"Похоже, что по календарю майя конец света все-таки настал. У нас в стране точно"

Член Общественной палаты и лидер движения "Сопротивление" Ольга Костина рассказала PublicPost, почему сейчас все кинулись защищать детей, как их надо защищать на самом деле, почему и в каком виде нужна ювенальная юстиция и что у нас не так, как в Америке.

— В последнее время детей хотят защитить от всего: от информации, не соответствующей возрасту, от табака, от "пропаганды гомосексуализма". Как вы думаете, почему детей сейчас стали так активно защищать? 

На мой взгляд, есть несколько причин. Очевидно, что сейчас политический тренд задан. Политическое руководство страны сочло необходимым погрузить общество и государство в эту тематику. Я надеюсь, что за этим глобально стоит президент Российской Федерации. Он ратифицировал эту национальную стратегию в интересах детей, которая была подписана в прошлом году. С кем-то он это, безусловно, обсуждал, с каким-то коллективным разумом в администрации и в правительстве. Но то, что именно он задал этот тренд национальной стратегии, — совершенно очевидно.

Второй аспект — это наша реальность. Количество скандалов вокруг сиротских историй и просто вокруг семей с асоциальными родителями зашкаливает. Через день то педофилия, то мама с папой два алкоголика — дом сгорел, дети на улице.

— Считаете, что по сравнению с серединой 2000-х ситуация ухудшилась?

С одной стороны, что позитивно, следственные органы стали чаще фиксировать и раскрывать эти дела и чаще сообщать о них в СМИ. Такие преступления перестали замалчиваться — отсюда у нас ощущение роста этого вида преступлений. Нам просто чаще стали об этом говорить.

С другой стороны, имеют место и политические, и общественные спекуляции, потому что детская тематика, особенно связанная со страданиями и насилием, всегда приковывает внимание зрителей. На эту тему можно выступить и собрать бонусы.

Любому человеку — тому, кто за "закон Димы Яковлева", и тому, кто против — совершенно очевидно, что с того момента, как этот документ был озвучен и внесен, понеслась по всем каналам кампания про сиротство. Я смотрела репортажи все выходные, даже в Новый год — в каждой программе обязательно что-нибудь про сироту, про усыновление. А ведь политическую задачу надо решать законодательными и исполнительными мерами, а информационное сопровождение должно быть только фоном.

— Ужесточить наказание за преступления против детей до пожизненного, с чем вы к Плигину обратились, это ваша личная инициатива?

Да. И я, честно говоря, предпочитаю индивидуальную ответственность коллективной. Когда я обратилась с инициативой, то имела в виду конкретную вещь. Не вообще все преступления, а ситуации, когда человек (если такое существо можно назвать человеком) совершает нападение на ребенка, сопряженное с истязанием и убийством.

Как пример — недавняя история с похищением 8-летней девочки в Воронежской области. Нападавший, как известно, с судимостями. У нас ресоциализации заключенных в стране просто нет: они выходят в чисто поле, админнадзор над ними не работает, на работу их никто не устраивает, они начинают бухать, болтаться по улице, вести себя асоциально и в итоге нападают на ребенка.

Вторая категория нападающих — психические больные. Мы все печемся об их правах, кричим: "Не смейте их трогать, они больные люди, у них права!" А у здоровых нет никаких прав? Пятилетнего Богдана Прахова во Владимирской области убил персонаж, который до этого нападал на восьмилетнего мальчика с ножом. Он тогда был признан невменяемым, поэтому в тюрьму не сел. И на принудительное лечение его тоже почему-то не отправили.

— Ужесточения наказаний будут происходить, а что планируется делать с помощью жертвам?

С жертвами я работаю восьмой год. Во всех странах государство уделяет им значительное количество заботы. В нашей стране — никакой. Мы сейчас боремся и доборолись до того, что Ирина Яровая внесла законопроект, который должен расширить права потерпевших в уголовном процессе, предоставить им защиту.

