Абрикосовна

На модерации Отложенный

Жениться или не жениться?

Я не о себе… Вспоминаю, перебираю древние житейские варианты.

Которая баба посмелей, "Коня на скаку остановит", в смысле - конкретного пляжного жеребца стреножит, та и становится обладательницей главного приза - потомства от этого ссыкуна... Ой, элитного скакуна.

- А что вы хотите от известного пляжного мачо или там – грозы станичных иолодух?

- Всех любить – никакого сердца не хватит.

- А просто так жениться? Время подперло?

- А потом неожиданно найдется другая, земля закачается у тебя под ногами и пржняя семья рассыплется в прах.

Просто так жениться – западло, в двадцать пять – то вполне боевых лет. А эти двадцать пять тянутся у некоторых и тянутся, до сорока восьми с половиной, иногда.

По залету – жениться глупо! Вот и ждут парни своей судьбы, в виде доброй и не сильно страшненькой псевдо шустрячки. (Красивенькие тетки - прочно заняты, да и они уже по десять абортов сделали, порою и от посторонних, с ними тоска и скандалы).

Рядом с собой наблюдал похожую историю в деталях.

 

Приятель мой, Толик Дубовой, местный анапский шустряк, телемеханик от Бога, своей подружке, кассирше мастерской, делано так, с незабываемой улыбкой – рот до ушей, говорит. Видно всем, он вовсю старается на публику:

- Тонька! … Абрикосовна! … Без меня смотри, не загуляй! Я - в Анапскую, на заявки! Приеду завтра – проверю!

Побежал за своим чемоданом, за инструментом, за деталями.

Мы ржем…

А Тонька - в слезы.

- Там у него - двадцать любовниц! Как он идет по улице в станице Анапсской, вся улица красится и пудрится!

Мы, хором:

- Тонька! И ты пройди там по соседней улице, может у всех казаков флагштоки поднимутся следом!...

- Да тебе - то зачем горевать? Ну, отдерет он сегодня парочку теток в охотку, это его максимум, ну и что тебе? Не убудет же!...

Я беру свой тяжеленный портфель, набитый лампами, трансформаторами, альбомами схем, прочим железом и добром, едем с ним на автобусе в Анапскую и ударно, вдвоем, делаем двадцать четыре заявки за смену. Я иду впереди его по адресам, вскрываю телевизоры, следом идет Толик, ремонтирует. Я возвращаюсь, закрываю крышки. Потом мы меняемся, чтобы нам нескучно было. Он вскрывает, я ремонтирую, он закрывает, рассредоточились, чтобы не мешать друг другу.

Пишем квитанции, но только иногда, когда попросят…

Летняя жара, а мы весь день не пили и не ели еще, с этой беготней устали малость.

К вечеру мы уютно и клево сидим в прохладном подвале у знакомого винодела, пьем чайными стаканами коллекционный «Золотой берег» с Опытной станции, которого всего пятьсот литров в год они выпускают. По особой технологии, для запросов высшего начальства.

Шутим, отдельные фразы о жизни вставляем, нам непринужденно и весело.

- Нет, лучше своей Тоньки я уже никого не найду. Столько их здесь перетрахал, и все одно и тоже… Пахомыч, подтверди!

Пахомыч бормочет в свои пышные казацкие усы, наливая себе очередной стакан мускатика:

- Да уж!  Толя, дело твое - молодое. Вся станица тебя папкой кличет, дети разведенок здороваются на улице…

Пахомыч ловко вытаскивает из-под стола новую четверть вина:

- Да вы пейте – пейте, а я еще и мускатика вам налью. Вишь, какие густые чернила!

За стаканом вина в подвале тянет на разговоры:

- Чего же ты до сих пор не женишься на ней? Тонька твоя уже вся извелась…

- Да вот, как – то…

- Ага! Пинка все ждешь? Ты же сын офицера, фронтовика, чего тебе бояться? Сам решение прими! Или – спиваться за пару лет, или - жениться… Свою новенькую машину уже разбил по пьянке.

- Ладно тебе, … сын офицера… заметано… А ты завтра вечером пригласи к себе Тоньку, якобы она западню мне устроила, и ребят из наших, из механиков, человека три… Я подойду на пять минут позже их.

- Идет! Главное, чтобы ты был вначале слегка трезвым… Будет много веселья, будет много вина… Нажарю вам карпов и ведро холодного рислинга поставлю… Тоньку спрячу в спальне. Она клюнет…

Выходим из подвала на улицу самостоятельно, тащим два чемодана и катушечный магнитофон «Дайна». Пахомыч попросил его починить…

Дальше мы попеременно несем друг друга, кто малость протрезвеет – то и в лидерах.

 

Заносим к Тольке домой это чертов магнитофон (Не выбросили же по пьянке!!!), я собираюсь самостоятельно добраться к себе домой. Метров восемьсот, если огородами и переулками.

Подходит к нам отец Тольки, дядя Миша.

Я ему говорю:

- Дядя Миша, вы знаете, что мы живем в ЛАГЕРЕ социа - листиче – че - ских стран?

Слово какое – то вязкое попалось!

Полковник отвечает мне:

- Знаю! … Что дальше, ты хочешь мне политчас устроить? … Что дальше?

- А кто начальник нашего лагеря? Суслов или Брежнев?

Дядя Миша, верный ленинец, коммунист с 1936 года, беззвучно матерится, как танкист во время артподготовки, сверкает глазами, поворачивается и уходит.

Прощаемся:

- Толя! Смотри, ты не перепутай чего, завтра, после работы!

 

Назавтра весело сидим с нашими друзьями, квасим вовсю, закусываем рыбой, салатом из шикарных помидоров и огурцов со сметаной, молодой картошкой, зеленью…

Выплывает из спальни наша Тонька, она сегодня светится изо всех сил, рот до ушей:

- Привет, мальчики!

«Мальчики» улыбаются в усы, только полчаса назад видели ее на кассе у себя в мастерской.

Они тихо переговариваются с Толей:

- Толя, ну, теперь тебе точно не отвертеться! Жаль нам такого хлопца просто так отдавать, надо бы взять за тебя выкуп – коня, шашку и седло…

Алик Иониди хохочет и подсказывает:

- И бочку вина, двести литров! А закусь мы поставим сами, так и быть!...

- Мы, правда, свечку не держали, но нам пора…

Кореша - механики пьют на посошок стоя, перемигиваются, и дружно уходят…

Совсем недолго сидим далее втроем, разговоры ни о чем...

Потом она уводит свою добычу в спальню, Толик особо не упирается…

Женился он на ней в свои тридцать лет, а этой Тоньке было уже поболее двадцати шести лет, почти такая же невзрачная и недалекая, как и Машка из новеллы «Сортировка женихов».

Одна прелесть – добрая и тихая, ни с кем она ранее не спала и даже не встречалась. Добровольцев на нее не нашлось что ли, или – нравственность на высоте, или помешало то, что на нашем пляже и в здравницах всегда навалом красивых, доступных и страждущих курортниц всех возрастов, габаритов и расцветок.

Через несколько лет в парке прибрежного санатория встретилась мне заметно пополневшая Тонька, или - бывшая Абрикосовна, если по – нашему, по - механицкому.

Цветет и пахнет, довольная жизнью, повзрослела малость.

Ведет за руку двух прелестных мальчиков, дошкольников.

- Привет! Твои, что ли?

- Мои, дубовята!

- Чем ты занимаешься?

- Я - агроном вот этого парка!

- Моего друга окучила, теперь окучиваешь деревья?

- Как – то так, как умею…