О пределах человеческого познания, или Реальность и ее модели

«О, бездна богатства и премудрости и
ведения Божия! Как непостижимы
судьбы Его и неисследимы пути Его!
Ибо кто познал ум Господень?..»

Рим.11, 33-34.

И все-таки человек неудержимо стремится постичь судьбы Его и исследовать пути Его! Да и Сам Христос сказал: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин.17,3). Здесь тайна антиномии: непостижимость и познаваемость. Всякое уклонение к тому или иному концу ведет либо к ереси «незнаек», либо к ереси «знаек». Истина же в одновременном единении двух утверждений: я и постичь не могу, я и постигаю.

В своем познании человек непременно стремиться разъяснить своему разуму мир, Бога и Его творение. Разум дан человеку и для того, чтобы познавать Постижимое, и для того, чтобы смиряться с Непостижимым. Причем все: и Великий Бог, и малейшая травинка — одновременно и постижимы и непостижимы. И не в относительном, условном смысле, а именно принципиально. Нельзя говорить, что мы познаем не суть, не истину, а только некое подобие того, что есть. Это означало бы непознаваемость вещи в себе. Нет, мы именно познаем суть, истину того, что есть! И одновременно мы не можем постичь всю Истину. И не просто в том смысле. Что мы только сейчас чего-то не знаем. А потом все равно узнаем, дойдем и до этого. Нет! Именно принципиально мы не можем постичь того, что есть!

Как строится наше теоретическое познание Бога, мира, законов? Всякое учение создает и пользуется некоторой системой понятий или моделей реальности. И уже в системе этих понятий и моделей идет дальнейшее познание. Но реальность сложнее, глубже и шире любого понятия или модели, с помощью которых мы ее познаем. Поэтому на определенном этапе познания какие-то понятия (модели) отбрасываются, какие-то видоизменяются, какие-то вновь создаются и т.д. Самое страшное, когда какое-то понятие (модель) абсолютизируется и объявляется самой реальностью или, лучше, отождествляется с нею. Тогда непременно возникают неразрешимые парадоксы и проблемы и просто нелепицы. Это явление вполне присуще схоластике. Всякая модель более или менее соответствует реальности. Но всегда бедней ее! Всякая познавательная модель нам что-то разъясняет, отвечает на некоторые вопросы, т.е. ведет к познанию реальности. Но за это обязательно суровая расплата — объяснив одно, она запутывает другое. В каком-то месте модель непременно уже явно не соответствует реальности и ведет к противоречию. И если это ясно не понимать, может возникнуть большая беда. В эту беду и впадает схоластика всякого рода.

И если эта подмена в сознании произошла, т.е. на модель смотрят уже как на саму реальность, то, столкнувшись с неминуемыми противоречиями этой модели и реальности, схоласты начинают изощряться и выдумывать нелепицы, чтобы выйти из противоречия, сохранив модель. Либо оппоненты из-за этого противоречия отвергают саму модель, а вместе с нею и ту истину, которую она несла и раскрывала, либо же из-за несоответствия модели и реальности, оппонентами отвергается сама реальность (объявляется, например, несуществующей или негодной).

Все сказанное действительно происходит как в естествознании, так и в философии, и в богословии.

Пора пояснить все сказанное примерами.

Пример1. В саду сидит человек. Он блестящий естествоиспытатель и поэт. Ему предложено описать сад. Однако сколь совершенным ни было бы его описание, оно все равно не вместит все, что содержит в себе сад. В этом случае реальность — сад. Модель — словесное описание. И слово не способно вместить в себя всю реальность сада, оно беднее ее.

Пример2. Модель, объяснив одно, запутывает другое. Неразрешимый парадокс является расплатой за разрешившуюся истину. Возьмем пример из физики.

В механике употребляется модель абсолютно твердого тела, с ее помощью, например в статике, разрешаются сложнейшие задачи. И эти решения прекрасно соответствуют практике. Но вот парадокс! Непонятно, почему, например, когда на простую доску поставить груз в одну тонну, она ломается?! Этого не должно быть!

P = F1 + F2

По модели абсолютно твердого тела, чем больше груз тела Р, тем больше сопротивление опор F1 и F2 , и они всегда уравняют друг друга. А доска будет себе спокойно лежать! Чтобы объяснить, почему доска в таком случае все-таки ломается, надо ввести уже другую модель. Надо допустить возможность прогиба (упругости) доски. Ну а наш «схоластик» будет стоять на своем. Для него доска есть абсолютно твердое тело, а значит... того и гляди изощрится доказать, что она никогда не проломится, а то, что мы иногда видим сломанные доски, то это не сломанные доски, а... то-то и то-то! По крайней мере, из положения он выйдет и концы с концам все-таки сведет!

