СССР, жизнь под градусом

Советский юмор 1960-х и 1970-х гг. постоянно обыгрывал тему борьбы с пьянством. В кинотеатрах хитами стали комедии «Пес Барбос и необычный кросс», «Самогонщики», «Операция «Ы», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Джентльмены удачи».

Телезрители рыдали от смеха, когда в «Голубом огоньке» показывали знаменитый монолог «В греческом зале» (впечатления алкаша от посещения вернисажа) в исполнении Аркадия Райкина или сценку «Собрание на ликеро-водочном заводе», сыгранную Романом Карцевым и Виктором Ильченко.

По рукам ходила (и взахлеб читалась, разлетаясь на афоризмы) рукопись сатирической поэмы Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», описывающей железнодорожные приключения горького пьяницы. А из магнитофонов хриплый голос Владимира Высоцкого вопрошал: «И если водку гнать не из опилок, то что б нам было с пяти бутылок?».

В народе шутили, что советские зарплаты в 100-120 руб. рассчитаны на 30 бутылок водки, по количеству дней в месяце. И действительно, поллитровка стоила 2 руб. 87 коп. (а после подорожания — 3 руб. 12 коп.), т. е. что-то еще оставалось и на закусь. Бутылка в день — норма для среднестатистического строителя коммунизма. Трезвенников не любили. Говорили, что они либо язвенники, либо стукачи. А суровый начальник первого отдела одного из киевских заводов, наливая, приговаривал: «Сегодня с нами ты не пьешь, а завтра Родине изменишь».

Три веселых друга

Советский обычай «сообразить на троих» возник в 1958 году, когда правительство запретило продавать водку на розлив — везде, кроме ресторанов. Популярные в народе стоячие забегаловки под названием «Рюмочные», в которых чарка водки (100 г) с обязательным бутербродом с яйцом или килькой стоила 4 руб. 25 коп. (цена до денежной реформы, эквивалент 43 «новых» копеек), начали терпеть крах. Постоянные клиенты переключились на продовольственные магазины, в которых можно было приобрести «чекушки» (водочные бутылочки объемом 250 г) и миниатюрные «мерзавчики» (125 г), удобные для индивидуального «приема внутрь».

Мест покупки «бухла»  было много. Во-первых, полтора десятка специализированных магазинов «Вино». Понятно, там можно было приобрести не только вино, но и кое-что покрепче, однако честно назвать магазин «Водка» советская власть не решалась. Большинство вино-водочных магазинов располагались в центре города.

 

Распивали где придется: в теплое время года в скверах, а с наступлением холодов — в подъездах (это называлось: пойти в кафе «Парадное»). Новый формат потребления поставил и новый вопрос: а из чего пить? Рюмки — слишком хрупкий предмет, чтобы носить в портфеле. А вот граненый стакан, прозванный в народе «гранчаком», в самый раз. И не бьется, и стоит всего 3 коп. Новенького, принимая в компанию, спрашивали: «Стакана нет?».

Неудобство уличного распития заключалось в том, что «пивцов» нередко забирала милиция. Мало того что появление блюстителей порядка сводило насмарку все удовольствие, так ведь задержанных еще и доставляли в РОВД, где составляли протокол. А на его основании отправляли письмо по месту работы или учебы: так, мол, и так, гражданин такой-то пьянствует, ведет антиобщественный образ жизни, примите решительные меры.

«Телега» из милиции могла стоить студенту стипендии, а в случае если это уже не первый подобный сигнал, — и студенческого билета. Работнику предприятия или учреждения на первый раз могли объявить выговор либо лишить премии, но если задержания становились систематическими, он лишался шансов на карьерный рост.

Тетя Песя + Петр Петрович

Любители выпить начали осваивать более цивилизованные формы «употребления» — в кафе. «Водяру» (а после ее подорожания — дешевое вино, быстро «ударявшее» в голову) приносили с собой, пили нелегально. В разных заведениях общепита начали складываться свои постоянные компании.

Например, в кафе «Грот» на Крещатике, которое завсегдатаи прозвали «Мичиган» (из-за летней площадки с пижонскими американскими зонтиками от солнца), ежевечернее застолье выглядело так. Для начала рыцари бутылки и закуски заказывали «чайковского» — чай.

