Карл Альбрехт: Причины и суть сталинского экономического хозяйства.

Все хозяйство Советского Союза направлено к единственной цели: подготовить Красную армию для грядущей мировой войны. Для этого сверхиндустриализация должна проводиться все более безумно-ускоренным темпом. О том, что тут часто отдавало фантазией, о том, что вместо здорового, разумно организованного, полноценного хозяйства возникал бесхозяйственный хаос, в Кремле никто не смел говорить. Там усыпляли себя цифрами...

При этом демагоги прекрасно знали, что данные Центрального статистического управления о производительности всех отраслей советского хозяйства неверны и ни в коем случае не совпадают с секретными твердыми данными высшего контрольного органа. В таком же вопиющем противоречии находились они и с совершенно очевидным хаотическим состоянием снабжения во всех его областях, как в области обеспечения трудового населения предметами широкого потребления, так и в снабжении промышленности и сельского хозяйства машинами, орудиями производства и инструментами.

В посвященных партийных кругах уже давно никто не верил всем этим статистическим данным разных наркоматов о мнимо высоком уровне производства. Все знали, что эти горы статистических данных имеют только пропагандное значение, и то только для иностранцев.

При рассмотрении контрольных цифр второй пятилетки в Центральном Комитете партии мнения различных хозяйственных и партийных руководителей разошлись, и дело закончилось нападками друг на друга. Каждый из заинтересованных наркомов пробовал, на основании своих «статистических данных», доказать дутую производительность и важность руководимой им отрасли хозяйства и тем оторвать от бюджета возможно большие средства на свою долю.

Уважаемый в самых широких партийных кругах за свою несколько холодноватую положительность Яковлев, впоследствии нарком сельского хозяйства, а тогда еще заместитель председателя Центральной Контрольной Комиссии, которого в то время все очень боялись, не смог, очевидно, сдержаться и воскликнул: «Вместо того чтобы заняться действительно печальным состоянием нашего хозяйства и озаботиться подысканием средств для его улучшения, мы только обманываем друг друга. Самое постыдное в этом – то, что мы все знаем, что каждый лжет, и, следовательно, мы сами себя совершенно сознательно обманываем!»

Во время моей долголетней совместной работы с целым рядом руководящих работников администрации и партии и при частных встречах я довольно часто высказывал мнение, что установленная сталинской генеральной линией сверхиндустриализация в конце концов приведет советский режим к гибели, к неминуемой, стихийной хозяйственной катастрофе. Я основывал свои опасения прежде всего на том, что, как было известно и высшим руководящим кругам, вследствие невероятного разбазаривания и хищнических способов добывания сырья очень скоро придет момент, когда стремительно и беспланово построенные «гиганты» первой и второй пятилетки останутся без него. Поэтому новая индустрия не сможет достичь полной производительности или уже через несколько лет будет вынуждена приостановиться из-за недостатка сырья.

Я знал, что такие же опасения с самого начала второй пятилетки возникли в самых осведомленных кругах хозяйственного руководства и причиняли много забот, что иногда высказывалось совершенно открыто.

Я говорил о том, что бессмысленно вызывать к жизни запланированные гиганты, которые потребуют невообразимого вложения капиталов, а также целую армию высококвалифицированных специалистов. Кроме того, для этого множества рабочих должны быть построены жилища, школы, больницы и электростанции, проложены улицы и проведен водопровод. Кроме того, должны быть налажены снабжение и распределение. Все это неминуемо приведет к невероятному повышению издержек производства.

На основании опыта находившихся под моим контролем лесопилок я утверждал, что гораздо умнее и хозяйственнее было бы капитально отремонтировать уже существующие заводы и обновить их и, таким образом, повысить на 100% их производительность, так как они могут работать еще десятки лет.

В качестве одного из многих примеров я привел жалкие результаты работы лесопилок Архангельской промышленной области. Эти лесопилки считались тогда самыми лучшими из всей очень плохо работавшей лесопильной промышленности.

В 1927 – 1928 гг. здесь было еще 33 лесопилки, в большинстве случаев высокопродуктивные, с 145 рамами (отчасти даже шведскими болиндеровскими быстроходными).

В 1927/28 хозяйственном году все эти рамы, вместе взятые, распилили на доски 3 099 000 кубических метров кругляка. При этом была достигнута жалкая цифра в 1 684 000 кубометров пиленого леса. Эта нищенская продукция, однако, далеко превосходила среднюю продукцию всей лесопильной промышленности СССР.