«Оппонент-1» скажет: Поскольку доски все-таки ломаются, модель абсолютно твердого тела применять нельзя, и все книги по механике угодили в мусорный ящик, раздел статики из учебных программ исключен!

«Оппонент-2», основываясь на науке статике и вообще никогда не сомневаясь в науках и прогрессивном мышлении, просто скажет, что статика и ее модели верны, ну а сломанные доски (а, может, и доски вообще) — это... скорее всего вымысел невежественных людей.

Подобные же вещи могут произойти и с любыми другими физическими моделями (материальная точка, несжимаемая жидкость, точечный заряд и т.д.).

Пример3. Из философии.

«История всех до сих пор существовавших обществ
была историей борьбы классов»

(К. Маркс и Ф. Энгельс «Манифест Коммунистической партии»).

Есть в модели классов в человеческом обществе и их борьбы между собою некоторая истина. Но ради этой модели исторический материализм приносит в жертву саму историческую истину. Сколько трудов исписано марксистскими историками, чтобы втолкнуть реальную историю человеческих обществ, государств с их внутренними структурами и развитием в эту модель! К примеру, в Древнем Израиле рабами были только военнопленные, а их было немного, и они никогда не составляли производительную силу общества. Так что же там был за строй, и борьба каких классов двигала этим обществом?! Как его втолкнуть в модель рабовладельческого строя? В этом и других случаях марксистам приходилось извращать историческую реальность или обходить ее молчанием, чтобы сохранить свою модель и учение.

И вообще модель классов и классовой борьбы проста, четка, схематична и всеобъясняюща, а поэтому уже не верна, хотя где-то и соответствует истине. По этой модели исторический процесс практически уподоблен некоторому механизму, работающему по четким законам. Вот и получается вопиющий разрыв учения и реальности!

Утверждая преимущество своего учения, марксисты упрекали «буржуазных» философов в отсутствии единого всеобъясняющего учения, которое те смогли бы противопоставить марксизму. В свете наших рассуждений это, однако, не упрек, а похвала! Да, они действительно не пытаются втиснуть всю реальность истории, экономики в одну схему.

Пример 4. Из богословия (Феодицеи).

Бог совершен и есть Любовь. Это исходная модель. Как согласовать с ней факт существования зла и участи нераскаянных грешников в озере огненном?

Модель и факт противоречат друг другу. Ну а дальше одни отвергают модель, например, вводят еще и злого бога (дуализм, манихейство), другие отвергают реальность существования Бога (атеисты), третьи отвергают факт вечных мучений (Ориген, адвентисты). А опытный богослов-схоластик создает виртуозные казуистические объяснения, от которых не успокаивается ни ум, ни сердце. Вот к чему приводит схоластика! В данном случае ею поражены и манихей, и атеист, и адвентист, и богослов.

Автор данного трактата, незыблемо веруя в Совершенство и Любовь Божию и в мучения грешников, не дерзает пытаться дать ответ на этот вопрос, ибо для этого должен бы был ввести еще более совершенные модели, которые ныне человечеству просто неизвестны. Кстати, если пожелать уйти от противоречия, вводя другие модели (манихейскую, атеистическую и пр.), то, легко избавившись от этого противоречия, тут же возникают другие, еще более неразрешимые. Например, атеизм полностью противоречит принципу достаточного основания в таких вопросах, как происхождение мира, возникновение жизни, возникновение разума, духовных сущностей и др.

Так что в вопросе Феодицеи, в вопросе о возможности происхождения зла и его вечного наказания необходимо смирить свой пытливый ум перед Непостижимостью. Автор считает, что для того, чтобы объяснить зло (его происхождение и наказание), надо выйти из сферы греха. Только оторвавшись от земли, можно ее обозреть. Только выйдя в третье измерение, можно обозреть плоскость. Ну а если, находясь в двухмерной плоскости, ее обозреть невозможно, то тем более невозможно из двухмерной плоскости «увидеть» трехмерный объект. А именно на это похожи многие попытки рационального, схоластического богопознания (в том числе Феодицеи)! Для нас же сейчас важно то, что Христос дал возможность выхода из «плоскости греха». И только по мере этого выхода и возможно распознавание греха. Поэтому понимание этого вопроса растет не по мере накопления знаний, а по мере стяжания святости. Не ученый, а святой может об этом нечто сказать. И только совершено освободившись от греха в вечности, можно будет увидеть начала и концы зла.

