Грозовой горизонт. Данайский дар

Вадим Давыдов

Где-то к началу 30-х британской элите, бестрепетно и неумолимо здраво оценившей перспективы вверенной её попечению Британской Короны, стало ясно, как божий день: удерживать Империю, Над Которой Никогда Не Заходит Солнце, прежними методами скоро — совсем скоро — будет невозможно. Империю в её существовавшем виде необходимо было подарить. Кому-нибудь, кого не жалко.

Но как же это сделать? Что, просто взять и объявить: дорогие партнёры, враги-друзья-соперники, с понедельника Британской Империи не существует и вместо неё вводится… ну, скажем, «Содружество наций». Ура! Налетай, подешевело!

Смешно, правда?

Нужно было разделить великое имперское наследство между врагами-друзьями-партнёрами-соперниками. Но разделить не «по-честному» и уж тем более не «по справедливости», а так, чтобы врагов-друзей-партнёров-соперников максимально ослабить и связать по «рукам» и «ногам», вручить им вместе с наследством такие «подарки», чтобы у них болело всё — от «корней волос» до «кончиков ногтей». Чтобы они выли и стонали на тысячи голосов, чтобы их рвало, трясло и лихорадило, чтобы земля горела и взрывалась у них под ногами, чтобы ни дна им, проклятым, не было, ни покрышки. Чтобы «наследнички» и дня не могли прожить без посредников, решателей, регулировщиков и советников — «бывших» хозяев. Чтобы стать для «наследников», таких крутых и самостоятельных, незаменимыми. Чтобы проклинали, ненавидели, мечтали сожрать с потрохами, отутюжить и превратить в котлован — а обойтись не могли. Уйти, чтобы остаться.

И Британия взялась за дело. Начался новый раунд Великой и Вечной Игры.

Она идёт с тех пор, как появились протогосударства в виде античных империй. Она шла между греческими полисами, между их союзами и Персидской империей, между Карфагеном и Римом. Шла всегда, и всегда шла по правилам, неизменным во веки веков: проигравший из Игрока превращается в Фигуру. Иногда — с прописной буквы, но чаще — со строчной.

Кто же эти Игроки? Государства? Элиты? И да, и нет. Это сила, вездесущая и персонифицированная в тысячах лиц. Они ведут Игру, «облаченные в государство, как в мыщцы и панцирь», они его «разум» и «душа», «плоть» и «кровь». Они «сливаются с государством в единое целое, так, что их воля становится волей миллионов людей. Это не принуждение, понимаемое буквально как «насилие государства», как «подавление» — это нечто гораздо более сложное, страшное и прекрасное одновременно: это резонанс. Этот резонанс синхронизирует стремления и надежды отдельных человечков и направляет их в свою цель, и если ему «нужно» — он ломает человечков и вовлекает их, делая свою цель — их целью. Те великие и невидимые, способные на такие чудовищные, непредставимые для обычных человечков вещи, посылающие на смерть тысячи ради спокойной и сытой жизни миллионов, — их как бы вовсе не существует. Политики, партии, депутаты и лобби — всё это ширма и туман, маскирующий суть. Нас всех убеждают, что их на самом деле нет и не может быть, что всё, ими создаваемое и созданное, происходит «само по себе», что это «законы истории», «объективные мировые процессы». Что никого ни в чём нельзя обвинить. Некого ненавидеть, некому сопротивляться, не у кого требовать. Это раньше король сидел в замке, а теперь и парламент смени — всё равно концов не найдёшь. А когда хотят обвинить, обвиняют не тех, и на скамье подсудимых оказываются куклы, марионетки, ничтожные существа — люди, потные люди с обвисшими щеками и мягкими животами, трясущимися руками и бегающими глазами. Как в Нюрнберге. Никого нет. Некому жаловаться и не на кого. Прочь, зеваки, идите и занимайтесь дальше своими делами. Которые «ваши» только до тех пор, пока государство не затребует вас к себе — со всеми «вашими» «делами», душой и имуществом, детьми и кошкой на подоконнике. Будьте готовы. Всегда готовы? Ну, то-то.