И все-таки эта цифра значила, что разрезанный на куски кругляк был использован только на 54% своей ценности. 46%, то есть 1 415 000 кубических метров ценнейшего круглого леса из года в год уходило на щепу. Часть его специальными пароходами вывозилась в море и выбрасывалась, поскольку невозможно было сжигать эту массу на колоссальных кострах вблизи лесопилок.

При этом дело шло об исключительно первоклассном строевом лесе, так как в то время на лесопилки доставлялся только совершенно чистый товар без сучков, то есть лишь нижняя часть срубленных стволов.

Мое предложение сводилось к тому, чтобы основательно модернизировать и использовать все существовавшие на территории РСФСР в 1927/28 г. лесопилки с их 1031 рамой, в том числе и 33 лесопилки Архангельской области, и таким образом привести их к нормальной продуктивности.

В этом году общая продукция всех этих лесопилок достигала только 9 332 000 погонных метров кругляка. Таким образом, и здесь выброшено было в щепу 6 550 000 кубометров первоклассного лесного материала!

Пройди мои предложения, в одной только Архангельской бухте годовую промышленность ее 33 лесопилок с их 145 рамами (которые, может быть, пришлось бы отчасти заменить новыми) было бы возможно поднять с 1 684 000 кубометров пиленого леса на 6 820 000 кубометров (при 2 сменах).

На основании этих и других сравнительных данных я указывал, что продуктивность всех лесопилок и деревообделочных заводов всего СССР, которых было около 6000, могла бы быть доведена до гигантской цифры. Эта продукция с лихвою перекрыла бы потребность в лесе всего советского хозяйства и намного увеличила бы экспортные возможности леса, если бы все эти предприятия были соответственно модернизированы и если бы были введены упорядоченные способы их хозяйственного управления и изменены жилищные и продовольственные условия для обслуживающего персонала и его семей.

Однако, как и многие до меня и после меня, я должен был скоро прийти к заключению, что я ораторствую перед глухими.

Обуянные неизлечимой манией величия местные и центральные партийные шишки желали промышленных гигантов – любой ценой! Нужно было показать окружающему капиталистическому миру, что значит большевистская государственная и хозяйственная стройка.

Еще в том же 1928 г. на одной только территории РСФСР было приступлено к постройке 149 новых лесопилок с общим числом в 582 рамы, которые к 1932 – 1933 г. должны были достичь соответственно высокой продуктивности.

Так было в области лесопильной промышленности, но не лучше было и в других, мною контролируемых отраслях: бумажной, целлюлозной, фанерной, мебельной, а также и в лесохимической промышленности.

Все мои предупреждения не привели ни к чему.

Партийные специалисты, работавшие в центральных государственных органах вокруг Рыкова, Сырцова и Пятакова, в особенности получившие образование за границей, были, конечно, твердо убеждены, что если что-либо и можно спасти, то только крутым и быстрым поворотом государственного руля.

Но Сталин решил иначе. Для него не было ни бесхозяйственности, ни убыточных предприятий. Он признавал только подобранные статистикой, раздутые в целях пропаганды цифры успеха, которые большевики раструбили по всему свету в качестве «достижений социалистического управления хозяйством». Он верил в то, что в советском хозяйстве все находится в полном порядке и что всякие неудачи объясняются или «трудностями роста», или «работой вредителей».

Для практической работы он сам никогда и пальцем не пошевелил. Фабрики и заводы Советского Союза он знал только понаслышке или по фототехническому репортажу, который ему преподносил Каганович. Действительные хозяйственные успехи Европы были для него только «паутиной лжи».

Ближайшее окружение Сталина давало самую широкую огласку этому его мнению. Со стороны руководящих партийных кругов провинции оно получило действенную поддержку.

Начиная с 1928/29 г. все больше и больше стали выдвигаться люди террористического и насильнического типа. Эти люди, не обладавшие никакими специальными познаниями и никаким государственным опытом, лишенные чувства всякой личной и социалистической ответственности, в революционные годы пришли в провинции к власти и в качестве «партийных шишек» владычествовали там неограниченно. Частью под влиянием собственного честолюбия, частью выдвигаемые своими партийными друзьями, которые надеялись в будущем занять их место или пользоваться их протекцией, многие из этих людей добивались выставления своей кандидатуры в центр и избрания в центральные органы партии и правительства. Как только им удавалось там укрепиться, они с ненасытным властолюбием захватывали в свои руки исполнительную власть в партии и в правительстве. Это они требовали проведения «гигантских планов». Всякое сопротивление этим дилетантам рассматривалось как «мелкобуржуазная отсталость», а впоследствии как «вредительство».

Организованное Сталиным вторжение этих грубых и безответственных неучей в партийное руководство привело к мании величия. С хорошо разыгранным энтузиазмом они соблюдали сталинский лозунг «догнать и перегнать» иностранную промышленность при любых условиях и во всех областях.

