Рассуждения атеиста Вассермана

Дискуссия, начатая статьями «Расширенный человек» и «Настоящий человек», растёт и ширится. Но, насколько я могу судить, в ней ещё не в полной мере рассмотрена вряд ли преодолимая, на мой взгляд, преграда, отделяющая киборга — по мере его совершенствования — от человека.

Ещё Джон Джонович Локк (так — вероятно, во избежание ассоциации со скандинавским богом торговли и прочих хитростей — принято у нас передавать его фамилию Locke — Локи) сказал: «Nihil est in intellectu, quod non prius fuerit in sensu» — «Нет ничего в разуме, чего не было сперва в чувстве». Впрочем, сама эта мысль — хотя и не в столь афористичной форме — известна по меньшей мере со времён Аристотеля Никомаховича Стагирского. Пожалуй, самый яркий её отрицатель и певец чистого разума — Иммануил Иоханн-Георгович Кант — обрисовал довольно убедительную картину множества врождённых мыслей и чувств. Но Эвальд Васильевич Ильенков на обширном материале, набранном за десятилетия работы Загорского (Сергиево-Посадского) интерната для слепоглухих детей, надёжно доказал: практически всё, что Кант считал врождённым, формируется в процессе практической деятельности, включая взаимодействие с другими личностями — просто значительная часть этой деятельности проходит в столь раннем возрасте, что ни сам ребёнок, ни окружающие не воспринимают её как нечто значимое, а тем более определяющее. Инстинкты, служащие опорой для формирования разума, столь примитивны, что идентичны у человека с прочими животными. Только активные действия в среде, созданной человечеством, создают новую часть человечества.

Пафос поборников киборгизации в значительной мере опирается на неограниченность совершенствования возможностей человека. Действительно, ничто не помешает усилить наши кости так, чтобы они выдерживали многотонный груз, и оснастить нас мышцами, способными его поднять. Можно встроить в глазницу микроскоп и телескоп (если надо, в одном блоке: оптика с переменным фокусным расстоянием давно превзошла всё достижимое для глаза). Даже мозг поддаётся наращиванию: ячейка цифровой памяти нынче на пару порядков мельче нейрона. Да и точность управления движениями — основа всей нашей ловкости и множества искусств — можно усовершенствовать, дав нам датчики поточнее и цепи обратной связи побыстрее. Словом, по части технического наращивания человека можно не только согласиться со статьёй «Расширенный человек», но и заметно её дополнить.

Но останутся ли понятны такому расширенному человеку наши чувства и мысли, в значительной мере определённые как раз нашей ограниченностью? Что подумает о нашем чувстве голода тот, кто сможет подпитывать своё тело бензином или электричеством? Как воспримет чувство страха — и его героическое преодоление! — тот, чья копия личности хранится на удалённом сервере и непрерывно пополняется, так что может быть мгновенно восстановлена в запасном теле при полном одномоментном разрушении ныне действующего? Будут ли муки любви знакомы тому, кто может спроектировать своё потомство в конструкторском (или генноконструкторском) бюро?

Правда, сознание первого поколения киборгов будет формироваться ещё в привычном окружении, созданном обычными людьми. Но по мере накопления опыта пользования новыми телесными возможностями будет соответственно меняться и содержимое мозга: бытие определяет сознание. А уж следующие поколения киборгов (как бы ни формировать их — хоть генетической инженерией, хоть младенческой хирургией) и подавно будут с первых месяцев и даже дней жизни осваивать новые возможности — и соответственно всё дальше отходить от привычных нам норм жизни.

Не поможет даже богатство мирового опыта, воплощённое в искусстве. Многие ли из нас могут всерьёз проникнуться эмоциями благородного рыцаря перед поединком? А ведь мы отстоим от него несравненно меньше, чем средний киборг будет отстоять от нас. По мере развития человечества шедевры былых веков постепенно переходят в категорию детского чтения. Не в последнюю очередь потому, что возможности нынешних детей — благодаря тому, что взрослые могут тратить на их поддержку всё бОльшую долю собственных сил — постепенно приближаются к возможностям тогдашних взрослых. Для будущего киборга все наши возможности будут представляться детскими. Соответственно и наше искусство он не воспримет всерьёз.

Словом, киборги не смогут — да и не захотят — быть частью человечества. Более того, по мере распространения киборгизации у них будет всё больше возможностей и стремления создать собственное общество, никоим образом не связанное с нашим. У них будут свои интересы, у нас свои. Они с нами даже за ресурсы не будут конкурировать: им нужны будут иные ресурсы, а немногое нужное и нам, и им, в основном общедоступно.

Именно такую картину нарисовали братья Аркадий и Борис Натановичи Стругацкие в повести «Волны гасят ветер». По её сюжету некие люди нашли способ проявления скрытых возможностей разума (а заодно — и способ выявления тех, у кого эти возможности наличествуют и/или поддаются проявлению). После некоторого периода сосуществования с человечеством эти новые раскрепощённые личности — людены — формируют собственное общество и полностью самоизолируются от обычных людей (есть у них и такая новая возможность). Правда, уничтожать людей они не намерены — мы ведь тоже не станем разрушать муравейник около лесной тропы (по крайней мере пока не возникнет надобность превратить эту тропу в проезжую дорогу). Возможно, даже помогут нам по старой памяти, если мы с какой-то напастью не управимся сами — как и мы лечим домашних собак, пока не придётся их усыплять. Но в любом случае людены — как и киборги — уже не люди. Во многих отношениях они от нас дальше любых инопланетян — хотя бы потому, что у нас нет надежды договориться с инопланетянами без специальных усилий обеих сторон.

Не исключаю, что желающих превратить себя в высокосовершенные сверхмощные машины будет немало. Но эти машины — даже если будут созданы усилиями всего человечества — не будут ни частью человечества, ни поддержкой человечеству. Впрочем, надеюсь, что и помехой человечеству не станут.