Прогноз.Мир через 20 лет,мир через 50 лет

Легче узнать, чего не будет, чем предсказать, что будет.

Никогда не было никаких шансов на превращение Ирака в светскую демократию. Свержение Саддама Хусейна означало уничтожение светского режима, пусть и деспотичного; а в политике этой страны после вторжения не могли не найти отражение сектантские разногласия. Точно так же, у посткоммунистической России не было ни малейшей возможности стать экономикой западного образца. 70 лет советской власти дали стране военно-промышленный комплекс, но не дали даже зачаточных предпосылок для появления живой рыночной системы.

В более близкие к нам времена Афганистан не имел никакой возможности для превращения даже в отдаленное подобие либеральной демократии. В отличие от саддамовского Ирака, являвшегося современной тиранией, Афганистан никогда не был современным государством. Даже советские войска, действовавшие намного беспощаднее сегодняшних западных союзников по коалиции, и те не смогли создать такое государство там, где государства не было вообще. Как только союзники отошли от своей первоначальной цели по уничтожению баз террористов, стало ясно, что и они тоже потерпят там поражение.

Провал каждого из этих проектов был предопределен, причем не из-за ошибок, которые неизбежны при их реализации, а из-за того, что цели данных проектов были изначально недостижимы. Последовавшее фиаско можно было предугадать, и многие его предугадали; но это не помешало приступить к осуществлению задуманного ценой многочисленных людских жертв и огромных затрат. Здесь мы наталкиваемся на одно из самых мощных препятствий на пути предначертания будущего – на неиссякаемую неразумность человеческих институтов. Жизненно важные решения, влияющие на судьбы миллионов людей, зачастую принимаются на основе совершенно нереальных допущений и предположений. И неважно, кто эти решения принимает – правительства, рынки, церковь или корпорации. Сутью сегодняшней политики стали абсолютно неразумные представления о том, что возможно и осуществимо. 

Лоуренс Смит (Laurence C Smith) - географ, и в центре его смелых и непредубежденных изысканий в области футурологии лежат вполне предсказуемые изменения мирового климата и сокращение запасов природных ресурсов. По мнению Смита, эти силы глобального потепления и ресурсного дефицита вкупе с миграцией населения и усиливающейся урбанизацией будут способствовать развитию кольца северных стран. Канада, Гренландия, Норвегия, Швеция, Исландия, Финляндия, а также северные регионы России и США станут зонами быстрого экономического развития и растущей стратегической значимости.

Подъем уровня воды в океанах сделает прибрежные регионы на юге США непригодными для проживания. Значительная часть Испании превратится в пустыню, а Альберта и Швеция столкнутся с наплывом капитала и иммигрантов. По мере отступления льда в Северном Ледовитом океане станут пригодными для освоения и эксплуатации подводные богатства, таящиеся сегодня под ледовой полярной шапкой. В первую очередь, речь здесь идет о месторождениях нефти и природного газа. Ось Земли смещается не с запада на восток, и не с севера на юг, как утверждают многие. Она перемещается в сторону «нового севера» - следующего этапа мирового развития. 

Смит признает, что такие явления как глобальное потепление, скудость ресурсов и рост численности населения становятся сегодня мощной движущей силой мирового развития. Поэтому в мировоззренческой концепции Смита больше реализма, чем в фантазиях на тему бесконечного роста, на которых базируется нынешняя политика. Экономисты свободного рынка вообразили, будто развитие может продолжаться бесконечно – были бы на месте правильные ценовые механизмы. Если нефтяные цены подскочат до 200 долларов за баррель, то беспокоиться здесь не о чем, утверждают они. Дело в том, что  рост цен подхлестнет поиски альтернативных  источников энергии, и глобальная экономика вскоре снова вернется на путь устойчивого развития. Антикапиталисты придерживаются по сути дела такой же точки зрения, заявляя, что сотрудничество в более справедливой экономической системе поможет преодолеть ресурсный дефицит. 