Деятельность этих сталинских «свежих сил» привела в конце концов к тем фантастическим замыслам индустриализации, которые, будучи практически малоценными, послужили только фактической и пропагандистской подготовке СССР к мировой революции.

При разработке и обсуждении первых планов пятилетки еще видны были границы, внутри которых должна была осуществляться промышленная стройка. Здесь была равномерность и взаимная связанность хозяйственных целей, как для разработки сырьевых источников, так и для стройки равномерно развитой крупной промышленности. Был разработан, – хотя только и теоретически, – вопрос о создании транспорта, необходимого для связи промышленных предприятий с рынками сырья и сбыта.

В 1929/30 г., то есть на третий год пятилетки, эта картина совершенно изменилась под вторжением подталкивающих радикальных элементов. Вводились гигантские, совершенно непредусмотренные планы расширения. Исходные планы стройки оказывались выброшенными за борт. Без всякого учета наличия достаточной сырьевой базы строились гигантские предприятия. Потом, когда в эти предприятия была уже вложена огромная масса строительных материалов и денег, – многие из них пришлось «законсервировать». Однако даже и это «консервирование» явилось только прикрытием, ибо никогда эти предприятия не могли бы быть закончены и пущены в ход, так как за это время успело выясниться, что воображаемых местных источников сырья никогда не существовало, а привозное сырье не могло быть доставлено по хозяйственным или транспортным причинам.

С другой стороны – во многих местах, с невероятными жертвами деньгами и человеческими силами, строили в отдаленных, бездорожных местах гигантские электростанции, для тока которых ни сейчас, ни на десятки лет вперед нельзя найти никакого сбыта и никакой возможности применения.

В других очень многочисленных случаях торжественно праздновали пуск в ход законченных предприятий, но о их правильной работе нечего было и думать, так как не хватало квалифицированной рабочей силы.

Предпринимались самые различные насильственные попытки пустить в ход эти предприятия при помощи неквалифицированной рабочей силы – и все кончилось провалом. Следствием этого было то, что дорогие машины, купленные за границей на гроши голодающего народа, неквалифицированный персонал приводил в негодность в течение нескольких недель, и такие же машины приходилось покупать вновь. Кроме того, значительно большая часть продукции, выработанной неквалифицированными рабочими, оказывалась совершеннейшим браком и шла в переработку.

В бесчисленном количестве случаев проектные бюро, которые росли как грибы после дождя, вырабатывали никуда не годные проекты сложнейших промышленных предприятий. На основании этих негодных, или неполноценных, планов ставилась масса машин, которые в производственном отношении совсем не подходили друг к другу.

Силовые установки часто оказывались слишком слабыми для пуска в ход машин предприятия.

Закупались дорогие транспортные средства, которые оказывались или непригодными для перевозок, или вообще нерентабельными.

Устанавливались сложнейшие автоматы или полуавтоматы, которые для данного производства оказывались абсолютно ненужными или чересчур дорогими в эксплуатации и которые уже по чисто хозяйственным соображениям сейчас же заменялись другими, более простыми.

Советские составители проектов, опьяненные манией индустриализации, и их закупщики за границей заказывали станки, сверлильные и фрезерные машины и тысячи других предметов новейшей конструкции, для обслуживания которых не было нужных армий квалифицированных рабочих.

Но строительные площадки в провинции, на которых по замыслу охваченных манией величия полуграмотных людей должны были по приказу вырастать из земли гиганты индустрии, – уже через несколько месяцев после начала работ походили на поля сражений. Здесь валялись полураспакованные ценные инструментальные станки из Германии, транспортеры из Англии, экскаваторы из Америки. А нужные для них проволочные каналы, закупленные в других странах из соображений дешевизны, валялись где-то полузасыпанные землей. Дождь и снег, жара и холод сменяли друг друга и заботились о том, чтобы это стоившее миллионы и лежащее теперь под открытым небом оборудование в самый короткий срок было приведено в полную негодность.

Строительные работы продвигались очень медленно, так как в большинстве проектов вовсе не были учтены местные особенности. На местах, которые были предусмотрены для стройки, вместо равнины оказывались холмы и болота. Для подготовки строительной площадки проектируемых заводов приходилось сначала срывать холмы, засыпать ямы, осушать местность. Для всего этого нужны были огромные земляные работы, совершенно не предусмотренные проектами. Это не только замедляло работы, но и безмерно повышало их стоимость. Попытки специалистов передвинуть строительную площадку на более удобное место натыкались на тупое упрямство партийных шишек. Они демонстративно заявляли, что строить нужно именно на таких неудобных местах, перед которыми капиталистические предприниматели отступили бы в страхе. Это и называлось «большевистским упорством».

