День тру-щихся всего мира. 1

Олег ЗОИН

День тру-щихся всего мира. 1

окончание ищите следом

отрывок из романа "Дирижабль СОЮЗ"

Утро 1-го мая выдалось пасмурным и прохладным. Термометр на балконе у Сербы показывал +2, а как сложится погода днём, никто не мог предвидеть, потому что местные прогнозы погоды можно было лишь или в “Медвежанской правде” прочитать, или услышать по трансляции из квартирной радиоточки, говорящую коробочку которой  Семён согласился присобачить на стене кухни, когда их в прошлом году ставили всем горожанам для оповещения на случай атомной войны.
Но прогноз обычно Медвежань передавала в 7.15, а в это время Семён уже танцевал на автобусной остановке или задыхался в тесноте битком набитого людом салона. А областную газету в целях экономии не выписывал.
Сегодня же выходной по случаю дня международной солидарности тру-щихся, как в шутку выражался Фима Шумахер, боевой заместитель Миши Красивчука по отделу пластмассовых изделий и материалов, и надо не в Управление к канцелярскому столу прорываться, а добираться в Старый город к месту сбора на первомайскую демонстрацию.
Пока Семён разбудил Наташу, пока умылись, а он ещё и побрился мерзким, недельной давности, лезвием “Нева”, попили чаю с колбаской и сыром, оделись, причесались, время приблизилось к половине восьмого.
На углу проспектов 50 лет СССР и Ермака в условленном месте стоял пазик с флагами, портретами членов Политбюро ЦК КПСС, транспарантами. Около пазика нервно топтался партийный вождь УСП Виктор Лях, поглядывая на шикарные часы “Полёт”, подарок жены Светы на день рождения.

Семён тоже нервничал и поглядывал на свою старенькую “Победу” на правой руке. Сегодня в пять вечера прилетает на четыре дня Люба, и после демонстрации надо суметь её встретить в аэропорту Тетёркино и достойно доставить в Топтуны…
Ната озябла и куталась в старенькое пальтецо, из которого явно выросла. Покупка шубки или пальто стояла в плане на осень, когда приедет бабушка Аня…
Вскоре в пазик набилось народу по  самое не могу. Как и договаривались накануне, Лях грузил в пазик только работников с детьми, да и то не всех – автобус-то не резиновый… Остальных заворачивал и велел бежать на автобусную остановку.
Десятки голубых лазов мотались из Нового города в Старый, отвозя строителей светлого будущего в начало единственного проспекта Старого города – проспекта Командарма Уборевича. Никто уже не знает, даже в идеологическом отделе горкома партии, кто такой Уборевич и какое отношение этот товарищ имел в 30-е годы к захолустному южноуральскому райцентру Топкие Колтуны, но из песни слова не выкинешь – красавец проспект Командарма Уборевича, возникший за последние два года из невзрачной улочки Командарма Уборевича, останется здесь на века. Правда, в 72-м, сгоряча, хотели новый проспект назвать именем Брежнева, но из обкома поправили, мол, рано ещё, при жизни не принято, не по-большевистски будет… Так и остался в Топких Колтунах Уборевич. Иероним. Командарм. Зам Тухачевского, славно отличившийся при подавлении “Антоновщины”…
А вообще весь Старый город, с его хибарами и бараками 30-х годов, узкими немощёными улочками и первозданным берегом Топи – готовый музей под открытым небом. С улицы Ленина, бывшей Дворянской, попадаете на улицу Дзержинского, бывшую Верхнепосадскую, а саму Дзержинского пересекают Карла Маркса и Фрунзе. Бабульки ещё помнят, что это были испокон веков Мещанская и Рыбацкая.
А кто такой или что такое Фрунзе вообще допроситься невозможно. Даже активные комсомольцы отводят глаза. Кто его знает! Может, герой гражданской войны, как Чапаев, или вообще как француз  Робеспьер, или немец Карл Либкнехт… А может, и не человек вообще, а наш филиал МОПРа…
В точку сбора приехали с небольшим опозданием в 8.05. Там, в двух кварталах от  дирекции ТопАЗа, у двухэтажного “Детского мира” и поставили пазик. Народ вышел на свежий воздух, поднимая воротники, потому что солнце так и не пробило низкие облака и не прогрело округу.
Вскоре к машине стали подходить другие работники Управления и складские, кто работает в складском хозяйстве УСП.

