ОСТОРОЖНО – ХАЛТУРА!
В ЛИТИНСТИТУТЕ ЗАПРОСТО ЗАЩИЩАЮТ НИКУДЫШНЫЕ ДИССЕРТАЦИИ
Руководство Литинститута категорически не согласно с тем, что их вуз причислили к неэффективным. Оно, если верить интервью ректора института Бориса Тарасова, не видит также ничего плохого и в аффилированности своего заведения с Московской писательской организацией. Меж тем факты свидетельствуют об обратном. Литинститут выпускает слишком много неумёх, которые не могут найти работу по специальности. Среди преподавателей много демагогов, за которыми нет ни серьёзных научных трудов, ни значительных художественных произведений. Индекс цитируемости профессорско-преподавательского состава близок к нулю. А состоявшаяся на днях в Литинституте защита слабой кандидатской диссертации чиновника Московской писательской организации Ивана Голубничего вызвала у специалистов просто оторопь. Кстати, научный руководитель беспомощного диссертанта – глава Московской писорганизации и по совместительству завкафедрой Литинститута Владимир Гусев. По мнению многих экспертов, после защиты халтурной диссертации стоило бы немедленно распустить соответствующий диссертационный совет. Но это уже прерогатива ВАКа.
********************************************************************************
ХАЛТУРНАЯ ЗАЩИТА
12 декабря в Литературном институте им. А.М. Горького состоялась защита ещё одной (на данный момент – второй) диссертации, целиком посвящённой творчеству поэта Юрия КУЗНЕЦОВА. В совсем молодом кузнецововедении (сам поэт скончался в 2003 году) каждая диссертация – событие. Но, к сожалению, в данном случае для поклонников и ценителей поэзии Юрия Кузнецова это событие скорее со знаком минус.
Чтение такого «исследования» едва ли может принести что-то кроме разочарования и огорчения.
Защищался и, к сожалению, защитился один из функционеров Московского отделения СП России, главный редактор газеты «Московский литератор», поэт Иван Голубничий. Тема «Стилистический опыт Юрия Кузнецова и современный литературный процесс». Что удивительно: ни на один из заданных на защите вопросов Голубничий, на мой взгляд, не ответил содержательно и убедительно, а сказанного на свободном обсуждении Мариэттой Чудаковой (хотя она потом сама призналась в кулуарах, что сильно «пожалела» диссертанта и могла бы его просто «размазать») вполне было достаточно для того, чтобы хотя бы как-то усомниться в качестве диссертации. Однако все члены диссертационного совета проявили редкостное единодушие – ни одного голоса против – как будто речь идёт о блестящей и безупречной работе!

Симптоматично: почти никто, кроме процедурно требуемых оппонентов, похоже, ничего заранее о защите и самой работе не слышал, хотя и тема и особенно главный герой диссертации наверняка привлекли бы внимание многих любителей поэзии и специалистов по современной литературе. Насколько я знаю, правилом хорошего тона в научном мире является рассылка автореферата всем специалистам по соответствующей проблематике. Однако сильно сомневаюсь, что о данной диссертации хотя бы сообщили, скажем, авторам первого очерка о творчестве Юрия Кузнецова Кириллу Анкудинову и Владимиру Баракову. Более того, как оказалось, даже вдове поэта, которая очень интересуется всем, что связано с творчеством её мужа, ни слова не сказали о предстоящей защите. Теперь уже подозреваю: возможно, диссертант и его научный руководитель просто-напросто хотели свести до минимума шансы кого-либо из знатоков творчества Кузнецова (да и вообще квалифицированных филологов) вчитаться в этот поспешный, свежеиспечённый «вклад» в кузнецововедение.
Сам я (хотя работаю над собранием сочинений Ю.Кузнецова и являюсь секретарём ежегодных научно-практических конференций по его творческому наследию) услышал о диссертации, можно сказать, случайно (и далеко не от Голубничего), так что мог целиком ознакомиться с ней лишь постфактум… И чем дальше читал, тем больше волосы вставали дыбом.