Все это время непрерывно в срок прибывающие из-за границы машины лежали под открытым небом.

И когда, наконец, стройка доходила до того момента, когда надо было устанавливать и монтировать иностранные машины, то оказывалось, что часть их или пришла в негодность, или испорчена до такой степени, что их снова приходилось отсылать фирмам для переделки или починки. Или выяснялось, что установки, собранные со всего света, большей частью совсем не подходят друг к другу.

Проектные бюро сваливали вину на иностранных поставщиков, которые якобы со злым намерением или из желания нажиться поставили не те машины.

Так возникали конфликты с иностранными фирмами. Конфликты эти всегда кончались тем, что фирмы, бесспорно, доказывали, что машины они поставили в полном соответствии с заказом. Проектные бюро всегда садились в лужу, ибо выбор и заказ машин производился не на основании опыта специалистов, а просто по понравившимся иллюстрациям в каталогах.

Я лично знаю такой случай, когда гигантские лесопилки А и Б в Архангельске с их 24 рамами, вместо того чтобы быть построенными у самой воды, были отнесены на 800 метров от берега. Следовательно, подлежащий переработке сырой лесной материал не мог подаваться на заводы обычным, давно проверенным и дешевым водным путем. Приходилось устанавливать чрезвычайно дорогие транспортеры, что вызывало огромные дополнительные расходы по стройке.

Кроме того, этот бессмысленный расход на транспорт чрезвычайно повышал производственные расходы.

Как при стройке этих лесопилок, где с 6-рамных станков перешли на 12-рамные, без учета местонахождения сырья, – так и во многих других новостройках первоначальные планы были значительно увеличены, причем в большинстве случаев не были приняты в расчет основные предпосылки всякого промышленного строительства: его рентабельность.

Это были основные причины ежегодных миллиардных добавочных ассигнований для советской промышленности, обреченной на вечную бесхозяйственность.

Но все гигантские потери, которые возникали из-за мании величия и личных выгод, непонимания и легкомыслия советских заправил, покрывались за счет эксплуатации рабочей силы.

Так было на лесопилке «Мезень», находящейся при впадении реки того же названия в Северный Ледовитый океан и принадлежавшей тресту «Северолес». Для того чтобы выровнять разросшиеся производственные расходы, правление приказало в очень значительной степени усилить темп работы во всем предприятии.

Лесопильные рамы должны были повысить свою продукцию с 30 стандартов в 8 часов почти вдвое – задача, которая оказалась недостижимой даже для высококачественных шведских рам. Несколько месяцев спустя эти рамы, которые в Швеции работают по 20 лет, были поломаны, причем были еще и человеческие жертвы.

Почти при всех новостройках или при капитальной реконструкции предприятий фактически затраченные суммы далеко превосходили установленные и одобренные расходы.

Поэтому какому-то хитрецу пришла в голову идея выровнять возросшие амортизационные расходы путем повышенного использования предприятия.

Несмотря на предостережения иностранных специалистов и многочисленные протесты добросовестных русских работников, по его предложению была введена «непрерывка», то есть непрерывная работа.

Из рабочих, которые до сих пор работали в две и три смены, была образована еще и четвертая.

Таким образом, машины работали день и ночь без малейшего перерыва. Так как общее число рабочих, на основании плана, в большинстве случаев не могло быть увеличено, то эти рабочие в продолжение 8 или 6 часов должны были давать почти удвоенную продукцию по сравнению с прежними трудовыми нормами.

Конечно, этого не могли выдержать ни машины, ни люди. Правда, людей можно было, путем жесточайших принудительных мер, использовать до полного исчерпания их физических сил. Машины же работали до тех пор, пока они не ломались, часто калеча или убивая при этом несчастных рабочих...

Так, на обследованной мной лесопилке «Мезень» шатун лесопильной рамы, не выдержав перенапряжения, лопнул. Разлетевшиеся со страшной силой осколки убили трех стоявших у рамы рабочих.

Хотя в этом случае ответственность нес в первую очередь начальник главного лесного управления в Москве, Фушман, который без всяких размышлений ввел во всех предприятиях лесной промышленности «непрерывку», – ответственным лицом за смерть трех рабочих, за поломку дорогих машин и за многомесячное уменьшение продукции был сделан старший инженер Спишарный, который жил в Москве, в 3000 километрах от места происшествия и, в качестве технического руководителя отдела главного управления треста, управлял 50 такими лесопилками.

