Неприятный эпизод.

В воспоминаниях ветеран Василия Павловича Брюхова (опубликованных в книге Артёма Драбкина «Я дрался на Т-34») описывается такой неприятный эпизод:

«… Был один случай в городе Крайова, в Румынии, где мы останавливались на три дня подремонтироваться и подтянуть тылы.

У нас в батальоне был командиром танка лейтенант Иванов с Белгородчины. Взрослый мужик, лет тридцати двух – тридцати четырёх, коммунист, с высшим образованием, бывший до войны председателем колхоза. В деревне его стояли румыны, и при отступлении они молодёжь с собой угнали, а коммунистов и их семьи согнали в один сарай и сожгли. Потом соседи говорили, что они так кричали и плакали, когда солдаты обливали сарай горючим, а потом ещё стреляли, добивая через доски. Вот так погибла семья Иванова – жена и двое детей.

Наша бригада проходила неподалёку от его села, и он отпросился заехать. Там ему рассказали эту историю, отвели на пепелище. Когда он вернулся, его, словно подменили. Он стал мстить. Воевал здорово, временами даже казалось, что он ищет смерти. В плен не брал никого, а когда в плен пытались сдаваться, косил не раздумывая.

А тут… выпили и пошли с механиком искать молодку. Сентябрь был, хорошая погода, дело к вечеру. Зашли в дом. В комнате пожилой мужчина и молодка лет двадцати пяти сидят, пьют чай. У неё на руках полуторагодовалый ребёнок. Ребёнка лейтенант передал родителям, ей говорит:

- Иди в комнату.

А механику:

- Ты иди, трахни её, потом я.

Тот пошёл, а сам, пацан с 1926 года, ни разу, наверное, с девкой связи не имел. Он начал с ней шебуршиться. Она, видя такое дело, выскочила в окно и побежала. А Иванов стук услышал, вскакивает:

- Где она?

А она уже бежит.

- Ах, ты, сукин сын, упустил.

Ну, он ей вдогонку дал очередь из автомата. Она упала. Они не обратили внимание и ушли. Если бы она бежала и надо было бы её убить, наверняка бы не попал. А тут… одна пуля – и прямо в сердце.

На следующий день приходят её родители к нам в бригаду. А ещё через день органы их вычислили и взяли – СМЕРШ работал неплохо. Иванов сразу сознался, что стрелял, но он не понял, что убил.

На третий день суд. На поляне выстроили всю бригаду, привезли бургомистра и мать с отцом. Механик плакал навзрыд. Иванов ему ещё говорит:

- Слушай, будь мужиком. Тебя всё равно не расстреляют, нечего нюни распускать.

Пошлют в штрафбат – искупишь кровью.

Когда ему дали последнее слово, тот-то всё просил прощения. Так и получилось – дали двадцать пять лет с заменой штрафным батальоном. Лейтенант встал и говорит:

- Граждане судьи военного трибунала, я совершил преступление и прошу мне никакого снисхождения не делать.

Вот так просто и твёрдо. Сел и сидит, травинкой в зубах ковыряет.

Объявили приговор: «Расстрелять перед строем. Построить бригаду. Приговор привести в исполнение».

Строились минут пятнадцать-двадцать. Подвели осуждённого к заранее отрытой могиле. Батальонный особист, подполковник, говорит нашему батальонному особисту, стоящему в строю бригады:

-Товарищ Морозов, приговор привести в исполнение.

Тот не выходит.

- Я вам приказываю!

Тот стоит, не выходит. Тогда подполковник подбегает к нему, хватает за руку, вырывает из строя и сквозь зубы матом:

- Я тебе приказываю!!!

Тот пошёл. Подошёл к осужденному. Лейтенант Иванов снял пилотку, поклонился и говорит:

- Простите меня, братцы.

И всё. Морозов ему говорит:

- Встань на колени.

Он сказал это очень тихо, но всем слышно было – стояла жуткая тишина. Встал на колени, пилотку сложил за пояс.

- Наклони голову.

И когда тот наклонил голову, особист выстрелил ему в затылок. Тело лейтенанта упало и бьётся в конвульсиях. Так жутко было. Особист повернулся и пошёл, из пистолета дымок идёт, он идёт, шатается, как пьяный. Полковник кричит:

- Контрольный! Контрольный!..

Закопали.

- Разойдись!

В течение пятнадцати минут никто не расходился. Мёртвая тишина. Воевал он здорово, уважали его, знали, что румыны сожгли его семью. Мог ведь снисхождения просить, говорить, что случайно, нет…

После этого никаких эксцессов с местным населением у нас в бригаде не было…»