Стыдно сказать о каком уровне ошибок и недостатков идёт речь! Вместо того чтобы спорить о сложнейшем, глубоком и противоречивом, полном вопросов и тайн поэтическом мире Юрия Кузнецова, о месте и роли его творчества в современном литературном процессе, приходится опускаться на какой-то школьный уровень и обсуждать, не побоюсь этих слов, просто оскорбительную для читателя халтуру.
Достаточно двух-трёх вопиющих примеров, чтобы показать полную текстологическую несостоятельность диссертации. Помимо варварской небрежности самого диссертанта и его плохого владения материалом, примеры эти свидетельствуют ещё и о том, что ни один специалист по творчеству Ю.Кузнецова просто не читал диссертации.
В первой главе своей подделки под научную работу Голубничий цитирует заключительную строфу стихотворения Кузнецова «Икона Божьей Матери»:
Это знак! Это знак непростой!
Что-то страшное с нами случится.
Пробирается образ святой
И живыми слезами сочится…
А далее «вдохновенно» рассуждает: «Пробирается» – сквозь сознание человека, как сквозь толщу безверия. Пробирается через поколения душ, по видению поэта, тяжёлых на веру, но не забывающих окончательно…» и т.д.
Но ведь у Кузнецова-то «образ святой» не «пробирается», а побирается (то есть, грубо говоря, просит милостыню)!
– причём это так абсолютно во всех редакциях, в том числе и в той книге, на которую ссылается незадачливый диссертант. И это не простая опечатка, но основа для последующих выкладок! Комментарии тут, как говорится, излишни.
Чуть далее, цитируя слова Кузнецова о Христе, диссертант вместо того, чтобы дать, как полагается, точную ссылку, замечает в скобочках (словно пишет эссе или запись в личном дневнике): «Ю.Кузнецов, из последнего интервью». Между тем приводимые слова взяты не из какого-то интервью, а из всем известной и уже хрестоматийной для любого знатока (и даже просто любителя) творчества Кузнецова статьи «Воззрение», ставшей предисловием к последнему, посмертно изданному авторскому сборнику поэта «Крестный путь».
Другой пример. Голубничий пишет: «Глубокое замечание о Ю.Кузнецове как явлении в русской поэзии дал В.Михайлов в статье «Крестный путь Юрия Кузнецова»: «…Он – поэт конца, поэт трагического занавеса, который опустился над нашей историей. Он силой своего громадного таланта может сформулировать то, о чём мы только догадываемся…». Но приведённая цитата принадлежит вовсе не Валерию Михайлову. Это очень известные, памятные слова о Кузнецове поэта Евгения Рейна, которые уже кто только не цитировал и которые в свою очередь использует (цитата внутри цитаты) Михайлов в своём развёрнутом эссе о Кузнецове.
И ведь это только наиболее очевидные, лёгкие для демонстрации примеры. Постоянные цитаты без ссылок, а ещё чаще голословные утверждения по поводу того, как думал и что чувствовал Ю.Кузнецов, без каких-либо вообще цитат и ссылок – типичное для всего текста диссертации явление.
Причём я вовсе не склонен выступать каким-то дотошным педантом. Дело здесь не только в жанровой несостоятельности или отсутствии строгой научности. Если бы поэт Иван Голубничий хотя бы удосужился написать ярко, честно, красиво, это бы, конечно, не утвердило его кандидатом филологических наук, но хотя бы имело какой-то смысл для читателей и для памяти Юрия Кузнецова.
Но беда в том, что даже сам язык диссертации откровенно ужасен! Безответственность и чувство безнаказанности автора и редакторов (членов кафедры, где обсуждалась работа, если она обсуждалась, научного руководителя, если его можно назвать научным) настолько зашкаливают, что эти люди позволяют себе даже в автореферате (который, как правило, всё-таки кто-то читает), в самом последнем его предложении, где речь идёт о выводах из работы, писать: «Необходимость изучения эволюции стиля Ю.Кузнецова необходима для более глубокого видения путей развития русской поэзии...».
