Северокорейский вопрос: об эмоциях и разуме в решении политических проблем

В принципе, то, что мы наблюдали накануне и после северокорейского запуска спутника 12 декабря 2012 г.  и ядерного испытания 12 февраля с.г.  укладывается в ожидаемые рамки, и все фигуры действуют здесь вполне традиционно.

После неоднократных предупреждений,  намеков на то, что еще не поздно все отменить и, видя, что противоположная сторона на это никак не реагирует, Пхеньян все-таки решился на осуществление анонсированного им события. «Спусковым крючком» стало принятие в ООН резолюции 2087, после чего часы действительно были запущены. Мгновенно в США, Южной Корее, Японии и Европе поднялась очередная волна нервных откликов, оценок, предупреждений и даже угроз в адрес КНДР.  Как иначе можно назвать заявление генсека ООН Пан Ги Муна: «Помимо санкций ООН, действуют еще односторонние санкции, направленные на то, чтобы изолировать КНДР, пока она не подчинится, не откажется от ядерной и ракетной программ, не улучшит ситуацию с правами человека, не сменит существующую диктатуру на демократию»?

Принято считать, что ракетно-ядерные технологии необходимы Северной Корее, прежде всего, для военно-политического торга и расширения валютных поступлений. Необходимо, мол, заявить о себе для получения очередной гуманитарной помощи – получайте взрыв или запуск вместе с громкими угрозами уничтожить любого агрессора.

В общем же, суть претензий к Пхеньяну заключается в следующем. Стараниями США он не входит в официальный ядерный клуб, значит, согласно Договору  о нераспространении ядерного оружия, его оружие подлежит уничтожению, а объекты закрытию до полной проверки МАГАТЭ (понимая это, северокорейцы вышли из ДНЯО). Причем, в отличие от других подобных стран (не входивших в Договор), КНДР то брала обязательства по Договору, то отказывалась от них. 

Но давайте взглянем с другой стороны. Судя по оценкам и комментариям экспертов, это мало кто делает или делает в неполной степени.  Для более глубокого восприятия будем приводить исторические аналогии и примеры из  советской и российской истории.

Прежде всего, необходимо понять, что КНДР как государство по разным причинам не ощущает себя в безопасности. Пхеньян видит, что крупнейшие игроки в регионе решают здесь задачи, исходя из собственных  интересов,  и наличие не вписывающегося в их стандарты режима является просто раздражающим фактором, от которого проще  было бы избавиться. Отсюда вывод: живя в таком террариуме, лучше и безопаснее полагаться все-таки не на чужую благосклонность, которая сегодня есть, а завтра ее может не быть, а на собственные ресурсы и возможности. Для государства это, прежде всего, эффективные, хорошо оснащенные вооруженные силы. Еще И.В. Сталин, применительно к другой ситуации, но верно отмечал: «слабых бьют», «нас сомнут, если мы не пробежим за 10 лет то расстояние, которое другие проходили за 100». В 21 веке примерно похожие вещи неоднократно звучали из уст президента России в различных выступлениях  (2007 – Мюнхен).

Можно привести в тему высказывание одного из английских политиков прошлого: «У Англии нет постоянных друзей или врагов, есть только постоянные интересы». Причем все понимают, что лучше всего эти интересы обеспечивают даже не договоренности  и соглашения, хотя это тоже хорошо, а именно военный потенциал. 

Что в такой ситуации делать КНДР?  Любое ответственное государственное руководство, стремящееся к обеспечению благосостояния своих граждан, а это достижимо только в мирное время, для продления этого времени будет стремиться к обладанию дееспособной армией, способной если не разгромить потенциального агрессора, то отбить у него охоту ко всякому силовому решению. Дееспособность армии  зависит от экономического потенциала (то есть развитие экономики должно позволить  оторвать от сферы производства необходимое для армии количество людей).

Они у КНДР не самые выдающиеся, но это уже второй вопрос. Потому что главной причиной отсталости является не стремление страны к самоизоляции, а внешние  санкции, так или иначе сужающие имеющиеся у Пхеньяна возможности.

В КНДР адекватное политическое руководство, которое понимает, что в 21 веке уже нельзя (хотя бы ради сохранения собственной власти) поддерживать жизнь народа на уровне чуть выше нулевого. Граждане должны пользоваться пусть меньшими, чем за рубежом, но необходимыми и отвечающими их потребностям материальными благами, а для этого следует развивать народное хозяйство. Одновременно формируются  ресурсы для модернизации вооруженных сил.

Между прочим, примечательно, как в последний год (то есть, уже при Ким Чен Ыне) СМИ КНДР цитируют российский опыт. Регулярно появляются сообщения об испытании и введении в действие в РФ новых систем вооружений, высказываниях компетентных лиц о внесении новых моментов в оборонительную доктрину. 