Спишарный был одним из самых энергичных и способных представителей старых специалистов лесопильной промышленности. Тотчас же он был арестован ГПУ и спустя несколько недель расстрелян.

Этот случай не был единичным. Так складывались дела повсюду в СССР. Сотни миллионов золотых рублей и миллиарды бумажных были в течение этих лет «распроектированы», то есть растрачены совершенно бесполезно.

Полуготовые промышленные стройки, бесчисленные кладбища машин, гигантские горы бракованной продукции, бесконечные протесты и жалобы со стороны населения на недоброкачественность продукции и полная дискредитация советских изделий на иностранных рынках – вот результат этого хозяйственного хаоса. Конечно, всех этих фактов долгое время скрыть было нельзя.

Для того чтобы утаить от советского населения настоящие причины преступной бесхозяйственности, власть обратилась к испытанному средству всех неспособных деспотов: во что бы то ни стало нужно искать и найти «виновников».

И они были найдены; об этом позаботились друг Сталина – впоследствии расстрелянный – Ягода, его предшественник по ГПУ Менжинский и Крыленко со своим юридическим аппаратом.

Тюрьмы рабочего государства оказались в самый короткий срок переполнены представителями технической интеллигенции и квалифицированного пролетариата.

Инсценировался один процесс за другим. Изумленное советское население и весь остальной мир были поражены тем обстоятельством, что «классовый враг нагло поднял голову», чтобы сорвать успех гениальной работы бедного Сталина во имя счастия трудящихся Советского Союза.

Это переложение ответственности с плеч партийных хозяйственников на плечи специалистов и квалифицированных рабочих имело чрезвычайно серьезные последствия.

С 1930 – 1931 г. началось повальное бегство технических сил в такие области, где не надо было иметь ни малейших технических познаний и где не требовалось никакой личной ответственности. Старшие инженеры стремились устроиться копировальщиками и чертежниками в малых предприятиях или сторожами на строительных площадках. Великолепно обученные плановики и экономисты, даже высшие работники плановых органов устраивались во всевозможных учреждениях переписчиками или конторщиками.

Когда, после катастрофических последствий этого «бегства от ответственности», обнаружился чудовищный недостаток технических сил и государство провело строжайшую проверку прошлой жизни и образования всех советских работников, – сбежавших специалистов можно было найти даже на постах простых милиционеров. Тем же путем шли и квалифицированные рабочие.

Было выработано специальное законодательство, на основании которого отчаявшихся советских специалистов снимали с работы отовсюду, где бы они ни скрывались, снова назначали на ответственные посты и, под страхом строжайших наказаний, заставляли вернуться к той деятельности, которую они добровольно покинули.

Таким образом, подготовка и знания интеллигенции и квалифицированных рабочих стали для них роковыми в самом буквальном смысле этого слова.

К концу 1931 г. все советское хозяйство находилось в состоянии полнейшего хаоса. Один спец сменял другого, один директор или заведующий заменялся другим. Для многих крупных, вновь построенных предприятий долгое время совершенно невозможно было найти подходящих людей для технического руководства.

Дело зашло еще дальше.

В начале 1931 г. на тайной конференции высших партийных органов, на основании ряда примеров было установлено, что в большинстве случаев утвержденные центральными органами планы на местах по приказу местных партийных руководителей были коренным образом изменены без согласия центра. Денежные средства, отпущенные Москвой для этих строек, были использованы совсем на другие надобности.

Было установлено, что те средства, которые были отпущены для ускоренной постройки промышленных предприятий, зерновых силосов, складских и транспортных помещений и пр., часто использовались для стройки объектов местного значения, как кино, театры, клубы, спортивные площадки, бани и т. п.

По финансовым планам центра ни в каком случае нельзя было возводить такие постройки за счет центрального бюджета, а только за счет местных средств.

Конечно, такие самовольные действия часто вели к катастрофическим результатам.

На тайных партийных собраниях совершенно открыто признавалось, что при таких постоянных произвольных изменениях плана строительства и нарушениях бюджетной дисциплины со стороны местных представителей власти не может быть и речи о каком-либо плановом и упорядоченном строительстве советской промышленности.

Но и здесь господствовал тот же страх личного террора со стороны местных властителей. Ни одно строительное управление не рисковало выступить против них.

В каждой отдельной области хозяйства можно проследить, как причины красного хозяйственного хаоса вырастали не только из невежества, мании величия и безответственности, но также из указанной выше агрессивной внешнеполитической позиции СССР.

Я хочу при доказательствах этого факта ограничиться только областью моей специальности, лесным хозяйством, и в остальном сослаться на неизвестные вообще тайные причины коллективизации крестьянства.