Так что и весьма совершенная система христианской догматики (но все-таки система, все-таки модель!) расплачивается за сокрытые ею истины парадоксами и противоречиями. И это всякий богослов должен отчетливо понимать, чтобы не запутаться и не сделать неверные выводы. Не противоречива только сама Реальность, Божественная реальность, а ее модельные описания несовершенны. Поэтому святые не столько рационально (моделями) познавали Бога, сколько непосредственно в религиозном опыте. Самое совершенное описание сада не заменит непосредственного пребывания в нем! Хотя, в силу разности в духовном совершенстве людей, для слабейших бывает полезно и описание совершеннейших. Ибо их описание бывает глубже, чем сам опыт слабых. Однако несовершенен не только сам разум человека, но и все его духовные силы. Поэтому, и побывав в саду, он все равно не постигнет всего того, что этот сад есть, и что он содержит. Поэтому даже и религиозный опыт святых все-таки меньше того, что есть Сам Бог! Ведь и на Фаворе ученики увидели Славу Божию только лишь «якоже можаху» (из тропаря празднику Преображения). Но тем не менее и опыт, и познание не эфемерны, не тщетны и не пусты, ибо приобщают нас к самой Реальности, к Самому Богу, а поэтому желанны для нас и вожделенны.

Пример 5. Понятие «Таинства» (Sakramentum).           

«Таинство есть священное действие, чрез которое тайным образом действует на человека благодать, или, что то же, спасительная сила Божия» (Катихизис митрополита Филарета Московского). При совершении видимого вещественного действия, происходит невидимое благодатное действие.

Схоластическое богословие дало точные определения Таинства, числа Таинств, вещества Таинств, формул Таинств и т.д. Сам термин Таинства в таком смысле впервые употреблен (или впервые встречается?) карфагенским церковным писателем Тертуллианом. Учение о седмеричном числе Таинств принадлежит средневековому западному богослову-схоласту Петру Ломбардскому (XIII в.).

Понятие Таинства — богословская модель. Очень сильная и очень глубокая. Модель, позволившая вскрыть глубокий смысл христианской сотериологии и экклезиологии. Но все-таки и «Таинство» — всего лишь модель, за которую, как и за всякую, приходится расплачиваться. И расплачиваться серьезно.

Вот конкретно. Таинство Елеосвящения (соборование). Основанием для этого священнодействия являются апостольские слова в Иак. 5,14-15 и их практика (Мк. 6,13). Но мы знаем, что случается так, что после совершения соборования над больным он не получает исцеления. Как это понять? И вот связанные определением Таинства или, лучше, принявшие это определение (эту модель) за саму действительность священники вынуждены думать о том, а что же при этом произошло? Ведь Таинство совершилось, оно действительно. Что-то произошло. А что же произошло? Что это за «что-то»? И связанные определением-моделью авторы-схоласты дорассуждались: «В елеосвящении Церковь приходит к одру болящего и даже умирающего человека не восстанавливать здоровье (прямо противоречат словам «и молитва веры исцелит болящего» (Иак.5,14)), не замещать медицину, когда та исчерпала свои возможности. Церковь в лице собора священников или одного священника приходит для того, чтобы ввести этого человека в Любовь, Свет и Жизнь Христа» («Наст. книга священнослужителя», т.4, М. 1983, стр. 313).

Да так ведь можно что угодно объяснить! И как хорошо, что молитва не подведена под определение Таинства! А то ведь в случае каждой неуслышанной молитвы пришлось бы изощряться в объяснении того, а что же при этом произошло! Хорошо было в таких случаях в апостольские времена пресвитерам, еще не знавшим этого определения. Те пресвитеры могли спокойно сказать: «Вот вчера мы помазывали елеем болящего, но Господь не дал ему исцеления». И у них не было проблемы объяснять, а что же тогда произошло, когда они помазывали болящего, как и у нас нет такой проблемы в случае неуслышанной молитвы. Мы ведь можем спокойно сказать, что мы помолились о больном, но Господь не дал исцеления — видно, не воля Божия. Вот в какие тупики вгоняет схоластика, модель, взятая за саму действительность! Сначала даем определение, создаем модель, а потом не знаем, что с ней делать.

