Чарлик ( из серии "Братья наши меньшие")

                                         Чарлик

   От чумки пропал у нас маленький кутюшок Сёмка, как ни пытались мы его спасти. В том году эта собачья болезнь  заглянула во многие дворы. Остались мы без сторожа, а главное, без забавы. Прихожу однажды с работы, а в коридоре сидит маленький чёрный кутёнок, привязанный узкой лентой к ножке стула. Жалобно так смотрит ещё не расширенными маслянистыми глазками. На тумбочке записка: «Мама, покорми со-баку». Собака, величиной с варежку, терпеливо ждёт и следит за каждым моим шагом. Жадно лакал молоко, насытившись, поднял свою мордочку, всю в белых капельках,               облизывается сидит. Освобождённый от «верёвки», начал обнюхивать углы. Понятно, зачем они ему понадобились. Взяла рукой под брюшко и вынесла во двор, посадила  около спиленного дерева. « Понятно, хозяйка», - сказал он всем своим видом и, опус- тив задок,  сделал лужицу. Оглянулся на своё творение, понюхал, - может, пригодит -  ся? - дважды смешно дрыгнул задней лапкой, пытаясь засыпать следы преступления,  и поковылял опять к тому месту, где его кормили.

    Пришёл сын и сказал, что «бульдога» зовут Чарлик и что он такса, смешанная с дворнягой. Я немного была разочарована: не привлекали меня эти длинные  коротконогие  телохранители. Иная раскормленная псина бежит на поводке у хозяина, ножки кривые, брюхо чуть ли не по земле волочится. Не за что глазу зацепиться. Мечтала я о пекинеске с приплюснутой мордочкой. Но куда же теперь этого девать? Дарёному коню в зубы не смотрят. Чарлик рос в длину, ну, думаю, таким уродливым и останется. Потом как-то сразу поднялся на ногах, видимо, сработали гены дворняги. И получилась очень даже симпатичная псинка: без подпалин, как у чистокровных родителей, чёрная, с торчащими локаторами -ушами. Месяца через три Чарлик начал проявлять охотничий нрав: стал гоняться за воробьями, в саду и огороде яростно разрывал кротовые кучи. Работает, бывало, лапами до изнеможения, часто просовывая нос в нору, потом притихнет, понюхает — и опять за дело. Во двор уже не бежит, а еле ковыляет, на носу ком земли прилип, из пасти красный язык свисает.

    Почувствовав всеобщее уважение к себе, стал шкодничать, зазнался, стало быть. По пятницам я приезжала домой на выходные из города. Перед отходом электрички успела купить в магазине  приличный кус прессованного мяса — дома холодильник был пустой. Всю дорогу дразнил меня, изрядно  проголодавшуюся, аппетитный аромат заморского продукта. Наконец-то я дома. Отрезала кусочек — вкуснятина! Не жирное, хорошо откусывается. Но вот досада, на кухне ни кусочка хлеба. Час поздний, магазин уже закрыт. Пойду, думаю, попрошу у тёти Кати, нашей соседки. Вернулась быстро. К столу — а он пустой, нет мясца. На полу нож валяется; пробовал, наверное, отрезать, оставить хозяйке хоть немного — не получилось, пришлось утащить целиком. Под ложечкой засосало от голода, и злость и обида в душе. А сама думаю: ну отчего же не стащить такое пахучее лакомство? Дверь открыта, около стола гостеприимно стул поставили — бери-не хочу.

    Вышла во двор. «Чарлик, сволочь, выходи»! В палисаднике зашевелился куст, и оттуда вынырнула чёрная колбаса, изрядно поправившаяся — ну-ка, слопать шестьсот граммов импортного мяса! Бежит, приветливо машет хвостиком: «Что угодно, хозяюшка? Готов во всём повиноваться...». Я молча замахнулась веником. О господи, да что это с ней? Никогда не видел её такой злой! Боком отскочил в сторону, пяля на хозяйку перепуганные глаза. Из-за мяса, что ли? Ну съел я его нечаянно... Что ж, убивать меня за это?

     В углу была привязана Альма, которую сын оставил на время командировки. Интересная смесь овчарки и колли. Сидит, выставив впереди высокие рыжие ноги, голова набок, наблюдает, что это у них за скандал такой. Вот и нырнул Чарлик в укрытие, уселся между ног, трусливо выглядывает. Ну ты же не станешь бить Альму веником? Она большая, может и постоять за себя. 

    И смех, и грех. Посмотрела на эту парочку, бросила веник и пошла на кухню. Что уж так расстраиваться, картошки-то можно нажарить? А мяса с твоей комплекцией надо употреблять поменьше. Так что всё — к лучшему.

     Собачья чума бродила в наших местах долго, и пришла она снова к нам , теперь за Чарликом. Перестал, бедный, есть, от жара залезал в таз с водой, долго стоял, тяжело дыша. Пробовали заливать красным вином, простоквашей — ничего не помогает. Начал прятаться от нас в кусты, помирать собрался, наверное. Позовёшь — не вылезает, только хвостом машет, где веточки зашевелятся, там его и найдём.

     Работал у нас молодой ветеринар, Рома Смоленский. Отзывчивый парень, по-настоящему любивший животных.

 -Рома, голубчик, спаси собаку, так привязались мы к кобельку, не представляем без него своего двора.

- Ну покажите, где он у вас.