Из этого можно сделать вывод, что не только кузнецововеды не знакомились с текстом, но вообще ни один специалист-филолог либо не читал внимательно диссертации, либо читал её с плотно «закрытыми глазами». Потому что сам текст мало того, что не соответствует уровню кандидата филологических наук, он далёк даже от уровня рядового студента филфака, не тянет даже на грамотное школьное сочинение. Я говорю, конечно, не об орфографических ошибках (ещё этого не хватало), хотя опечаток и синтаксических несогласованностей в тексте диссертации масса. Я говорю об умении ясно и внятно выражать мысли, о логической связности текста, об аргументированности высказываний (даже не научной, а хотя бы какой-то аргументированности) – даже этим элементарным, школьным требованиям в диссертации едва ли соответствует хоть одна, открытая наугад, страница её текста, не говоря уже о главах и разделах. Не менее чем на половину – это какой-то незрелый поток сознания старшеклассника, дополненный «взрослыми» словечками вроде «синергетический эффект» или «апофатический мотив».
Как мог такое допустить научный руководитель Голубничего, глава кафедры теории и критики Литературного института, профессор В.И. Гусев (сам, кстати, писатель) – уму непостижимо! Получается, ему настолько плевать на науку и филологию, что он не удосужился даже вчитаться в диссертацию собственного подопечного. Если же он читал её и не увидел, не заставил поправить такое количество ляпов, то достоин ли он сам докторского звания филолога? Невольно приходит крамольная мысль: хорошо бы переизбирать докторов и кандидатов наук так же, как мы переизбираем депутатов и президентов. Сколько недобросовестных диссертаций, научных званий накопилось! И ведь как они обидно обесценивают, принижают труд и работы истинных учёных, честных исследователей, настоящих квалифицированных специалистов.
Фантазирую дальше (хотя это как раз горькая реальность): получается, тем, кому в будущем предстоит исследовать творчество Юрия Кузнецова, кто будет (я надеюсь) в перспективе писать диссертации о творчестве выдающегося поэта рубежа XX–XXI веков, придётся ссылаться, как это принято, в начале своей работы, на халтуру Ивана Голубничего? Интересно, как ВАК отнесётся к ситуации, когда, перечисляя работы, связанные с исследованием творчества Юрия Кузнецова, будущий диссертант честно напишет, что «диссертацию Голубничего можно просто проигнорировать, потому что это не научное исследование, а недоразумение...».
В заключение хочется обратиться к самому Ивану Голубничему как к «поэту и гражданину». Ведь имя простого, честного поэта гораздо дороже, чем звание липового кандидата наук! Разве может добросовестный литератор, служитель муз оскорблять память большого национального поэта такими беспомощными псевдонаучными поделками в сфере слова? Иван Юрьевич, сделайте широкий жест поэта – откажитесь от диссертации, пока ещё она не попала в центральные библиотеки и не смутила своим низким уровнем юные мозги будущих филологов, пока она ещё не обманула тех, кто искренне интересуется творчеством Юрия Кузнецова и современной поэзией.
Евгений БОГАЧКОВ
Архив : №51. 21.12.2012
Комментарии
* * *
Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.
Он пошел в направленьи полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.
- Пригодится на правое дело! -
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.
В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.
Юрий Кузнецов
* * *
Поехал на рыбалку генерал
И место целым штабом выбирал.
- Годится? - гарнул он на божьи мели.
-Так точно! - офицеры возгремели.
- Где удочка? - готова честь по чести,
Крючок на месте, и червяк на месте.
- А где же стопка? - стопку опрокинул
За воротник. И удочку закинул.
Одну минуту свита не мигала.
Но на виду удача генерала,
И слово генерала на слуху:
- Эге! Да это окунь! На уху!
Крючок на месте, и червяк на месте.
- А где же стопка? - стопку опрокинул
За воротник. И удочку закинул.
И две минуты свита не мигала.
Но на виду удача генерала,
И слово генерала на слуху:
- Сазан? Зело годится. На уху!
Крючок на месте, и червяк на месте.
И снова стопку водки опрокинул
За воротник. И удочку закинул.
И три минуты свита не мигала.
Но на виду удача генерала,
И слово генерала на слуху:
- А, золотая рыбка! На уху!
