Любовь

ЛЮБОВЬ

Ничто не делает ужин таким вкусным, как отсутствие обеда.

М. Жванецкий

Люба сидела в кресле с закрытыми глазами. Нет, она не спала, просто задумалась. Вот так, сомкнув веки, лучше мечтается — ничто не напрягает и не отвлекает: ни призывно щебечущие птички за окном, ни солнышко, начинающее пригревать по-весеннему тепло и радостно, ни, наконец, пушистые шапки кучевых облаков, принимающих самые разнообразные и причудливые формы.

Буйство фантазии поистине безгранично. В своих мечтах мы можем совершать то, что в реальной жизни себе никогда бы не позволили. Но вот в мыслях так приятно предаваться несбыточному и волнующему. Особенно девушке. Особенно весной. Люба не была исключением. 

Она сидела в кресле перед расшторенным окном с закрытыми глазами и рисовала себе самые невероятные картины — откровенные и беззастенчивые. 

Вдруг непонятно откуда взявшееся ощущение радости и счастья начало расползаться, захватывая её всю от кончиков пальцев на ногах до самой маковки. Сердце заколотилось чаще и сильнее. Дыхание стало обрывочно-коротким и горячим.

Люба уловила запах. Запах его, Семёна — вот откуда это чувство! Пахло свежескошенной травой, морским бризом и ещё чем-то неуловимо близким и понятным. Ведь это был его запах. Только его и больше ничей. Привычный и родной Семён... Сенечка.

Она почти физически почувствовала на себе его руки. Нет, губы! Они уже заскользили от её локтя, коснулись подушечек пальцев. Всех, по очереди. Не спеша. Волнующе и чувственно.

Слегка влажные, мягкие, но в то же время упругие и тёплые губы вызвали озноб, волной пробежавший у неё по спине и заставивший забыть обо всём на свете. Обо всём, кроме этих прикосновений.

Его горячее дыхание острыми искорками обожгло ладошки. Запах дурманил. Движения завораживали...

— Что ты со мной делаешь? — почти простонала Люба.

Семён не ответил. Он стоял за спиной. Она не могла его видеть. Только чувствовала.

А губы его уже нежили не прикрытые лёгким сарафаном плечи, затем перешли на шею и вот уже принялись покусывать мочку уха — горячо, мягко и слегка колюче.

— Ты невыносим! — шептала Люба. — Как так можно?..

Она открывала ему всю себя. Плохо понимая, что делает и что вообще происходит, Люба постанывала, покорно принимая любые ласки и потакая любым желаниям. 

Вдруг (опять это вдруг!)... ласки прекратились. Она застыла в растерянности.

— Что? Что случилось? — Люба не открыла глаза. Так не хотелось, чтобы исчезло то чувство, те ощущения.

— Ты где? Не уходи...

А он и не ушёл. Будоражащая шершавость колготок не помешала ей почувствовать на своих коленках его губы. Такие горячие, упруго-волнующие и умелые.

Теперь ощущения стали более тревожащими и глубокими. Начало сладко ломить внизу живота. Его руки принялись перебирать пальчики на ногах. 

— Какой же ты... — уже не стесняясь, открыто стонала она от удовольствия. — Не останавливайся!  

Люба не видела, но чувствовала, как горят её щёки. Озноб охватил её всю и, мешая дышать, захлестнул от переизбытка чувств и ощущений. Её не на шутку затрясло, она стала задыхаться, зашлась кашлем, и тут...

Всё слилось в один яркий, как молния, и мощный, как взрыв, всплеск всех эмоций. Люба вскрикнула жутко и протяжно. Все мышцы разом свело. Она не могла даже пошевелиться, лишь зажалась, свернувшись в комочек, впитывая и поглощая всё до последней капельки, до последнего глоточка...

Как сквозь сон, Люба услышала голос. Его голос. Семёна. Сенечки.

— Любовь, что с тобой?

Семён всегда её так называл, не Люба, не Любочка, а именно полным именем — Любовь. Может, хотел сказать этим что-то иное, но что именно никогда не говорил.

— Любовь, ты как?

Действительность медленно и как бы скрепя сердце возвращалась к ней. Не хотелось, очень не хотелось вновь оказаться в этом недобром и страшном для неё мире.

— Всё хорошо, Сеня... — дыхание постепенно выравнивалось, но её всё ещё бил озноб. — Сейчас пройдёт.

— Ты так кричала. Я в коридоре услышал, — Семён укрыл её ноги тёплым пледом. — Приснилось что?

— Не помню... — она почти не лукавила.

Разве можно помнить любовь и подаренные ею ощущения, чувства, да и глаза, руки, губы? Они или есть, или их нет. Всё остальное лишь ожидание, даже если оно затерялось где-то в прошлом или ещё предстоит в будущем.

— Сейчас пойдём гулять, — Семён взялся за ручки инвалидного кресла на колёсиках и покатил Любу к выходу. — Оденемся тёпленько... Всё будет, как в лучших домах.

«Любовь... — на глазах у Любы навернулись слёзы. — Теперь я знаю, что такое настоящая любовь, — чувствуя за спиной сильные руки санитара, размышляла она. — Ничего на свете не может быть прекрасней и желанней любви...»

Солёная влага, оставляя тоненькую дорожку на её щеке, крошечными капельками падала на пол. Семён катил свою подопечную на улицу, где призывно щебетали птички, солнышко начинало пригревать по-весеннему тепло и радостно и где пушистые шапки кучевых облаков принимали самые разнообразные и причудливые формы...