После того, как модель Таинства стала восприниматься как сама реальность, стали возможны рассуждения на темы: А отпевание Таинство или нет (ведь содержит разрешительную молитву)? Венчание (брак) — Таинство или нет? И ответы на эти вопросы даются не всегда одинаковые. В общем-то именно так, представляется нам, доходили когда-то до вопросов о том, сколько Ангелов могут разместиться на кончике пера. Кстати, иерейское благословение тоже можно было бы в некоторой степени рассматривать как Таинство. И, наоборот, в Венчании (браке) очень трудно указать «вещество» Таинства, и только с определенной натяжкой удается его вписать в модель Таинства. Далее схоластика приводит к формулам Таинств. Одно дело Крещение, которое должно совершаться во имя Отца и Сына и Св. Духа. И то, едва ли это можно назвать точной формулой, которая несколько иначе произносится в Православии и в Католичестве. У православных: «Крещается раб Божий (имя) во имя...»; у католиков: «Я крещу тебя (имя) во имя». И уж совсем другое дело разрешительная молитва в Таинстве Покаяния. В некоторых православных пособиях для пастырей схоласты уже указывают, что если разрешительная молитва прочитана не вполне точно, то Таинство не действительно, т.е. грехи не отпущены. Но ведь это абсурд! Даже в Таинстве Евхаристии (Таинстве Тела и Крови Христа) совершительные слова произносятся несколько по-разному в чинопоследовании св. Иоанна Златоуста и в чинопоследовании св. Василия Великого. Но ведь Таинство совершается! А как же в первые века, когда еще не было единообразных чинопоследований повсюду?! В покаянии суть в том, чтобы священник от Лица Христова простил кающегося (2 Кор.2,10), а не в точном произнесении известных слов. А в Таинстве Елеосвящения в совершительной молитве поминается ряд имен святых. Как же тогда совершали это Таинство до этих святых?! Ясно, что не в точном произнесении слов дело, а в молитве веры (Иак.5,15).

К особенно тяжким последствиям привела замена реальности Таинства ее моделью в случае Крещения. Модель говорит, что крещеный омыт от грехов. Но от каких грехов омыт нераскаивающийся, едва ли верующий человек, если он и перед Крещением не каялся, и тут же после Крещения продолжает грешить. И перед Крещением, и в самом Крещении не собирался оставить грех и не оставил. Не связанный схоластической моделью св. Кирилл Иерусалимский (IV в.) мог спокойно сказать о недостойно крестившемся: «И крестился, но не просветился, омыл тело водою, но не просветил сердца Духом; погружалось в воду, и вышло из воды, тело, а душа не погребалась со Христом и не воскресла с Ним... Сорок дней имеешь на покаяние (оглашенный). Много у тебя удобного времени и совлечься, и омыться, и облечься, и войти. Если же останешься при злом произволении; предваряющий тебя не виновен, но ты не ожидай приять благодать. Примет тебя вода, но не примет Дух» (Св. Кирилл Иерусалимский, «Слова предогласительные», слово предогласительное, п.2 и п.4). Для православного схоласта эти слова будут ересью, ибо в них он увидит неверие в Таинство. И вот схоластика стала богословской основой глубоко порочной практики крещения людей без веры, без покаяния, без оглашения, без внутреннего перерождения.

Когда модель Таинства, объяснив нам столь многое в священнодействиях, однако, проявляет свое несовершенство, противоречит где-то реальности, тогда схоласты прибегают ко всякого рода богословским изощрениям, чтобы примирить противоречия между моделью и реальностью. А вот этого-то как раз и не следует делать!

Чтобы выйти из противоречия, можно было бы отказаться от этой модели. Но этого, насколько нам известно, в Церкви никто не сделал. Ибо тогда надо было бы предложить другую, более совершенную модель, а таковая просто не известна. Разве лишь можно указать на то, что многие православные богословы отказываются от ряда схоластических крайностей, которые особенно сильно проявляются в Католичестве.

И, наконец, третьи (протестанты, сектанты), увидев некоторые противоречия модели Таинства и реальности, отвергли саму реальность! Они просто объявили, что Таинств нет. И не в смысле модели, имеющей свои несовершенства, а именно в смысле той реальности, которую эта модель означает. И остались без реальных Таинств, а не только без учения о них. Остались без той благодати, которая реально через Таинства подается.

Пример 6. Церковный пост.

