государств русский становиться фактически lingua franca, представляя собой универсальное средство общения, которым в той или иной степени владеет большинство пользователей сети в странах СНГ.

Необходимо понимать, что русский язык в глобальной перспективе никогда не станет в один ряд с английским или испанский по распространению и популярности.  Среди наиболее явных ограничений – периферийное положение России относительно глобальных экономических и политических процессов, географическая локализованность русскоговорящих, сложность изучения, скромное влияние современных российских культурных практик на общемировой контекст.

Глобальная несостоятельность  русского языка как эффективного ресурса мягкой силы  компенсируется региональным измерением. Совокупность исторических и социоэкономических (трудовая миграция, экономическая зависимость от Москвы) факторов обуславливают значимый потенциал ресурса на постсоветском пространстве. Однако уже сейчас китайский язык занял второе после английского место среди наиболее изучаемых языков в Центральной Азии.  Смена поколений и уход из активной политики людей, воспитанных в рамках советской культурной традиции, сопровождаемый увеличением присутствия ЕС и Китая в регионе будет только расширять бездну между Россией  и ближайшими соседями. Сохранение влияния в регионе зависит от способности Москвы отказаться от восприятия культурной связи между странами как трансцендентной величины и перейти от инерциального использованию советского прошлого к активной капитализации существующего ресурса.

ВладимирДимитров, Modern Politics Russia.

^[i] См. например,. Рогозин Д.О. Россия перед вызовом «публичной дипломатии» Запада // Международная жизнь. 2010. №8. С. 81-88.

^[ii] Паниев Ю. Мягкая сила Владимира Путина // Независимая газета. 10.07.2012

^[iii] См. например. Косачев: России нужны новые подходы к “мягкой сил” // Российская газета. 01.03.2012; “В мире сложилась презумпция виновности России” // Коммерсант. №163/П (4948), 03.09.2012.

^[iv] Белавин П. “Броненосец “Потемкин”" не тонет // Коммерсантъ. 2012. №14 (4799).

^[v] Тишков В. Русский мир: смысл и стратегии // Стратегия России. 2007. № 7.

^[vi] Там же.

^[vii] Тишков В.А. Русский язык и русскоязычное население в странах СНГ и Балтии /Доклад на Общем собрании РАН 19 декабря 2007 г.

^[viii] Найдич Л., Новая алия сохраняет русский // Отечественные записки. 2005. №2 (22).

^[ix] Statistics // The American Association of Russian Language, Culture and Education. (http://aarce.org/index.php/en/russian-culture-in-us/statistics)

^[x] Тишков В.А. Русский язык и русскоязычное…

^[xi] Там же.

^[xii] Там же.

^[xiii] Русский язык на постсоветском пространстве: сравнительное исследование распространенности // Международное исследовательское агентство «Евразийский монитор».  2009. С. 5-7.

^[xiv] Тишков В.А. Русский язык и русскоязычное…

^[xv] Доклад Министерства иностранных дел Российской Федерации “Русский язык в мире”. 2003.

^[xvi] Крючкова Т. Б. Сохранит ли русский позиции мирового языка в XXI веке? // Русский язык в странах СНГ и Балтии. Международнаянаучнаяконференция. М.: Наука. 2007. С.  103.

^[xvii] Tishkov V. The Russian World – Changing Meanings and Strategies // Carnegie Paper. Russia and Eurasia Program. 2008. No 95. P. 35

^[xviii] Вячеслав Никонов о статусе русского языка в мире. (http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/analytics/article/news0028.html)

^[xix] Tishkov V. The Russian… P. 35

^[xx] Беленчикова Р. Русский язык в Германии // Русский язык за рубежом. 2007. № 1.

^[xxi] Tsygankov A. P. If Not by Tanks, then by Banks? The Role of Soft Power in Putin’s Foreign Policy  // Europe-Asia Studies. 2006. November. Vol. 58. No 7. P. 1084.

^[xxii] Никонов В. Хранитель Русского мира // Стратегия России. 2011. № 3.

^[xxiii]Сондерс Р. Национальность: киберрусский // Россия в глобальной политике. Июль – Август 2004. № 4.