«Наш с академиком Сахаровым проект предполагал передачу Карабаха Армении, но…»
На модерации
Отложенный
Vesti.Az продолжает публикацию серии интервью с бывшими партийными, государственными, военными и общественными деятелями Советского Союза, которые в той или иной мере имели отношение к событиям в новейшей истории Азербайджана с 1988 по 1994 годы.
Сегодня наш собеседник - профессор Латвийского университета, востоковед Леон Тайванс, который в конце 80-х годов прошлого века работал вместе с академиком Сахаровым над урегулированием Карабахского конфликта.
- Господин профессор, как Вы оказались в команде Сахарова, работавшей над урегулированием разгоравшегося конфликта в НКАО?
- В конце 80-х годов было создано несколько групп, которые занимались урегулированием конфликта в Карабахе. Я, работавший тогда в Академии наук СССР, входил в группу, которую возглавлял академик Андрей Сахаров. Но сам академик не был двигателем группы, работавшей над проектами разрешения конфликта в Карабахе. «Мотором» группы являлась Галина Старовойтова.
- Печально известная в Азербайджане Старовойтова, сочувствовавшая карабахским сепаратистам…
- Да, Старовойтова занимала проармянскую позицию. Поскольку Старовойтова была этнографом, а не политологом, то она обратилась к моему коллеге – историку, востоковеду Андрею Борисовичу Зубову и к ныне покойному доктору исторических наук Алексею Салмину с просьбой разработать проект урегулирования Карабахского конфликта. Именно Зубов и Салмин разработали для нашей группы проект урегулирования.
- Ничего хорошего Азербайджану от Старовойтовой ждать не приходилось. Какова была суть этого проекта?
- Это был интересный, но, признаю, далеко не бесспорный проект. Суть его заключалась в проведении референдума в районах Азербайджана с высоким процентом армянского населения и в районах Армении с высоким процентом азербайджанского населения. Предмет референдума: должен ли ваш район (в отдельных случаях сельсовет) перейти к
другой республике или остаться в пределах данной республики. Предполагалось, что примерно равные территории с примерно равным населением должны будут перейти в подчинение Армении из Азербайджана и в подчинение Азербайджану из Армении. В таком случае от Азербайджана к Армении должны были отойти сама НКАО, за исключением Шуши, и Шаумяновский район.
Для ознакомления руководства Азербайджана и Армении с этим проектом мы дважды побывали в Баку и Ереване. Однако в итоге реализация этого проекта оказалась неосуществимой, поскольку в обеих республиках выступили категорически против него.
- Существует мнение, что в самом начале Карабахского конфликта академик Сахаров занимал явно проармянскую позицию, однако в последующем он поменял свое мнение. Вы заметили в нем эту перемену?
- Согласен с тем, что Сахаров в целом занимал проармянскую позицию. Тот проект урегулирования, о котором я Вам говорил, разрабатывался под руководством Галины Васильевны Старовойтовой, а она, как Вы знаете, симпатизировала именно армянам. Старовойтова давно поддерживала контакт с Сахаровым, они дружили семьями. Но при этом Сахаров был независимым человеком, и в последующем стал занимать более взвешенную позицию по Карабаху. Но я не могу сказать, что он конкретно занял азербайджанскую сторону, так как потом уехал в Латвию, и в последующем работа над проектом урегулирования Карабахского конфликта проходила без моего физического участия.
- Как Вы считаете, почему тогдашний глава СССР Михаил Горбачев не только не пресек на корню сепаратистские устремления карабахских армян, но даже в некоторой степени сочувствовал им?
Ведь пресеки он сепаратизм в самом зародыше, то армяно-азербайджанского конфликта можно было бы избежать…
- На мой взгляд, Горбачев был человеком недалекого ума. Он был не тем политиком, который мог заглядывать в будущее, как, например, Ататюрк. А Горбачев болтался позади событий. Вспомните, он начал разрабатывать проект заключения нового союзного договора тогда, когда СССР уже практически распадался. Точно так же обстояло и с Нагорным Карабахом, где он занял выжидательную позицию, предоставив двум республикам – Азербайджану и Армении – самим решать проблему.
- Как нам стало известно, Вы учились в Институте восточных языков вместе с будущим лидером ЛДПР Владимиром Жириновским. Скажите, каким был Владимир Вольфович в студенческие годы?
- Я знаю человека, который даже жил с Жириновским в одной комнате в студенческом общежитии. Жириновский тогда был совсем не таким, как сейчас. Институт у нас был элитарный, и студенты старались походить на лучшую молодежь того времени. И Владимир Вольфович был очень элегантным и осторожным в выражениях молодым человеком. Но я был поражен теми изменениями, которые произошли с Жириновским после его выхода на политическую сцену. Каким грубияном он стал! Жириновский-студент и Жириновский-политик – два совершенно разных человека. Мы встречались с ним, когда он возглавил ЛДПР – я привозил к нему на встречу американских студентов. С ним произошли уму непостижимые преобразования.