Возговорила рыбка золотая:
- Пусти меня, служивый, а за дружбу
Я сослужу тебе большую службу,
Достаточно желанья твоего... -
Но генерал не слушал ничего:
- Чего желать, когда я все имею:
И армию, и волю, и идею,
Звезду Героя, голос депутата,
Том мемуаров, ореол и злато,
И то сказать, жена и дочь в меху,
Сын - дипломат... Немедля на уху!
Раздумалась и молвит золотая:
- Герой! Моя судьба не в той воде,
Но что ты скажешь о второй Звезде?
И он махнул: - Согласен на вторую! -
И бросил в воду рыбку золотую.
И грянул гром! Ни свиты, ни машин.
В широком поле он стоит один,
В солдатской гимнастерке, - и зажата
В его руке последняя граната.
А на него идут со всех сторон
Четыре танка из иных времен.
Юрий Кузнецов
* * *
Все опасней в Москве, все несчастней в глуши,
Всюду рыщет нечистая сила.
В морду первому встречному дал от души,
И заныла рука, и заныла.
Все грозней небеса, все темней облака.
Ой, скаженная будет погода!
К перемене погоды заныла рука,
А душа - к перемене народа.
Юрий Кузнецов
* * *
Смотрим прямо, а едем в объезд.
Рыба-птица садится на крест
И кричит в необъятных просторах.
Что кричит, мы того не возьмём
Ни душою, ни поздним умом.
Теснотой и обидой живём.
Заливается ночь соловьём,
День проходит в пустых разговорах.
Жаль, что быстрой езды не люблю
И нельзя провалиться на месте.
Мне поведал проезжий во мгле:
"Перестройка идёт на земле!"
Мне-то что! Хлеб и соль на столе,
И летает жена на метле.
Я чихал на такое известье!
Словно притче, идти по кривой
И о цели гадать по туману.
Там котёл на полнеба рванёт,
Там река не туда повернёт,
Там Иуда народ продаёт.
Всё как будто по плану идёт...
По какому-то адскому плану.
Кто народ превратил в партизан?
Что ни шаг, отовсюду опасность.
"Гласность!" - даже немые кричат,
Но о главном и в мыслях молчат,
Только зубы от страха стучат,
Это стук с того света, где ад.
Я чихал на подобную гласность!
Бог не выдаст, свинья не доест.
Не по мне заварилася каша.
Рыба-птица на хрип перешла,
Докричаться до нас не могла.
Скучно, брат мой! Такие дела.
Особливо когда спохмела...
Жаль души, хоть она и не наша.
Юрий Кузнецов, 1988
Смотреть сквозь мутное окно
В холодные, слепые очи
Светил, угаснувших давно.
Они почти уже остыли
И в синем холоде плывут
Одни, в туманах звездной пыли,
Покуда вовсе не умрут.
И это мощное сиянье,
Пронизывающее тьму -
Лишь путь луча сквозь расстоянье,
Непостижимое уму.
А ты глядишь, завороженный:
- Какая яркая звезда!
Светильник, ангелом зажженный,
Неугасимый никогда...
Иван Голубничий
И примешь тихий постриг в отдаленном
Монастыре, среди дубов и кленов
В молитвах и блаженной нищете...
Потом, когда, приблизившись к черте,
Которой нет светлей и сокровенней,
Познаешь Бога в тайном откровенье,
Уста запечатлевши на Кресте -
В той смертный час пусть ангел осенит
Тебя крылом и чистою молитвой,
Пусть будет светлым твой последний сон!
... Я просыпаюсь. Тишина звенит
Рассвет пронзает ночь холодной бритвой.
Кошмарный день встает со всех сторон.
Иван Голубничий
Федор Сологуб
* * *
Что, Родина моя?.. Как сон больной.
Стою один на улице ночной.
Я потерял любовь и душу сжег,
И горек ужин мой, и дом убог.
Но ни любовь, ни Родину ничуть
Я не виню - я сам утратил путь.
Я просто слишком многого хотел,
И потому остался не у дел.
И на дымящихся развалинах страны
Мои страдания нелепы и смешны.
Я знаю, я не в силах превозмочь
Глухую ночь, разъединенья ночь.
Иван Голубничий