И вполне естественно, что, с учетом ограниченных ресурсов страны, у северокорейского руководства и генералитета оформилась абсолютно логичная мысль:  если недостаточно средств  для широкой и радикальной модернизации ВС, нужно запустить и испытать более  узконаправленное, но эффективное, в смысле поражаемости оружие. Нечто похожее  мы помним из собственной истории:

1)                 в конце 1940-х гг.

разоренный и еще не поднявшийся на ноги после разрушительной войны Советский Союз (северокорейцам тоже постоянно кивают: зачем вам бомба и ракета, лучше бы народ накормили) нашел в себе силы сконструировать и продемонстрировать собственное ядерное устройство. Кто скажет сейчас, что это было неправильно? Кстати, американцы предлагали тогда и международный контроль и инспекции (план Баруха – 1946 г.), но СССР на это не пошел: когда у противника дубинка, как-то спокойней чувствуешь себя, осознавая, что можешь при необходимости дать отпор.

2)                 в середине 1950-х гг.,  советские лидеры решили, что ракетно-ядерное оружие делает ненужными большинство остальных составляющих вооруженных сил и пошли на их сокращение.

Теперь о том, что касается северокорейского спутника. Неужели кто-то думает, что от первого советского спутника, взлетевшего в октябре 1957 года, практической пользы было значительно больше? Понятно, что этим шагом советское государство, прежде всего, демонстрировало миру уровень своего технологического (в том числе и военного) потенциала. Так же поступают и северокорейцы.

И здесь, как уже многократно было сказано, сыграла свою роль (и дала Пхеньяну весомые козыри)  резолюция 1874 Совбеза  ООН от 2009 года. Запрещать запуски «с использованием баллистических технологий» (что совершенно не сообразуется с правами на мирное исследование космоса) следовало бы как-то по-другому и в более точных формулировках. Теперь же все претензии «мирового сообщества» (по сути – США и их союзников) по этому поводу разбиваются  о вполне разумные аргументы КНДР. Тем более, что, готовя и первую, и вторую версии «Кванменсон», там соблюли все необходимые формальности: предупредили ООН и заинтересованные страны, пригласили иностранных наблюдателей и т.д.

То есть, подготовка к его запуску шла на глазах ИСЗ всего мира на открытой стартовой позиции. Специалисты же говорят, что подготовка к запуску МБР должна занимать минуты и стартует она с хорошо защищенной и укрытой точки либо мобильной установки, потому что иначе будет неминуемо уничтожена. Только тогда ее можно считать оружием. Либо ее используют против заведомо слабого противника, чего в случае с КНДР не наблюдается. Наконец, существует еще проблема создания ядерной БЧ для такой ракеты: чтобы она была легкой и компактной, устойчивой к перегрузкам и нагреванию при движении через атмосферу. Северокорейцы работают в этом направлении, но, все-таки, они еще в пути, и говорить о массовом производстве МБР (а их в единственном числе не делают) рано.

Таким образом, что получается в итоге?

Исходя из вполне объяснимых и логичных интересов, КНДР, а также США с их союзниками,  движутся к собственной, понятной и просчитываемой         цели. Следуя традициям пропагандистской войны, каждая из сторон  старается, озвучивая всяческие угрозы, скомпрометировать  соперника, объявить «исчадием ада»  и т.п.

Поможет ли это решению проблем? Вряд ли. Поэтому для нашей страны наиболее разумным представляется такой путь.

С одной  стороны, необходимо, пользуясь своими отношениями и созданными в их процессе возможностями, терпеливо  убеждать КНДР в том, что односторонние и демонстративные шаги  приведут ее только к большей изоляции. Хотя бы потому, что большинство стран осознает: раскол мирового сообщества по тем или иным проблемам сулит негативные последствия в глобальном масштабе. Например, уже сейчас можно сказать, что ближайшим последствием запуска Пхеньяном спутника станет ускорение Америкой работ по развертыванию «азиатской ПРО». Так что, установленные «правила игры» необходимо менять постепенно и общими усилиями, тогда наиболее велики шансы на успех.

С другой стороны, надо также прилагать усилия по защите собственных геополитических интересов, не следуя глобалистским инициативам США. Западу необходимо  разъяснять реальное положение дел, чтобы там поняли:  сдвиг в решении корейской «ядерной проблемы»  произойдет только тогда, когда КНДР получит юридически оформленные, возможно и многосторонние, гарантии безопасности и определенную экономическую помощь, прежде всего для создания энергетических мощностей. Это законное и вполне объяснимое желание северокорейского руководства.  До того, все санкции будут рассматриваться Пхеньяном как внешняя угроза своему существованию и получать соответствующую реакцию. Мы попадаем в «заколдованный круг», найти выход из которого можно только совместными усилиями. Поэтому Россия должна и дальше последовательно и настойчиво работать в этом направлении (независимо от того, будут ли в этом участвовать Вашингтон, Токио и Пекин), как с северокорейской, так и  другими заинтересованными сторонами.

Автор благодарит ответственного секретаря Приморского краевого общества дружбы с Кореей Николая Ивановича Переславцева за помощь в подготовке материала.

Анастасия Баранникова