Возьмем историю про ребенка, которого сожитель мамы изнасиловал, потом бил головой об землю, а затем выбросил в речку (дело Кости Юрова из города Шахты Ростовской области — PublicPost). Костик — молодец, выжил, но ему в голову нужно вживлять пластину, еще что-то зашивать, заделывать. Год мы как-то справлялись, какие-то талоны ему доставали. В Шахтах гениальный волонтер — все бросила и посвятила себя этому пацану, потому что мама у Кости полуасоциальная, живет в бараке, его там даже оставить нельзя было. И только мы договорились обо всем, как в начале года нам заявляют: "Мы вас поставили в очередь на реабилитацию в Санкт-Петербург на 2014 год". А Костя не может до 2014 года ждать, ему сейчас нужно! Вот чего происходить не должно.

Костя Юров. Фото: 1tv.ru

— Я правильно понимаю, что масштабная кампания по защите детей идет несколькими путями? Сейчас будет решаться проблема криминальных преступлений, а затем, в долгосрочной перспективе, — домашнего насилия?

Да, проблему домашнего насилия надо решать очень осторожно. И мы (Общественная палата — PublicPost) все-таки собрались, переформатировали задачу, теперь она будет называться "Об общественном контроле за реализацией семейной политики".

Мы пытаемся выработать систему, которая бы не только контролировала (у нас же любят карать), а приучала бы к социальной ответственности. Это должно было быть или содействие, или сигнал о нарушении.

— А что борцы с ювенальной юстицией? Наверняка есть те, кто активно вам противодействует.

Ну конечно, такие есть. Они были и когда мы работали над законом об ОНК (Общественная наблюдательная комиссия — PublicPost) в детских учреждениях. Товарищи борцы с ювенальной юстицией бегали по Думе, рвали волосы, писали письма. Я двоим потом высказала все, что о них думаю, больше их в Палате не видела. Просто сказала: "Больше вас не пущу! Если еще раз вас тут увижу — просто выставлю и объясню всем почему".

Я хочу нашим товарищам ювенальным предложить создать православно-патриотический союз юристов "Страшный суд". Мне кажется, они уже в шаге от того, чтобы отменить Уголовный кодекс. Есть публика, которая рассказывает, что надо жить по закону Божьему: "Бог дал — Бог взял", "Убоится жена мужа своего" и так далее. Я им говорю: "Вы идиоты! Вы не понимаете, что слово "убоится" значит не побоев убоится. Это как бояться Бога — бояться его обидеть".

Мне вся эта псевдодискуссия вокруг ювенальной юстиции уже вот где! Дискуссия — это когда у людей есть мнение, а у других есть контрмнение. А у нас одна дама ходит из одного круглого стола в другой и заявляет, садистка розовощекая, что не нужно никаких законов, не нужно никакой профилактики домашнего насилия, потому что его якобы нет — 4% всего.

— Да, Ольга Леткова, член Центрального совета Ассоциации родительских комитетов и сообществ, заявляла об этом на прошлом круглом столе. А откуда вообще берутся статистические данные? На вашем сайте, например.

У нас цифры Следственного комитета или прокуратуры, своих исследований у нас нет. А вообще про цифры давайте мы зададим вопрос компетентным органам. Я-то ответ знаю. Нет у нас статистики. Мы понимаем, что явление есть, а объем явления мы не знаем. Вот мы ругаем Соединенные Штаты, а у них есть статистика. Представители Госдепа были у меня перед последними трагическими событиями. Они честно сказали, что у них колоссальное количество преступлений против детей, в том числе в семьях.

— А что еще у нас по этой части не так, как в Америке?

У нас меня больше всего бесит полярность. Одни говорят, что нужно все поставить под контроль государства, потому что кругом одни алкоголики, наркоманы и нормальных людей вообще нет. А другие требуют беречь святость семьи — пусть там бьют, насилуют, делают что хотят. А ведь истина лежит посередине.

