По наводке Захара Прилепина. Изучаю современную русскую прозу.

На модерации Отложенный

 

Наехал я тут недавно на свою старинную приятельницу на тему никчемности и бездарности современной русской фантастики. Наверное, наезд был обусловлен вредным для моего душевного спокойствия, поглощением дешевого чтива из серии «Метро 2033», а также неудовлетворения от беглого ознакомления с серией «Этногенез» как раз Анной Федоровной и рекомендованной.

   Покусился я на святое, получив в ответ рекомендацию не читать всякую метрошную постапокалиптическую муть, а ознакомиться с творениями более достойных авторов. Получил я внушительный список звезд русской фантастики, в числе которых были Алексей Пехов, Павел Корнев, Кира Измайлова , сам Вадим Панов и многие другие, наверняка, знаменитые в мире русской фантастики люди. Но проверить это я не успел.

   Во всем виноват Прилепин. Который Захар. И сайт «Русская жизнь», где знаменитый русский писатель опубликовал статью «Война творцам» (http://russlife.ru/allworld/read/voyna-tvortsam).

   Прилепин укоряет завистников и интриганов от литературы, уверенных , что все литературные премии раздаются по блату и за бабки. Типа «— Везде свои да наши, — говорят мне. — Свои двигают своих, нормальным людям туда нет хода.» Укоряет за все это, и при этом называет имена писателей, которые добились всего сами, а самое главное, что мне эти имена ни о чем не сказали.

   «Непорядок», решил я про себя и вместо заветного списка фантастов занялся скачиванием списка Прилепина. Сперва я попал на обладателя «Русского букера» за 2008 год Михаила Елизарова. Только начал знакомство с ним не со знаменитого «Библиотекаря», а с вещи не менее острой и провокационной, сборника малой прозы 2011 года «Бураттини. Фашизм прошел». Прочел залпом и выпал в осадок от восхищения сочным языком написания и удивительной игрой знакомыми вроде бы с детства вещами и понятиями.

Этнический диссидент попугай Кеша, сексуальный подтекст в противостоянии Зайца и Волка, Козленок-Антихрист, который всех посчитал, Хоттабыч как провидческое предупреждение об исламской угрозе, три масона-поросенка, «Снежная Королева» как протестантский поединок с гностическим мифом…

   «В конце сказки, когда низвергнут иудейский мир-театр Карабаса, победитель-«фашист» Буратино получает в награду свой мир-театр под названием «Молния». На занавесе изображен его сверкающий логотип – победная руна Зиг. Буратино с гордостью сообщает друзьям, что поставит пьесу «Золотой ключик», в которой сам же себя и сыграет, и прославится на весь свет. Кукольный фашизм прошел!»

«Адам-Шариков не выдерживает тирании и восстает против своего создателя – Лжебога Преображенского. В этом порыве он продолжает исполнять свою миссию заведующего подотделом по очистке. Он хочет зачистить Москву от Преображенских и Борменталей – преступно безответственных демиургов.»

Впрочем, что толку цитировать. Это надо читать. Надеюсь, я не сильно нарушу авторские права, если тисну здесь маленький фрагмент под названием «Убийство оружия». А «Библиотекаря» я тоже прочел с непередаваемым удовольствием. Но о нем позже. Подождет. Так же как и русские мастера фэнтези. Извините, это нея, это во всем Захар Прилепин и Михаил Елизаров виноваты.

P.S. После Елизарова я подряд проглотил «Купол» и «Затонувший ковчег» Алексея Варламова. Ну об этом я потом расскажу.

Убийство оружия

В начале двухтысячных я впервые увидел в оружейных магазинах «мертвецов». До того появилось оружие «надувное». Аналогия с секс-шопом напрашивалась сама. Газовые пистолеты и револьверы, повторяющие формы и пропорции своих настоящих огнестрельных собратьев, так же походили на оружие, как надувная растопыренная баба на настоящую живую женщину. Все это газовое и пневматическое изобилие навевало чертовское уныние. «Надувные» пистолеты даже пахли пошлым резиновым парфюмом, а не «человеческим» масляно-пороховым духом. Они напоминали глянцевую молодежь – шеренги селекционных кастратов, когда-то из гуманизма лишенных признаков пола и убивающей силы. Но даже эти, «надувные», еще были живыми – одушевленными слезоточивым газом или «пневмой».