В Православной церкви тщательнейшим образом разработаны правила поста на весь год. Желающих ознакомиться с ними отсылаем к Типикону и Книге правил (свв. Апостол, Соборов и Отцов). Эти правила — тоже некоторая модель, схема. Это веками церковно выработанная лучшая модель, установка о том, как исполнить евангельскую заповедь о посте (Мф.9,15). Но все-таки это только модель. И взятая за саму истину, она прямо приводит к противоречию с Истиной, с заповедями Христа, «чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф.6,18). И хотя здесь (см. ст. 16-17), собственно, запрещен не самый пост пред людьми, а унылое, мрачное лицо, чтобы показаться постящимся, когда человеку не пост важен, а видимость поста пред людьми, т.е. запрещено фарисейское отношение к посту. Но все равно трудно сказать, что я соблюл эти слова Христа, если во время поста, оказавшись у неправославных (хоть неверующих, хоть инославных), я должен сначала сообщить хозяйке, что буду кушать, а что нет. Это всегда очень неприятно, а хозяйку часто вводит весьма в неловкое положение, и уж во всяком случае, такое «соблюдение поста» прямо противоречит словам Христа: «И если придете в какой город и примут вас, ешьте, что вам предложат» (Лк.10,8). Трудно в наше время православному. Не будешь есть — слова Христа нарушишь, неловкое положение создается, можешь обидеть хлебосольных странноприимцев. А поешь — правила нарушишь, да тут же и заработаешь: «Вот православный, да еще поп, а в пост скоромного наелся! Значит, и все они врут, не верьте им». Соблазн получился, а «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф.18,7). А другой, глядя на это, вовсе перестанет поститься, а то и веровать. И такие случаи были. Однако причина (вина) этого не в словах Христа, они согласуются меж собой, а в схеме-модели, которой приписан догматический смысл, коего фактически она не имеет, а только в некоторой (пусть великой) степени отображает. Если же отказаться от правил поста (к чему многие ныне призывают), т.е. отказаться от модели, то скоро и от самого поста ничего не останется, как это в большой степени и произошло в Католичестве. Весьма утрачивается духовно-аскетическое направление в благочестии. Протестантизм в таких случаях отвергает, как правило, саму реальность. Аскетика там объявлена делом ненужным и даже не богоугодным.[1]

Так опять мы видим три неверных выхода: фарисейство схоласта, не глядя на жизнь и людей, соблюдающего правила[2] поста; отказ от правил поста (от модели); отказ от самого поста (самой реальности).

Наш вывод таков: пост и его правила нужны. Но следует знать, что правила поста — модель, а не догма, не сам пост, и за эти правила-модель приходится «расплачиваться» неизбежными противоречиями с жизненной реальностью. А уж как «расплачиваться», да подскажет Дух Божий в каждом отдельном случае особо (ср. Мф.10, 19-20). Тут «рецепты» как поступать едва ли возможны. Ведь сам «рецепт» будет новой моделью, которая приведет к новым противоречиям.

Пример 7. Догматы о св. Троице и Богочеловечестве Христа.

Мы не дерзаем вступать в конкретное рассмотрение моделей и Реальности по этим священнейшим вопросам. Но для всякого, вступающего своими рассуждениями в эту область, мы ставим как бы знак: Внимание! Осторожно!

Ведь и сами понятия: Троица, Ипостась, сущность, природа, рождение, нетварность и др. — это модели, взятые свв. Отцами из Св. Писания и, в большой степени, из эллинской философии платоников и неоплатоников, а также частично развитых ими самими. Поэтому в века Вселенских соборов часто разгорались споры не только по существу, но и из-за неодинаково понимаемых и не разработанных четко терминов. Например, только св. Василий Великий (десятилетия после I Вселенского Собора!) дает ясное различение понятий сущности и ипостаси, которое со временем принимается и на Западе, и на Востоке в Церкви. А такой богослов, как свящ. П.Флоренский, в своей книге «Столп и утверждение Истины» считает, что этим св. Василий Великий не улучшил, а, наоборот, ослабил ту силу формулировки этого учения, которая была у св. Афанасия Великого. Так что здесь необходима крайняя осторожность! Догматы и формулировки свв. Вселенских соборов являются лучшими теоретическими выражениями учения о Боге. Но если забыть, что и это только лишь модели, а не сама Реальность Божества, то можно впасть в беду. Опять начнутся либо схоластические выверты, либо отрицание догматов-моделей (ереси), либо самой Реальности (безбожие). И все это в истории учения о Боге действительно было.