Есть отличная метафора, сравнивающая реальность с луковицей: снимешь один слой в надежде добраться до сердцевины, а там — ещё один, и ещё один, и ещё. Но на самом деле всё гораздо хуже: «даже если сорвёшь все покровы до единого и доберёшься до сердцевины, она окажется всё тем же луком, — нет никакой надежды добраться до ананаса, снимая шкурку за шкуркой с луковицы».

Если мы — под этим углом зрения — посмотрим на то, как менялась политическая карта мира начиная с третьей четверти ХХ века, мы обнаружим, что Великобритания, уходя с исторической сцены в качестве зримой Империи и становясь Империей незримой, оставляла своим «наследникам» — США и СССР — целые гроздья «подарков». И первым таким «подарочком» стала Вторая Мировая война.

Британцы инструментализировали всё, что могли инструментализировать в Европе, и стали архитекторами грядущей войны. Разумеется, свалив вину за её развязывание на других, приняв положение жертвы агрессии. Империя Добра. «Наше дело правое».

«Англичане известны отсутствием совести в политике. Они — знатоки искусства прятать свои преступления за фасадом приличия. Так они поступали веками, и это настолько стало частью их натуры, что они сами больше не замечают этой черты. Они действуют с таким благонравным выражением и такой абсолютной серьёзностью, что убеждают даже самих себя, что они служат примером политической невинности. Они не признаются себе в своём лицемерии. Никогда один англичанин не подмигнёт другому и не скажет: «ну, мы-то понимаем, что имеется в виду». Они не только ведут себя как образец чистоты и непорочности — они себе верят. Это и смешно, и опасно».

Д-р Й. Гёббельс

Почему так нервничает умница и неотразимый сердцеед, лучший пропагандист своего времени? Потому, что ему нечего этому противопоставить. Переплюнуть британцев нельзя: абсолют — это абсолют. Империя Добра. Добро — это то, что хорошо для Британии.

В настоящий момент. Сегодня — социализм, завтра — капитализм. Сегодня — война, завтра — мир. Сегодня — иметь колонии от восхода до заката, завтра — не иметь. Что хорошо, то и добро. Вот оно — рацио, возведённое в совершенство. Мораль? Мораль — для человечков-подданных, чтобы ими можно было управлять. Заставлять их творить добро для Британии. Сегодня — одно добро, завтра — другое. И так — изо дня в день. До конца времён.

Только кажется, что эта война стала результатом «неуправляемости процессов». Если хотите, процессы довели до такого состояния неуправляемости, чтобы война началась. Она была необходима для того, чтобы избранный наследник — США — стал достаточно сильным и способным поднять ношу «выморочного наследства». И США, конечно, знали о том, какая роль им предназначена. Но взять её на себя целиком — в одиночку — США готовы не были. Им нужен был партнёр. Прежде они полагали, что таким партнёром будет оскальпированная, но живая Британская империя, и даже собирались провести с ней спарринг-войнушку, чтобы обеспечить нужный для партнёрства тримминг и шейпинг, но Лондон отчётливо дал понять Вашингтону: нет, не будет этого. И Вашингтон принялся лихорадочно оглядываться вокруг в поисках того, кто сможет. Кого не жалко. И нашёл. Товарищи из Москвы, подпрыгивая и суетливо тряся вздёрнутыми в ученическом жесте руками, закричали: «Мы! Мы! Дайте нам! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Мы готовы! Всегда готовы!»

Ну, раз готовы, улыбнулся во все свои сто шестьдесят четыре крокодильих зуба дядя Сэм, welcome aboard. Добро пожаловать в партнёры. Получите тысячу пятьсот заводов, без счёта паровозов и пароходов, вездеходов и самолётов. Расписка? Распишетесь потом. Потом и кровью. Скольких миллионов? Ну, это уж сколько получится. Мы же партнёры, какие между своими счёты?