Постепенно набралось человек восемьдесят.
Виктор Лях организовал  разгрузку причиндалов из пазика, вручил самые громоздкие мужикам, а лёгкие портреты членов Политбюро впарил женщинам. Оглядев пёструю озябшую команду, Виктор Яковлевич повёл народ на проспект Командарма Уборевича, где уже пытались построиться отряды посланцев других подразделений ТопАЗа.
Сначала повезло – быстро нашли своё законное место по столбику с картонкой “УСП”, вбитому у кромки проезжей части в газон. Вклинились в людское крошево, напоминающее пингвинов в разгар брачного сезона – раздрай, бестолковщина, злобные морды парторгов.
– Так, народ, строимся в четыре ряда. Все, кому поручены флаги и портреты, отвечают за их сохранность, а после демонстрации сдать мне. Пазик будет стоять на улице Маяковского возле Районного узла связи.
Так всем и стоять, не расходиться. Сейчас 8 часов 20 минут. Через сорок минут дружно пойдем парадировать…   
 Лях суетится, выравнивая ряды, равномерно распределяя наглядку.
– Аистова, раз ты с сыном заявилась, так с ним попеременно и держите портрет Громыко. Вот так, и лицом вперёд его!
А ты, Албутов, со своей свободой Корвалану переместись на два корпуса вправо!..  
Как  только Лях удалился в задние ряды, Гришин всучил порученный ему Ляхом метровый лист фанеры на высоченном шесте с тремя аршинными буквами УСП своей плановичке Нине Петровне и вышел из рядов демонстрантов на придорожный газон. Вроде перекурить, хотя он и не курил. Вскоре к нему примкнуло с десяток мужиков, большинство начали жадно дымить. Семён тоже, оставив Нату на попечение верной Аистовой, попёрся к своим на газон.
То там, то здесь у припаркованных вдоль проспекта автобусов и грузовиков кучковались озябшие мужики и бабы, разливающие в предусмотрительно прихваченные из дома стаканы водочку и портвейн, а в колоннах куражились гармошки и рыдали аккордеоны.
Наши тоже сорганизовались и, переместившись  к пазику, начали согреваться. Водитель открыл переднюю дверь и прямо на ступеньках, постелив вчерашнюю Медвежанскую правду, разложили варёные  яйца, сало, плавленые сырки “Дружба”, солёненькие огурчики, нарезали батон. Гришин без промедления начал срывать гуськи с Московской, а Калимуллин отработанным ударом ладони в донышко вышибал корковые пробки из винных бутылок.
– Народ, – воззвал к их совести Шумахер, – надо же начальство позвать, а вдруг не побрезгуют…
Но начальство уже само разобралось в международной обстановке и решительно приближалось к костяку коллектива. С Ляхом  шли и подъехавшие к началу праздничного шествия начальник Управления Антонов, “первый” замначальника Сигнал, просто верный зам Семагин и категорически непьющий уже третий год зам Загогулин.
– С праздником, товарищи! – Поприветствовал активистов гуська и стакана Антонов.
– Здравия желаем! – Ответил за всех Гришин. – Просим как бы к столу! По граммулечке за победу пролетариата во всемирном масштабе и в школу не пойдём!..
Сигнал, как публично непьющий, отступил в сторону, за его спину спрятался Загогулин, а Лях и Антонов подошли поближе и по-пролетарски, без кобеляжа взяли стаканы с водярой и по бутерброду, что их ловко собирала Таня Пашенина. Не отказался от дармовщинки и Семагин.
– За успехи нашего славного Управления! – Возгласил Антонов и разрешающе кивнул Ляху и замам. Освободившиеся стаканы достались Гришину, Сербе, Аносову, Калимуллину и Шумахеру.

Заводы комплекса привезли  несколько духовых оркестров, так что атмосфера была насыщена бодрящими революционными мелодиями и ритмами. В некоторых местах праздничной толпы затевались стихийные танцы и песни.
Но вот по людскому столпотворению пронесся некий сигнал, какая-то незримая информация, началось неуловимое шевеление.
Начальники подразделений побежали в первые ряды своих коллективов, рыком и матерком останавливая бестолковое броуновское движение передовиков производства, вновь равняя ряды, понукая народ взять знамёна, портреты и транспаранты наизготовку. Многотысячная толпа успокоилась и затихла в ожидании отмашки…