Однако природные ресурсы, конечно же, конечны и исчерпаемы, и пределы роста будут достигнуты, какой бы справедливой или несправедливой ни казалась нам система экономики. И здесь не очень-то важно, насколько эффективно работают рынки. Пределы развития имеются у каждой планеты. Индустриальная цивилизация позволила человечеству обеспечить то количество населения, которое живет сегодня на нашей Земле. Однако дешевая нефть заканчивается. Весь мир зависит сегодня от этого ресурса, который иссякает быстрее любых экономических и политических преобразований. 

Смит улавливает эту ситуацию и проводит весьма информативный мысленный эксперимент. «Что, если бы вы могли стать Богом, - спрашивает он, - и сделать благородное, справедливое с точки зрения этики дело, доведя потребление всего развивающегося мира до того уровня, который существует сегодня в Северной Америке, Европе, Японии и Австралии? Сделали бы вы это или нет?» Он четко дает понять, каким будет ответ. В результате такого мгновенного подъема уровня жизни «глобальное потребление вырастет в 11 раз. Получится так, будто население мира с сегодняшних неполных семи миллиардов в мгновение ока выросло до 72 миллиардов. И где брать всю необходимую ему воду, мясо, рыбу, энергию, пластмассу, металл и древесину?» Если в этот виртуальный эксперимент внести поправки и представить, что повышение уровня жизни будет постепенным, происходящим в течение 40 лет, то результат получится еще хуже. «Если конечная цель каждого человека на земле будет состоять в том, чтобы жить как сегодняшние американцы, западные европейцы, японцы и австралийцы, то природе мира придется напрячь максимум усилий, чтобы обеспечить всем необходимым 105 миллиардов человек (в эквиваленте)». 

Конечно, в таких условиях мир просто не выдержит. И тем не менее, именно такая цель косвенно закладывается почти в каждый преобладающий политический курс. Возможно, единственный  способ предотвратить коллапс окружающей среды заключается в смелом обращении к стратегии передовых технологий. Именно об этом говорит Стюарт Брэнд (Stewart Brand) в своей вышедшей недавно книге «Whole Earth Discipline» (Дисциплина всей Земли). Но выступление Брэнда в защиту высоких технологий подобно анафеме для «зеленых», а государства не желают тратить огромные средства на такие высокотехнологичные программы. С презрением относясь к технологическим решениям, современная мысль по-прежнему привязана к бредовым проектам преобразования мира. Большинство людей знает, либо подозревает в глубине души, что эти проекты ничего не дадут. Но преодолевать трудноразрешимые проблемы никому не хочется. Гораздо проще вообразить, что эти проблемы можно будет прогнать как наваждение. Поэтому мы снова возвращаемся к человеческой иррациональности и к вечным конфликтам.

Среди тех непреложных правил, которые Смит излагает в своих изысканиям по футурологии, фигурирует принцип «никакой третьей мировой войны». Если это значит, что не будет никакого повторения промышленных войн 20-го века, то такое правило вполне разумно. Когда государства обладают ядерным оружием, полномасштабная война становится невообразимо разрушительной. С другой стороны, война за ресурсы вполне может перейти в хроническое состояние. 

Смит опровергает мысль о том, что вооруженные конфликты будут возникать в результате  соперничества за обладание северными природными ресурсами, называя это «надувательством по поводу сумасшедшей драки и грядущих арктических войн». Но первая война в Персидском заливе была ресурсной войной в чистом виде. А контроль над иракской нефтью стал одним из главных императивов, приведших к вторжению в Ирак. Нет никаких разумных оснований для предположений о том, что ресурсные войны не станут характерной приметой будущего, как это уже было в прошлом. 

Как именно будут разыгрываться такие конфликты – это, по выражению Дональда Рамсфелда, «известное неизвестное». Но вполне можно спрогнозировать, что борьба за контроль над скудеющими природными ресурсами будет усиливаться. Однако, по мнению Смита, ресурсная война принадлежит к той категории, о которой Рамсфелд не упомянул – «неизвестное известное». Это реалии, о которых мы знаем, но предпочитаем не думать. 

Джон Грей – ведущий рецензент New Statesman.