Его подавали в граненых стаканах. Затем компания скидывалась «по рябчику» (по рублю). Тот, у кого не было денег, исполнял «арию сироты» — просил, чтобы за него заложили в долг, до получки.

Собрав нужную сумму, компания «засылала гонца». Ему наказывали: либо доставить «Асю», либо принести «тетю Песю», либо найти «Петра Петровича». Иногда, впрочем, просили разведать насчет «КВН» или раздобыть «биомицин». Гонец не метался по улицам в поисках неизвестной девушки Аси или Петра Петровича и не собирался носить на руках гражданочку тетю Песю. И уж подавно не собирался идти в аптеку за биомицином.

Смысл поручений заключался в другом. «Ася» — жаргонное название крепленого вина «Аромат степу», «тетя Песя» — белого сухого «Перлина степу», «биомицин» — крепленого «Біле міцне», «Петр Петрович» — портвейна, ну а «КВН» — это аббревиатура «крепкого виноградного напитка».

Ближайшая «точка», где все это продавалось, — Центральный гастроном. Вход в отдел (заметьте, люди говорили «рыбный отдел», «мясной отдел», «молочный отдел», но когда подразумевался вино-водочный, произносили просто «отдел») находился со стороны ул. Ленина (ныне Б. Хмельницкого), напротив ЦУМа.

По возвращении гонца кто-нибудь из «мичиганцев» брался «дирижировать» — разливать спиртное по стаканам из-под чая. Скромную закуску заказывали в кафе. В конце вечера наименее стойкие отправлялись в турпоездку — ехали «в Ригу через Горловку». Попросту говоря, ковыляли в ближайшие кустики, где исполняли «арию Риголетто». Речь шла, понятно, не о вокальных упражнениях…

С наступлением холодов завсегдатаи «Мичигана» перебирались в кафе «Крещатик», прозванное мест­ными выпивохами «Ливерпуль» (там закусывали дешевой ливерной колбасой). Его завсегдатай писатель Виктор Некрасов вспоминал: «В «Ливерпуле», выпив рюмочку-другую, позволяли себе кое-какие вольности. Не ахти какие — поругать арабов, поиронизировать над вставной челюстью Брежнева, рассказать парочку анекдотов».

В мае 1972-го вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма».

Водка подорожала до 3 руб. 62 коп., в свободной продаже остался всего один ее сорт, именуемый в народе «Коленвал» (на этикетке надпись «Водка» была выполнена наподобие коленчатого вала). Тогда же «горькой» стали торговать с 11 утра — этот час острословы прозвали «ленинским»: оказалось, если один из юбилейных рублей, выпущенных в 1970 г. к 100-летию вождя, приложить к цифербла­ту часов, то Ленин поднятой правой рукой указывает ровно на 11 часов.

Антиалкогольная кампания, предусматривавшая вытеснение водки квасом и минеральными водами, провалилась: вместо «горькой» на прилавках магазинов появилось большое количество плодово-ягодных вин (в народе прозванных «плодово-выгодными»), а также крепленых вин весьма сомнительного качества, вроде «Дунайского розового» или «Славянского красного». При их изготовлении вместо коньячного спирта использовали обычный зерновой.

В лучшем случае он был высшей степени очистки, а вино хоть немного выдерживалось в дубовых бочках. В худшем — спирт брали какой попало, а вино без всякой выдержки поступало в продажу. Это пойло, нареченное острословами «чернилом» или «бормотухой», стало самым дешевым алкогольным напитком. И для здоровья оказалось намного опаснее, чем сорокоградусная.

Скоро водка будет восемь,

Все равно мы пить не бросим.

Передайте Ильичу —

Нам и десять по плечу!

Если будет двадцать пять,

Будем снова Смольный брать.

После смерти Брежнева начались перебои с сорокоградусной. Желающие «принять» занимали очередь у винных магазинов задолго до «ленинского» часа, а в 11 утра брали магазин штурмом. Впрочем, многие перешли на коктейль «Александр III». К предпоследнему российскому императору (кстати, большому поклоннику «зеленого змия») этот напиток никакого отношения не имел. Так называли гремучую смесь советских одеколонов «Саша» и «Тройной»