- Кстати, Вы работали и под руководством Евгения Примакова в Институте восточных языков, в котором не только в известной мере формировалась внешняя политика СССР, но и ковались будущие кадры КГБ СССР…
- Во второй половине 70-х годов Евгений Примаков возглавил Институт востоковедения Академии наук СССР, а я был там исполняющим обязанности ученого секретаря института. В Институте востоковедения АН СССР проводились так называемые «мозговые атаки», мы под руководством Примакова работали, например, над китайской и афганской проблемами, анализировали ситуацию в «горячих точках», и результаты с нашими предложениями отправляли в МИД СССР и ЦК КПСС. Мы не принимали решений, мы лишь выдавали экспертное мнение по той или иной ситуации или проблеме.
- Хотелось бы узнать Ваше мнение относительно той ностальгии по СССР, которая сейчас наблюдается практически на всем постсоветском пространстве. Насколько закономерными стали эти ностальгические настроения всего спустя два десятилетия после распада Союза?
- Это неизбежная ситуация. Такие же настроения пережили, например, Индонезия, после обретения независимости от Нидерландов и Индия после освобождения от британского колониального владычества. Когда начались трудности независимого существования, люди стали думать: а не вернуть ли обратно колонизаторов? И здесь то же самое. Ностальгия по СССР исторически обусловлена.
Другое дело, что люди, я думаю, больше не о Советском Союзе вспоминают, а о той беззаботной жизни, которая была при СССР. Конечно, там были как положительные, так и отрицательные моменты. Что же касается Латвии, то латыши в целом не сокрушаются по распаду СССР, они не хотят обратно в Союз. В Латвии также проживает много русских. Старшее поколение, наверное, тоже ностальгирует по советским временам, а вот молодое поколение уже больше смотрит на Запад.
Бахрам Батыев
Комментарии
Старовойтова (не к ночи будь помянута), Горбачёв, Собчак, Сахаров, Жириновский. Удивляет прозорливость и мастерство тех сил, которые расставили на карте СССР эти фигуры. Их надо было расставить, а игру они сами сделали, без тридцати сребренников.
Ведь факты — вещь упрямая и их следует или опровергать или принимать. Но опровержений нет, следовательно, остается второе?!
В 1948 г. еще роман с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом, человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. “Роковая женщина” к этому времени сумела поступить в медицинский институт. Там она не считалась из последних — направо и налево рассказывает о своих “подвигах” в санитарном поезде, осмотрительно умалчивая об их финале. Внешне она не очень выделялась на фоне послевоенных студентов и студенток.
В 1955 г. “героиня” нашего рассказа, назовем наконец ее — Елена Боннэр, родила сына Алешу. Так и существовала в те времена гражданка Киссельман-Семенова-Боннэр, ведя развеселую жизнь и попутно воспитывая себе подобных — Татьяну и Алексея. Моисей Злотник, отбывший заключение, терзаемый угрызениями совести, вышел на свободу в середине пятидесятых годов. Встретив случайно ту, кого считал виновницей своей страшной судьбы, он в ужасе отшатнулся, она гордо молча прошла мимо — новые знакомые, новые связи, новые надежды.
Тут следует сказать о самом главном, парадоксальном. Вы обратите внимание на сочетание: Сахаров—Боннэр. Какой контраст! Замечательный ученый и прожженная аферистка, честнейший гуманист и обирательница вдовцов... Найти такого “пожилого вдовца”, так его прибрать к рукам и обирать, причем уже не имея данных представительницы древнейшей профессии, а будучи в облике “престарелой авантюристки”.
Речь не о квартире академика, имуществе, деньгах — сотнях тысяч долларов Нобелевской премии, не о 200-граммовой, из высокопробного золота медали Нобелевского лауреата. Это мелочи, чепуха.
Боннэр украла гораздо большее, неоценимое. Она украла СОВЕСТЬ.
Отец — армянин, Кочаров (Кочарян) Левон Саркисович; отчим — Алиханян Геворк Саркисович (иногда неверно указывается как отец), в 1920—1921 годах — первый секретарь ЦК КП(б) Армении, в 1921—1931 годах на ответственных партийных постах в районных комитетах РКП(б): Бауманского в Москве и ряде районов города Ленинграда. В 1931—1937 годах работал в Исполкоме Коминтерна. Репрессирован, расстрелян 13 февраля 1938 года, посмертно реабилитирован.
Мать, еврейка, Руфь Григорьевна Боннэр (1900—1987), была арестована 10 декабря 1937 года, а 22 марта 1938 года приговорена к 8 годам ссылки. Реабилитирована в 1954 году.
После ареста обоих родителей в 1937 году переехала к бабушке в Ленинград.
Как здорово, что я попал в противники, а не в друзья! Спасибо, враг, спасибо! В друзьях у тебя одни "не те", а среди противников есть достойные люди.