День тру-щихся всего мира. 2

Олег ЗОИН
День тру-щихся всего мира. 2
окончание
отрывок из романа "Дирижабль СОЮЗ"
Ровно в девять вдали, в полукилометре, у дирекции ТопАЗа, где сооружена “правительственная” трибуна для руководства ТопАЗа и города, духовой оркестр грянул “Союз нерушимый…”
Первый секретарь горкома Черняев, буквально глотая микрофон, поздравил коллектив ТопАЗа и строителей, поблагодарил за успехи в возведении комплекса заводов и города. Кратко обрисовав важность освоения производства ТопАЗов на фоне зверств банды Пиночета в Чили и бесчинств американского империализма в странах капитала, он подчеркнул всемирно-историческое значение решений XXV съезда КПСС и напомнил, что под руководством верного ленинца Леонида Ильича Брежнева наша страна уверенно идёт к коммунизму. Затем Роман Кириллович озвучил, прочитав по бумажке, несколько лозунгов и объявил праздничное шествие трудящихся города открытым.
Под “Прощание славянки” первым открыл демонстрацию автосборочный завод. По морю знамён и транспарантов, и целых сцен из истории ВКП(б), смонтированных на бортовых зилах, величественно плыл салатно-зелёный тягач 5461, гордость топтунских автомобилестроителей.
Рабочие колонны шли и шли мимо трибуны неостановимо. Специально наученные глашатаи в рядах счастливого народа провозглашали здравицы Леониду Ильичу лично и Политбюро ЦК чохом.
Вот она, мощь Союза, гаранта счастливого коммунистического будущего всего прогрессивного человечества!..
– Ура, товарищи! – Вырывался из мощных динамиков вокруг трибуны отеческий голос Черняева.
– Ура-а-а!.. – тысячеголосым эхом послушно отзывалась колонна. – Бреж-нев! Ур-а! Бреж-нев! Ура!.. Брежнеевураа!..
И в такую высокоторжественную минуту Старый город накрыла вдруг сизая пелена, погода взбесилась, и повалил густой белый-пребелый снег. Тёплый. Спокойный. Неостановимый. Самоуверенный. Вездесущий. Крупные, сказочно красивые снежинки сыпались так густо, что ничего не было видно дальше соседнего ряда демонстрантов.
Народ, чертыхаясь, шёл наобум, ориентируясь на звуки духового оркестра у трибуны, дудевшего марши с оптимизмом оркестра тонущего Титаника.
За считанные минуты выпало более 200 миллиметров снега, и эту массу тотчас растоптали и превратили в тающую бяку тысячи тружеников ТопАЗа… Флаги, транспаранты и портреты намокли и стремились улечься на асфальт. Женские причёски превратились в неряшливые пейсы, брови и ресницы потекли, превращая расписных красавиц в измазюканных чудищ, а мужики, растирая по мордам снежинки, истово, хотя и негромко матюгались, выпуская на волю свой, обычно скрываемый на людях, богатый устный фольклор…
Демонстрация в Топтунах последние годы длилась минут по сорок, максимум по часу, но службы обеспечения всегда шли в хвосте, после главных героев праздничного мероприятия – аппарата генеральной дирекции и рабочих коллективов заводов.
Отцы ТопАЗа и города тоже страдали, все в снегу и дискомфорте на своём руководящем насесте, а всё потому, что пожадились на сооружение простейшего навеса над трибуной. Впрочем, навес в смете был и довольно дорогой, но реально на эти деньги соорудили очередной павильон на пристани катеров в профилактории Чёрное озеро…
Когда закончилось прохождение колонн заводов, остальных погнали ускоренным темпом.
Лях бежал слева по газону, подбадривая сослуживцев и оставляя в снегу глубокие борозды своим сорок пятым растоптанным…
– Быстрее, дохляки! Скоро уже трибуна. Сразу за трибуной нам направо, на Маяковского, там, у РУСа, сбор. Не проскочите поворот! Гришин, выше свою фанеру!
Хорошо тем, кто подстраховался и вышел на демонстрацию в резиновых сапогах. Но таких умников оказалось немного.
Семён проклинал себя за уступку Нате. Это ради её любопытства он попёрся на презираемое им мероприятие. Обычно всегда откручивался, находя благовидные поводы. В прошлом году, например, вызвался остаться ответственным дежурным по УСП…
Наташа, к счастью, выбралась в стареньких зимних сапожках и почти не пострадала от сюрприза погоды, а сам Семён нёсся по снежной квашне напролом. Мокрые по колено брюки мерзко облепляли ноги, туфли промокли так, что простуда, скорее всего, обеспечена. Ну, да и ладно! Возьмём больничный…
Наконец, примчались к трибуне. Что там хрипел в микрофон Генеральный Борисов, как раз толкавший речуху, разобрать было невозможно, да никто к трибуне и головы не повернул. Все бдительно смотрели себе под ноги и стремились не упасть под каблуки следующих напирающих рядов.
Вот поворот направо, на Маяковского. Слава богу, спасительный пазик в условленном месте, с гостеприимно открытыми дверьми. В заднюю дверь закидываем причиндалы, в переднюю грузятся те, кто ехал в нём утром с детьми. Спасены!..
Потом метеорологическая наука выяснила, что на широте Топтунов последний раз подобная снежная напасть в начале мая обрушивалась лишь в 1936-м, сорок лет тому…
Когда пазик разгрузился в Новом городе в исходной точке на углу проспектов Ермака и 50 лет СССР, Семён договорился с Ляхом, что тот даёт ему пазик смотаться в Тетёркино за Любой.
Прямо так, с неразгруженными мокрыми флагами и прочей идеологической продукцией на борту Семён и поехал за Любаней. Шофёр попался знакомый, уэспевский, понимающий, - не матюгался и не возникал.
Сначала завезли Нату, и Семён ещё повозился полчаса, пока накормил дитя яичницей и остатками вчерашней гречневой каши. Наказал прибраться и укатил в аэропорт.
И всё получилось, как нельзя лучше – Семён успел в Тетёркино прямо к посадке рейса из Москвы. Он едва успел выскочить на поле из здания аэропорта, как увидел Любочку, выбежавшую к нему из небольшой толпы пассажиров, степенно ведомых, как утята мамой уткой, стюардессой от устало умолкшего неподалёку ЯК-40.
Отдав Сене две сумки с гостинцами, Люба бросилась ему на шею.
– Ура! Я долетела!.. – Счастливо смеялась московская гостья, радуясь и встрече, и успешному перелёту. – Как хорошо, что ты меня встретил! Я так боялась, что придётся добираться абы как…
Когда въехали в Старый город, выглянувшее ещё в середине дня солнце уже закончило свою жаркую весеннюю работу, и проспект Командарма Уборевича выглядел празднично и уютно. О том, что утром здесь пронеслась небывалая снежная атака и на пару часов возвращалась зима, напоминали разве что лужи в неровностях асфальта…
Хотя повсюду ещё оставался неприбранным мусор после утренней демонстрации, транспаранты на Генеральной дирекции и новых дома вдоль проспекта продолжали призывать к новым свершениям…
– Устала? Потерпи ещё полчасика, и доберёмся до славного проспекта Первопроходцев, – успокаивал Любаню Семён, крепко сжимая в объятиях.
Комментарии