Так вместо того, чтобы воевать на два фронта — против США и СССР, превращаясь в обезлюженную пустыню — Великобритания воевала с гитлеровской Германией. Воевала в основном Россией и Америкой, но воевала, тем не менее, искренне: на Лондон и Бирмингем падали настоящие бомбы, в огне и под обстрелом гибли настоящие люди. Конечно же, на порядки меньше, чем могли бы погибнуть, сражайся Британия с «наследниками» напрямую. Вторая Мировая закончилась победой Великобритании. Всё произошло так, как она планировала. Разумеется, речь не о цифири — запланировали, что война будет стоить столько-то, а вышло дороже (или дешевле). Цифирь — это ерунда. Не царской это дело — циферки выводить. И вы не дайте сбить себя с толку цифирью. Попытайтесь увидеть картину целиком, подчините себе пространство и время. Сделайте, как я — сядьте в воображаемую ракету, отправьтесь к Сириусу и посмотрите оттуда. И вы увидите то же самое, что вижу я. А, возможно, даже больше — ведь я далеко не самый умный среди вас.

Следом за Второй Мировой на головы «наследников» посыпались новые подарки — в виде «парада суверенитетов». Каждая мартышка на каждом дереве, слегка обученная кривляться, подражая истинным джентльменам, возомнила себя субъектом мировой политики. Точнее, истинные джентльмены, похлопывая мартышек по плечикам, подсказали им: а возомните-ка! И вам — утешение, и нам не вредит. А кому повредит, тот пусть с этой проблемой и разбирается. А мы — поможем советом, конференцию созовём, дадим кредит — из ваших денег, положенных в наши банки. Тяжело? Вестимо. А кто обещал, что будет легко?

И бедные СССР с США только тем и занимались, что пытались с этими суверенитетами разобраться. А ведь им при этом ещё и друг с дружкой приходилось грызться. И захочешь — не позавидуешь.

Знаете, что такое этот ваш ненаглядный суверенитет — чужой, разумеется, а не свой собственный — для державы вроде США или СССР? Сплошная головная боль. Головняк, как выражаются граждане нетрадиционной правовой ориентации. Камешек в ботинке — и это в лучшем случае. А то и — гвоздь сами знаете где. Вредная вещь, одним словом.

Вот поэтому Империя, покидая контролируемое ею до поры пространство, съёживаясь до размеров «национального государства», как это случилось, по мнению некоторых недалёких наблюдателей, с Великобританией, стремится оставить за собой территорию, усеянную «суверенитетами», как поле — драконьими зубами. Помните знаменитое ельцинское «пусть берут столько суверенитета, сколько смогут проглотить»? Думаете, он это с пьяных глаз ляпнул? Ха-ха три раза! Старый лис знал, что говорил. Понимая, что «союз нерушимый» удержать не удастся, он хотел одного: окружить уставшую, изнемогающую Россию частоколом полыхающих «суверенитетов», — так, чтобы прочим державам (и не очень) ничего не оставалось иного, кроме как — хочешь, не хочешь, а надо — удерживать самостийные похоти в узде. Нам бы ночь простоять да день продержаться, раны зализать, отлежаться, а там мы своё наверстаем — так думалось, загадывалось, чертилось на шахматной доске в шесть миллиардов фигур. Не вышло? Не сдюжили? Не сумели выдержать темп и накал Игры? А может, рано ещё судить? Государства живут долго, а лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстоянии. Длиной в столетия.

«Так не доставайся же ты никому!» Опомнившись от алжирского кошмара, подобно Британии повела себя и Франция, за которой последовали бельгийцы и португальцы — удерживать свои колонии в разворачивающемся «хаосе» им было не под силу. Словно гнойные пузыри на зловонном болоте, вспухали и лопались, распространяя вокруг себя смертоносные миазмы, «суверенитеты» биафр, ангол, мозамбиков и прочих мьянм. «Суверенитеты», не годные ни на что, кроме торговли богатствами своих земель за бесценок, едва ли не за стеклянные бусы. «Суверенитеты», плодящие произвол, беззаконие, беспросветную нищету, коррупцию и смерть, смерть, смерть — везде и повсюду.

Впрочем, чему удивляться? Такой «суверенитет» вполне устраивает Империю. Ведь стабильность и мир — это её фирменный товар, и продаёт она его дорого. Дороже денег.

Война — это когда империя усмиряет варваров. Мир — это когда варвары воюют друг с другом.

Кто сказал — не помню. Но сказал тот, кто понимает, что к чему устроено в этом мире