     А он тут как тут. Лежал же, не отзывался, но, почуяв чужого, приковылял-таки, мол, хоть и помираю, а двор охранять надо. Лаять уже не может, подошёл к ноге гостя, задрал ножку и пописал на Ромкину туфлю.

-                        Не  такой уж он и умирающий, - смеялся Рома.

        Не поленился парень, пошёл на конюшню, взял шприцем кровь у лошади, смешал с каким-то составом, после отстоя получилась прозрачная розовая сыворотка, которую он уколол собаке.

-                                                Вечером сделайте укол сами, - сказал он, осторожно поставив пробирку в стакан.

- Наберите аккуратно, чтобы не смешать с осадком.

-                                                Так и сделали. На дворе ночь. Жив наш любимец или придётся его завтра закопать в саду? Чуть забрезжило, стала смотреть в окно флигеля во двор. Около стены дома стояла сетка-кровать, где на подстилке ночевал Чарлик. Смотрю, подошёл — и прыг на неё, легко так; свернулся клубочком и застыл. Спит, значит! Ночь не спала от волнения, теперь же не могла уснуть от радости. Спасибо Роме, не зря учился, знает своё дело.

    Чарлик ещё долго жил у нас, продолжая радовать и огорчать хозяев своим поведением. Жаль было привязывать его — сидел такой обиженный, даже есть отказывался. Двор у нас загорожен со всех сторон, нет-таки, найдёт лазейку и убежит на целый день. Слышим, стучат дети в калитку:

-                        А ваш Чарлик на базаре сидит.

-                        Благо, рынок от нас недалеко, минут пять ходьбы. Приходим. Уселся, попрошайка, около прицепа с мясом, смотрит на покупателей просящими глазами. Рядом валяются несколько кусочков сала — это мы не едим. Нам бы мясца нежирного...

-                        Чарлик, собака поганая, а ну домой!

       Поджав виновато хвост, не сопротивляясь, потрусил через дорогу. Сидит у калитки, терпеливо ждёт.

       А то забежит в продуктовый магазин. Усядется посередине, усердно подметая пол хвостом, и ласково так заглядывает каждому в глаза. Кто печенье бросит — но пусть оно полежит пока , - а вот если нежадная тётя колбаски откусит от палки кусочек, за это ей спасибо. Прибежит домой — и сразу к воде, жажда замучила беднягу. Каша стоит в кастрюльке нетронутая, а хозяева опять в тревоге — не заболел ли. Чтобы не умер с голоду, кладут рядом куриный пупочек или крылышко. Ладно уж, съем, чтобы вы спать мне не мешали.

-                        Утром развесёлая, взбудораженная здоровьем и сытостью псина бешено гоняется за воробьями и, разогнав ненавистных чиркунов, нарезает круги по двору, утробно рыкая в такт коротким быстрым прыжкам. Хозяева в радости и умилении: слава богу, резвится, не больной, значит.

-                        Наступило собачье возмужание, и потянуло Чарлика на поиски подружек. Прорыл под забором дыру и мотанул через речку на другую улицу. Чужой хозяин не выдержал наглого поведения кобеля, поломавшего в палисаднике кусты нежного декоративного мака, и пальнул по нему из пугача мелкой рваной дробью. Что ж такое? За что меня убивают? Звери вы на двух ногах, а не люди! Сучку держите и думаете, что кобели к ней не прибегут?

-                        Как ни больно, а добираться домой надо, не под забором же умирать? По своему огороду уже полз на животе. Добрался-таки. Грязный, мокрый, лёг около будки, безразличный ко всему: к ласкам хозяйки, к мясу и молоку. Только иногда лакал воду. Крови нигде не видно, нос сухой и горячий. Лежал неделю. Но победила жизнь. Сначала медленно передвигался по двору, потом стал учиться бегать, но уже не прыжками, как раньше, а семеня всеми ногами. В общем, оклемался. Когда хозяева увидели, что Чарлик опять трудится под забором, да так усердно, что земля веером от ног летит, решили, чтоб остался живым, посадить жениха на цепь. Сколько же обиды было в его глазах!  Люди, люди! Что творите? Вас бы привязать за шею верёвкой, вы бы сразу начали кричать: «Свободу человеку»!  А собаке, получается, она не нужна? Я, конечно, не какая-нибудь там Каштанка, слабый собачий пол, и всё же: так жить нельзя, лучше застрелиться.

-                        Хозяева, жалея страдальца, расширили пространство Чарлика  до двора, сделав калитку в сад и огород. Дед тщательно заделал в заборе даже щели и проложил по всему периметру кирпичи и камни, чтоб не рыл. Ночью за хитрым, на всё способным ради воли кобелём не уследишь, стали отвязывать только днём.

-                        Сыну понадобилось взять у нас машину. Дверь в гараж и гаражные ворота открыли дорогу прямо на улицу. Ею и воспользовался Чарлик. Не прошло и часа, как дети прибежали к нашему двору: «Вашего Чарлика машина задавила».

-                        Чистая, лоснящаяся шерсть, нигде ни ссадины, ни кровинки, а тело обмякло и провисло между руками. Положили на траву. Судорога перекатно прошлась по всей длине — и всё. Зарыли Чарлика в саду под вишней, где всегда самосевом всходят и цветут астры. По двору уже бегает  другая собака, но в саду есть Чарликово место.

-                         Март, 2012 г.