«Общество» занято исключительно протестно-неврастенической рефлексией

Михаил Леонтьев - главный редактор еженедельного журнала "Однако". Родился в 1958 г. в Москве. Окончил общеэкономический факультет Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Работал в изданиях «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Вusinеss МН», «Сегодня», «Профиль», на телеканале «ТВ Центр». С 1999 года – автор и ведущий программы «Однако» на Первом канале (ранее ОРТ).

 

Президент назвал нынешний этап развития переломным для России и всего мира. Есть основания полагать, что это перелом не в масштабе столетия, и даже, может быть, не тысячелетия. Возможно, это вообще самый «открытый» перелом в истории человеческого вида. Отталкиваясь от культовой сравнительной даты 1913, мы, как и обещали, продолжим тему, но уже не столько с точки зрения сравнения параметров и перспектив тогдашней и нынешней России, сколько для того, чтобы определиться с тем местом и временем, где мы оказались через 100 лет после предыдущего «открытого» перелома.

На этом фоне, в контексте сформулированного Президентом вызова, когда стране, как он выразился, предстоит решить задачу, сопоставимую с той, которую она решала в 30-х годах прошлого века, реальная деятельность государства и общества выглядит шизофренически неадекватной. «Общество», во всяком случае его доминирующая в медийном пространстве часть, занято исключительно протестно-неврастенической рефлексией, вытесняющей последние остатки здравого смысла. Власть в своей публично-законодательной ипостаси занята примерно тем же. Перечень рефлекторно-неврастенических инициатив в области табакофобии, дорожного пьянства, защиты детей от «магнитского закона» и попутного партийно-избирательного реформаторства вызывает один деликатный вопрос: нам что, действительно больше нечем заняться?

Исполнительная власть, то бишь правительство, вообще ничего не делает не то что в отношении обозначенных глобальных вызовов, а вообще ничего, что бы имело отношение к какой-либо экономической стратегии. Если деликатно закрыть глаза на традиционно концептуальное вредительство посткудринского Минфина, продолжающего высасывать деньги из экономики в бездоходные и все более рискованные иностранные бумаги. Отец их идей — сумрачный финансовый гений Кудрин — предрекает действующей (кстати, при его самом значительном участии созданной) модели российской экономики мрачное будущее. При этом называет нынешний российский бюджет «милитаристским» и требует свернуть единственную действующую программу сохранения и развития технологического потенциала — госпрограмму вооружений. По сути, все «давосские», то есть официально рассматриваемые модели российского будущего — кудринская, гуриевская, экспертно-импортная и мажорно-оптимистическая правительственная — полностью исключают саму возможность любых стратегических проектов развития. Например, медведевский исторический оптимизм основан на вере в безграничные возможности, открывающиеся отечественному полеводству и животноводству. Все это в точности напоминает перспективы, открывающиеся Бобику в известном анекдоте.

Диапазон ответов на вызовы и угрозы России в официальном дискурсе колеблется от кудринской военно-политической капитуляции (по сути, свертывание российского потенциала сдерживания) до медведевской экономической капитуляции (то есть идеи строительства максимально адаптивной «инвестиционно привлекательной» компрадорской экономики). Сопутствующая публичная общественная мысль и деятельность во всех своих ипостасях стремительно погружаются в маразм.

В этом смысле сравнения с 1913 годом вполне уместны. Но вряд ли выигрышны.