Не только саму Божественную Реальность, Самого Бога, но даже и опытное постижение этой Реальности святыми невозможно вполне вписать в человеческие понятия и модели, ибо они «слышали неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2 Кор.12,4). Значит, очень несовершенны все эти «пересказы»! Кстати, Апостол в этом случае даже не знал, в теле или вне тела он при этом находился (2 Кор.12,2). А вот в одной богословской книге, нам попадавшейся, автор, четко оперируя богословскими понятиями, смело и прямо утверждает, что Апостол, конечно, был вне тела. Так схоластика «позволила» тому автору лучше знать, чем самому Апостолу, опытно пережившему откровение! Жалкие «откровения» схоластики!

Человек, последовательно «уверовавший» в схоластику, стремится в конце концов создать модель всего мира, всего бытия Вселенной. Если уже частности этого мира не вписываются вполне в модели, а тут хотят всю Вселенную (а иногда еще и с Богом) вогнать в одну схему-модель! Этим неоднократно занимались религиозные философы. Вот труд, заранее обреченный на провал, ибо «человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца» (Еккл.3,11). А посему всякий ученый, предпринявший попытку объять необъятное, в конце жизни вынужден признаться вместе с Екклесиастом: «И оглянулся я на все дела мои, которые делали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все — суета и томление духа и нет от них пользы под солнцем!» (Еккл.2:11). Такая участь постигла, например, в физике А. Эйнштейна, всю вторую половину своей жизни искавшего Единую теорию поля, которая должна была бы объяснить весь мир физических явлений, но не нашедшего ее и, может быть, зря растратившего на это свои силы и время. И уж вовсе «лопнула» классическая физика, когда-то позволившая Лапласу гордо воскликнуть: «Ум, который в данный момент знал бы все силы, действующие в природе, и относительное положение составляющих ее сущностей, если бы он был столь обширным, чтобы ввести в расчет все эти данные, охватил бы одной и той же формулой движения крупнейших тел Вселенной и легчайших атомов. Ничто не было бы для него недостоверным, и будущее, как и прошедшее, стояло бы перед его глазами» (Theorie analytique des probabilites par M. le Compe Laplase). Одной формулой он считал возможным охватить весь мир! Такая «формула» действительно есть. Но она уже не относится к области человеческих теорий (моделей). Она и есть Сам Бог, Его Божественная Реальность, в Себе соединяющая все! Этим же недостатком (постигнуть рационально в теории «формулу всеединства») страдают все всеобъемлющие системы в философии и догматическом богословии. Кстати, чем совершеннее какая-нибудь теория объясняет все, тем у нас больше недоверия к ней. Вот один пример из попыток осмыслить всю историю. Безусловно, известны сатанинские происки и дела масонов. Но «теория масонства», основанная на Протоколах сионских мудрецов, уж слишком ясно объясняет все, всю историю и все проявления зла. А уже только поэтому она не может быть вполне верна. По этой теории, в конце концов, «если в кране нет воды, значит выпили жиды», ну и выход один: «Бей жидов, спасай Россию!» А у оппонентов как всегда: или отбрасывают полностью само учение, или даже начинают отрицать сами сатанинские дела масонов.

И как отличается от всех схем и построений Св. Писание, святая Библия! Не случайно иные святые, приходя в полноту возраста Христова, опытно ведая Божественную Реальность, читали уже только Библию, оставив другую литературу. Библия — Божественная Реальность в слове, а не учение о Реальности, не схема-модель Реальности! Библия практически почти не дает определений, схем и систем. Она просто утверждает Истину, раскрывает Ее. И если говорить об относительности Библии, так уже только в том, насколько вообще само слово отображает то, что оно призвано выразить.

Автор этой статьи когда-то, находясь в духовных исканиях между Православием и протестантизмом, в сердцах, хотя и никогда не дерзал упрекать Бога, но иногда сожалел: «Вот почему Библия не написана в виде догматического пособия? Как катехизис. И было бы четко и ясно написано, что и как понимать. И не было бы споров, по крайней мере, не было бы столь разнящихся вероучений! Не было бы соответственно и таких делений среди христиан». Да, но тогда не было бы и самой Библии, не было бы Церкви, не было бы Божественной Реальности и Жизни Вечной, не было бы «Глаголов Вечной Жизни» (Ин.6,68), а была бы схема, выхоластившая жизнь, никогда не утоляющая жажду, а значит — огонь, огонь неугасимый...

Енисейск, 1985 г.