Градус мракобесия, к сожалению, подкручивается и государственной машиной. Борьба за детей стала востребованной, под это можно деньги получать, марши организовывать, должности занимать. Вон Павел Алексеевич (Павел Астахов, уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка — PublicPost) заговорил о министерстве. К сожалению, на любом фоне, даже на том, который поднимает общественность, всегда быстро появляются различные политические спекулянты и пытаются ситуацию оседлать с какими-то своими целями. Но я не думаю, что это страшно. Это надо просто пережить.

— А если говорить о профилактике насилия, нет ли идеи в школах организовывать программы, где детям рассказывали бы про насилие, учили бы его распознавать?

С этим у нас тоже все очень сложно. Потому что как только вы выступите с такой инициативой, вам скажут: "Ага! Значит, вы будете учить Павликов Морозовых, чтобы они приходили и стучали на родителей?" И опять начнется эта сказка-неотвязка с ювенальной юстицией.

— А вы сами что думаете о ювенальной юстиции?

Ювенальная юстиция (по классическому определению, которое есть даже на сайтах борцов) имеет два аспекта. Первый аспект — это прохождение ребенка через систему правосудия. Аспект, из-за которого убиваются наши правозащитники и борцы с ювенальной юстицией, — это когда, как они говорят, ребенок стучит на родителей. Медицинский факт, что в ряде европейских стран ребенок и его сохранность важнее сохранности семьи. Там действительно существует целый ряд мер, которые позволяют изъять ребенка из семьи, передать другой, приемной. Вот это то, что наши борцы называют ювенальной юстицией. И мне было стыдно и страшно слушать, когда они взвились у нас на Координационном совете при президенте по реализации Национальной стратегии и Валентина Ивановна (Матвиенко, председатель Совета Федерации — PublicPost) стала говорить: "Нет! Что вы? Мы сейчас всем объявим, что никакой ювенальной юстиции!" Да как же никакой ювенальной юстиции, когда она у вас вписана в национальном плане?

Вы наверняка знаете, что Госдума выступает, пока осторожно, за снижение возраста уголовной ответственности до 12 лет. Но к весне готовьтесь — они будут выступать на эту тему, как бешеный принтер, в своей нынешней традиции.

Снижение возраста в принципе не катастрофа, в некоторых странах даже с 10 лет уголовная ответственность. Но там этот возраст ответственности и сама ответственность обложены определенными процедурами, позволяющими социализировать ребенка. А у нас ничего этого нет. Потому что это что? Ювенальная юстиция. И мы будем что делать? Милиция и ФСИН из семьи будет изымать — и в тюрьму.

Ольга Костина. Фото: er.ru

— А можете попробовать дать прогноз? Когда у нас сдвинется с мертвой точки решение проблемы домашнего насилия?

Нет, за прогнозы браться я не буду. Мы проходим сейчас такой период, когда нас выпустили и сказали: "Давайте участвуйте все в жизни государства, пишите законы, участвуйте как общественность". Но пока мы, на мой взгляд, находимся во власти политической истерии, а не конструктива. Возможно, это необходимо, чтобы мы проорались, выпустили из себя яд, обнаружили все свои сомнения. Может быть, после этого, если кто-то из нас выживет, мы сможем что-то выстроить.

— То есть вы хотите добиться того, чтобы у системы, в которой мы существуем, было человеческое лицо?

Да, я призываю наше государство провозгласить эту уголовную доктрину ровно за одним: мы должны сказать всему обществу, что главная ценность — это человек. Не государство, не устои, не традиции. Пусть меня съедят с дерьмом, я все равно буду это повторять: человек — главная ценность. То, что его формирует, тоже очень важно. Но жизнь — как ребенка, так и взрослого — и есть самая основная задача. Если бы этот вектор преобладал везде, мы, может быть, и жили бы как-то по-другому. А то очень похоже, что по календарю майя конец света все-таки настал. У нас в стране точно.