Единственными представителями благородного оружейного сословия были гладкоствольные ружья – двуствольные, помповые, магазинные. Среди них аристократами красовались нарезные карабины – десятизарядные СКС…

И вот среди «ижей», «тулок», браунингов, ремингтонов и винчестеров появились «мертвецы». Они выглядели как живые: великолепный пулемет «льюис», герой Гражданской войны, отставные советские ветераны – ручной пулемет Дегтярева, автомат ППШ и «мосинка» – великие и скромные трудяги войны, родные до слез. Были наган, революционный «товарищ Маузер» в лакированной, похожей на протез ноги, кобуре, пистолет ТТ и даже обрусевший немецкий пистолет-пулемет Фольмера, именуемый в народе шмайсером – он тоже там был.

Помню радостное изумление. «Это что же?» – спросил я у продавца. – «Настоящие?» – «Настоящие». – «Продаются?» – «Да», – тот подтвердил. Лениво, равнодушно.

Тогда законодательство меняло шкуру раз в полугодие. Я на миг поверил, что просто прозевал поправки к закону об оружии. Ведь в той же Прибалтике боевые пистолеты доступны обычным людям…

Я глянул на ценники. Они скалили зубы. По всем меркам – дороговато. Но ведь маузер, ППШ, «максим» – культовое оружие, рок-звезды великих войн. Наверное, государство поиздержалось и решило уступить гражданам складские излишки… Правильный ход, давно пора…

«По охотбилету?» – уточнил я. – «Нет, в свободной продаже». – «В свободной? Нарезное? Короткоствольное? Автоматическое?» – я не поверил. – «Так они же не работают, – пояснил продавец. – Там стволы высверлены и залиты, и механика вся вынута. Называется ММГ – макеты массогабаритные».

Оружейный прилавок оказался мавзолеем. В нем покоились ММГ – Мумии Мертвых Героев, Мощи Мучеников Гуманизма – ММГ. Не просто мертвое, а зверски убитое оружие. Как, должно быть, стонал «дегтярев», когда палачи заливали ему в ствол расплавленный свинец. Страшно подумать, что пережил маузер, когда потрошили стальные внутренности… Холодные трупы ТТ, нагана, фольмера смотрели на меня остекленевшими лицами. Если бы на мне была шляпа, я б ее снял, как перед могилой…

Много лет назад я уже видел убитый пистолет. В пору моего октябрятского детства в нашем дворе водился изгой, ребенок по имени Арсений, рыхлый, щекастый, похожий на Плохиша. Наверное, благодаря этому Арсению я так не люблю обветшалых имен с отголосками рассохшегося, как старый шкаф, благородства; удушливых, как диванная пыль: Максимилиан, Вениамин, Модест, Юлий, Аркадий.

Арсений происходил из пятикомнатной квартиры добротной «сталинки», его дедушка был генерал. Арсению это все не помогало – мальчишеская иерархия двора не знала квартирного вопроса.

К генералу, впрочем, относились хорошо. Он обращался ко всем по-военному, наблюдал за нами и, может, думал, что его презираемый внук когда-нибудь станет верховодить в этих играх, потом вырастет, поступит в военное училище и продолжит семейную традицию.

Арсений часто говорил, что дедушка обещал ему подарить для таких вот игр в войну настоящий пистолет. Однажды-таки он торжественно вынес во двор маленький браунинг. Знал Арсений, что ему с браунингом все равно не побегать. По неписаному закону лучшее оружие доставалось всегда старшему поколению играющих, но это давало владельцу право на должность ординарца или иное привилегированное положение.

У нас тогда во дворе верховодил Валерка Мальцев – ему уже было пятнадцать. Помню, он принял в руки браунинг. Арсений в это время охотно рассказывал, как долго выпрашивал пистолет у дедушки, как тот согласился и, чтобы подготовить для внука пистолет, отдал его в казарменную мастерскую, где браунингу вырвали механизм и залили свинец в ствол…

Арсений вынес во двор обезображенный труп.

– Так что, – переспросил, еще не веря, Валерка, – он работал, а твой дед его испортил?!

– Да, – подтвердил Арсений, – для игры…

– Мудак он, твой дед! – зло сказал Валерка и зашвырнул пистолет в затопленный котлован, служивший нам летним водоемом. – И ты мудак! На хуй пошел отсюда, скотобаза!

Я помню, мы все молчали, подавленные убийством оружия. В тот вечер в войну никто не играл…